«Слово» было напечатано в том же 1771 году. Через год, когда отмечалось совершеннолетие Павла, Новиков в новом журнале «Живописец» перепечатал фонвизинское «Слово», поскольку оно отлично выражало мнение передовых людей о екатерининском царствовании и о новом государе.
Период с июня 1772 по сентябрь 1773 года оказался бурным. Екатерина отложила торжества, связанные с совершеннолетием сына, на год, объявив, что необходимо прежде женить Павла. Императрица не собиралась уступать престол своему сыну. Она принимала самые энергичные меры, чтобы изолировать Павла от всех недовольных ее политикой. Совершеннолетие и женитьба Павла давали ей повод отстранить Панина от наследника: воспитание закончилось. Во дворце с новой силой закипели интриги. Положение было крайне напряженным — речь шла не о малом. Приход нового монарха мог круто изменить всю политику. В одном из писем к сестре, осторожно, без подробностей, но все же довольно красноречиво Фонвизин рассказал о том, что происходило в Петербурге, во дворце. «Развращенность здешнюю описывать излишне. Ни в каком скаредном приказе нет таких стряпческих интриг, какие у нашего двора всеминутно происходят». «Мы в очень плачевном состоянии. Все интриги и все струны настроены, чтобы графа (Н. Панина. — Г. М.) отдалить от великого князя». «Ужасное состояние. Я ничего у бога не прошу, как чтоб вынес меня с честью из этого ада».
Екатерина оказалась сильнее оппозиции. Женив сына в сентябре 1773 года, она специальным указом отстранила Панина от наследника, щедро наградив его за воспитание. Вопрос о передаче власти Павлу был снят. Екатерина приблизила к себе сына, объявив, что сама будет посвящать его в дела по управлению империей. Планы Фонвизина рухнули. Но политические убеждения, вера, что только мирным путем и только волей просвещенного монарха можно проводить нужную всему народу политику, вновь и вновь заставляют Фонвизина принимать участие в опасных политических делах, вынуждают возлагать надежду все на того же Павла. Ведь должен же, казалось, наступить день, когда он займет по закону престол.
Осенью 1773 года на далеком Яике вспыхнуло восстание. С каждым месяцем оно ширилось и росло, распространяясь по России. Во главе его встал Емельян Пугачев. Через год восстание охватило уже центральные губернии. Армии Пугачева шли к Москве. Царские генералы терпели поражения от мужицких полководцев. В эту тревожную для Екатерины годину Н. Панин вновь повел активную борьбу за осуществление своих планов.
Позже Н. Панин заставил выступить Павла. Наследник потребовал от матери, чтобы его допустили к управлению империей. Он вручил Екатерине целую книгу проектов по реорганизации государственного управления. Начиналась книга «Рассуждением о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для защиты оного, и касательно обороны всех пределов». «Рассуждение о государстве вообще» в значительной мере посвящено военным делам. Но в вводной части давалась характеристика русского государства за годы царствования Екатерины: «Государство наше теперь в таком положении, что необходимо надобен ему покой. Война, продолжавшаяся пять лет, польские беспокойства одиннадцать лет, да к тому же и оренбургские замешательства, кои начало имеют от неспокойствия яицких казаков, уже несколько лет перед сим начавшегося, довольные суть причины к помышлению о мире, ибо все она изнуряет государство людьми, а через то и уменьшает хлебопашество, опустошая земли. Хотя в нашу пользу война сия была, но сколько мы потерпели в то самое время недородами, язвой, которая, конечно, следствием войны были, беспокойствами внутренними, а больше того еще рекрутскими наборами». Автор решительно требует «мира», «тишины» для народа: «Теперь остается только желать долгого мира».
Осторожно говорится о необходимости реформ «для обеспечения внутреннего спокойствия». «Когда сняты будут налоги, просечены наряды с земли, то каждый, не лишаясь имения своею, отцы — детей, а господа — тех, коих трудами живут, не будут иметь причин негодования, и тогда-то пресекутся главные причины неудовольствия».[1]
Представленные Павлом проекты переполошили Екатерину. Они свидетельствовали о серьезных намерениях наследника и его группы. Именно в это время императрица приближает к себе Потемкина и, опираясь на него, начинает принимать крутые меры, чтобы, с одной стороны, укрепить свое влияние, а с другой— раз и навсегда пресечь попытки недовольных ее политикой возвести на престол законного монарха Павла.
В 1777 году Фонвизин печатает подготовленный им перевод политического сочинения французского просветителя Тома «Похвальное слово Марку Аврелию».
