Вот она, красавица Клотильда, сидит за свадебным столом рядом с мужем (обвенчаны уже), принимая славословия немногочисленных гостей. Не до пиров сейчас. Время беспокойное, в Париже король Филипп Август слюнки глотает, оглядываясь на Нормандию, правителей коей по праву считает (так издревле повелось) своими вассалами. Мудр и силен французский престоловладелец, не раз дерзавший спорить с самим Ричардом Львиное Сердце, воином, которому не было равных. Да сложил голову от укуса глупой стрелы, не сравненный по чести и мужеству ни с кем из современников славный английский рыцарь, уступив корону свою брату. Иоанн Плантагенет — совсем другое дело. Три года уж как сидит он на троне славного своего отца и брата, но нет согласия среди его подданных. Слабеет власть Лондона над Норманнскими землями, подтачиваемая и смутами, происходящими на родине короля. А жадный француз, мня себя наследником Карла Великого, жаждет во след этому славному монарху сделаться властителем всей территории, некогда подвластной могущественному франку.

Веселятся гости, радуются слуги и даже собаки, которым немало перепадает сегодня с барского стола. Льются вино и льстивые речи, до коликов смешит собравшихся немыслимыми гримасами шут-горбун, заставляет млеть сердца своей песней явившийся кстати бродячий менестрель. Все хорошо, да не радостна хозяйка бала. Нет-нет да и посмотрит на нее счастливый супруг. Не любовь и не обожание, а искорки злорадства и ненависти вспыхивают тогда в темных глазах Жильбера. На бледных, гладко выбритых щеках его вспыхивает морковный румянец. Крупный, с горбинкой нос, тонкие надменные губы, длинные черные волосы, разметавшиеся по могучим плечам, сливаются с дорогим бархатом камзола — таков старший де Шатуан, чьи предки поселились в этой части Каролингской Нейстрии почти триста лет назад. Карл Простоватый пожаловал Родиона титулом герцога Нормандского, отдав потомкам королей морей земли, которые те и так уже взяли себе, никого не спрашивая. Причем местное население возликовало, радуясь прекращению нескончаемых грабительских набегов. Бывшие бандиты превратились в хозяев. Они не позволят никому посягнуть на свою собственность!

Свой род Генрих Сова вел от Рольфа, младшего из сыновей Харальда Волка, получившего это имя от своего отца Эйрика Бесстрашного, признавшего и взявшего с собой сына Беовульфа, родившегося от саксонской колдуньи Ульрики. Родовой замок, доставшийся Жильберу после смерти отца, который и выстроил эту крепостицу, был невелик. Однако расположен на высоком холме, что могло сильно усложнить возможным врагам ведение осады; кладовые всегда были полны припасов — солониной и сухарями. Глубокий колодец, питаемый подземными ключами, практически не иссякал. Подняв мост, перекинутый через глубокий ров, и затворив дубовые, обшитые железными пластинами ворота, за высокими, сложенными из обтесанного дикого камня стенами с сотней солдат вполне можно просидеть хоть целый год, не зная голода и жажды, выдерживая осаду хотя бы и тысячного войска неприятеля.

Неприступен маленький замок де Шатуана, много кровопролитных штурмов понадобилось бы врагу, чтобы овладеть этой твердыней, да ведь и колосс Рим, правда уже на закате величия своего, пал перед горсткой храбрецов Аллариха, пришедшему через восемьсот лет вослед удачливому галлу, бросившему меч на чашу весов и воскликнувшему: «Горе побежденным!» Есть ключик, способный открыть любую самую толстую, запертую хоть на сотню замков дверь, и имя ему — серебро, которым так туго набиты кошельки богачей и коего так не хватает бедолагам стражникам, что ежатся от осеннего ночного холода на стенах и переминаются с ноги на ногу у ворот.

Именно на это и рассчитывал облаченный в двойную, с длинными рукавами кольчугу, скрывавший свое лицо под глухим забралом шлема, широкоплечий всадник, на вороном жеребце мчавшийся через лес в окрестностях Шато-де-Шатуан во главе пятидесяти конных воинов. Был он зловещим посланником государя франков.