Римский император Марк Аврелий был показан в просветительской литературе как идеальный монарх философ. Книга являлась сводом политических требований просветителей к царствующим особам, в которой автор торжественно объявлял, что говорит «гласом вольности» перед императором-тираном. Перевод оказывался своеобразной школой гражданского воспитания. Читатель жадно воспринимал многочисленные политические суждения этого «Слова»: «О боже, не создал ты ни царей быть утеснителями, ни народы быть утесненными». Противник рабства, Фонвизин с удовлетворением приводил слова Марка Аврелия: «Я начинаю вольностию, римляне, ибо вольность есть первое право человека, право повиноваться единым законам и, кроме их, ничего не бояться. Горе рабу, страшащемуся произносить ее имя! Горе той стране, где изречение его вменяется в преступление».
В сентябре 1777 года Фонвизин отправился во Францию. Секретарь Коллегии иностранных дел, помощник министра, он был всюду встречаем с уважением и почетом. Во время путешествия Фонвизин вел «журнал», который в виде писем к Петру Панину и сестре Федосье Ивановне регулярно отправлял в Москву. Плод точных и трезвых наблюдений, «Письма из Франции», пожалуй, впервые давали русскому читателю правдивую картину быта и нравов, политического и экономического положения, культуры и жизни французского общества накануне буржуазной революции. Белинский сразу уловил это: «Читая их, вы чувствуете уже начало французской революции и этой страшной картине французского общества, так мастерски нарисованной нашим путешественником».[1]
Фонвизин посещает фабрики и суды, церкви и больницы, библиотеки и музеи, читает книги по истории, экономике и коммерции Франции, изучает юриспруденцию, литературу, философию; он не стремится в Версаль, а встречается с учеными, администраторами, писателями, заводит разговоры со встречными людьми, расспрашивает обо всем, и—важнейшая черта фонвизинского путешествия — он рассказывает сам о своем отечестве, о русском народе, русской литературе, русском языке, русском климате, поражаясь всякий раз тому, как обидно мало знают во Франции о России.
В своих суждениях Фонвизин объективен. Только что въехав во Францию, он немедленно с радостью отмечает: «Дороги в сем государстве очень хороши». Посетив лионские «фабрики шелковых изделий», оп приходит к выводу: «По справедливости сказать, сии мануфактуры в таком совершенстве, до которого другим землям доходить трудно». Приглядываясь к французскому дворянству, он, сам дворянин, обличавший невежество и паразитизм русского «благородного сословия», делает заключение — французское дворянство не лучше. «При невероятном множестве способов к просвещению, глубокое невежество весьма нередко. Оно сопровождается еще и ужасным суеверием. Попы, имея в своих руках воспитание, вселяют в людей, с одной стороны, рабскую привязанность к химерам, выгодным для духовенства, а с другой — сильное отвращение к здравому рассудку. Таково почти все дворянство».
Фонвизин увидел Францию, изнывающую под тираническим режимом Людовика XVI, опутанную властью фаворитов, продажных воров-чиновников; его письма — это страстное обвинение деспотического правления французского короля.
6
По возвращении из путешествия Фонвизин приступил к работе над новой комедией, которую он назвал «Недоросль». Беседы с Н.Паниным о положении в России привели к решению готовить проект «фундаментальных законов» для будущего императора Павла. Екатерина так упрочила свою власть, Потемкин взял такую силу, что нечего было и думать о каких-либо активных действиях в пользу Павла сейчас. Оставалось ждать естественного хода событий. Только смерть Екатерины открывала дорогу Павлу к престолу. Именно для будущего и писались эти «фундаментальные законы». Панин был уже стар и болен, — ему шел седьмой десяток. Мало было надежды, что он доживет до того счастливого дня, когда сможет занять место первого советника у своего воспитанника. Гражданское чувство долга заставляло приступить к работе именно сейчас. Служба в коллегии отнимала много времени. В часы досуга Никита Панин и Фонвизин, а иногда и приезжавший Петр Панин в совместных беседах вырабатывали «фундаментальные права, не пременяемые на все времена никакою властию». Фонвизин взял на себя труд написать политическое введение к этим проектам — «Рассуждение о непременных государственных законах». По-прежнему возлагая надежду только на Павла, он все менее начинал верить в возможность его вступления на престол. Годы шли, тираническое правление Екатерины приносило все больше и больше бедствий стране, Павел все более отдалялся от власти... Фонвизин был практическим деятелем; когда он видел возможность прихода Павла к власти, он со всей страстью политического бойца способствовал этому. Когда воцарение Павла отодвигалось в далекое будущее, да и вообще становилось проблематичным, он все свои силы решил отдать борьбе с Екатериной и ее политикой. Новым в произведениях Фонвизина 80-х годов, художественных и политических, и была беспримерная по смелости, открытая борьба с екатерининским самовластием.