Отряд остановился напротив ворот, и, услышав голос стражника, окликнувшего его сверху, рыцарь назвался. На стенах замка случилось какое-то замешательство, раздались крики, несколько раз звякнуло железо, пропела выпущенная из самострела стрела, и все стихло, но лишь на несколько секунд. Заскрипел ворот подъемного устройства, и цепи, лязгнув, нехотя принялись опускать мост. Не потребовалось ударов тарана, чтобы открылись дубовые ворота, поднялась железная решетка, и всадники, вслед за предводителем, не мешкая въехали во внешний двор. Не слезая с коня, рыцарь перекинулся несколькими фразами с подошедшим стражником и бросил тому увесистый кошель.

— Мишель, Кристиан, вы с вашими десятками — за мной, — крикнул командир отряда через плечо своим спутникам. — Остальные с Бертраном пойдут за ним. — Он указал на стражника. — И позаботьтесь, чтобы нам никто не мешал.

Воины начали немедленно выполнять приказания, и рыцарь беспрепятственно проник во внутренний двор, где он и его воины, спешившись, звеня оружием и кольчугами, побежали вверх по дубовым подгнившим ступеням наружной лестницы. По пути предводитель еще дважды отстегнул от пояса и бросил встречавшим его с поклонами стражникам небольшие, но тяжелые кожаные мешочки. Наконец все двадцать воинов в сопровождении двух замковых охранников достигли ворот, ведущих в главную залу. Тут рыцарь снял с пояса последний, четвертый кошель и шепотом отдал приказания стоявшим у дверей, вооруженным секирами охранникам.

Дверь с грохотом распахнулась, и не успели ошеломленные внезапным появлением незнакомцев мужчины, предававшиеся возлияниям за свадебным столом, схватиться за оружие, как каждый из них почувствовал упирающееся ему прямо в горло острие привычного к битвам клинка. Раздались испуганные возгласы и вскрики женщин. Засвистели стрелы, и двое смельчаков из не изменивших своему барону дружинников рухнули на пол. Раздался грозный собачий лай, распрямившиеся с хлесткими щелчками арбалетные тетивы заставили умолкнуть бесстрашных животных.

Рыцарь приблизился к сидевшей во главе стола чете молодых супругов.

— Встань, Жильбер де Шатуан, — глухо, точно со дна колодца, прозвучал из-под забрала кованого шлема его голос.

Хозяин замка не шелохнулся.

— Кто ты и по какому праву врываешься сюда с оружием? — надменно спросил он, смерив покрытого дорожной пылью наглеца презрительным взглядом. — И как осмеливаешься приказывать мне в моем доме?

— В твоем доме, изменник? — переспросил рыцарь, и даже сталь шлема не сгладила издевки, прозвучавшей в тоне воина. — Это больше не твой дом, ты опозорил имя своего отца, предал своего сюзерена, короля Филиппа Августа.

— Убирайся прочь! — закричал Жильбер. — Я верный вассал герцога Нормандского, короля английского Иоанна! Прочь отсюда! Эй, стража!

— Ты всегда был глупцом, Жильбер, глупцом недостойным мудрости совы, украшающей герб отца, — произнес с презрением рыцарь и сделал знак стоявшим рядом с ним воинам. Те быстро сняли с господина шлем. Его русые волосы упали на могучие плечи. И без того бледное лицо госпожи Клотильды помертвело, едва она взглянула в серые, наполненные гневным торжеством глаза рыцаря.

Среди гостей пронесся ропот:

— Анслен, младший сын Генриха… Неужели… Он, и в самом деле — он… А говорили, что он погиб… Да нет, это точно он, да как возмужал… Да, да, это малыш Анслен.

— Это ты? — словно не желая верить своим глазам, проговорил Жильбер. — Я думал, ты в Венеции с Виллардуэном.

— Ты думал, что я в могиле, — с улыбкой поправил Анслен брата. — Но на тот свет отправился не я, а твой бретёр, которому не хватило умения владеть оружием. Он оставил мне на память вот это… — Большим пальцем руки, одетой в кольчужную рукавицу, рыцарь указал на украшавший его левую щеку шрам. — И вот это, — Анслен повернулся к стоявшему рядом воину, — Кристиан.

Тот протянул господину золотой перстень. Анслен взглянул на него и, усмехнувшись, бросил на стол увенчанное головой совы, в глазницах которой светились два изумруда, кольцо. Клотильда, едва увидев перстень, вскрикнула и посмотрела на мужа. Тот поднялся.