Как ни велик и силен Слон,
Однако же и он
Поиман мудростью людскою:
Превосходительный тяжелою стопою
Ступил по хворосту — и провалился в ров.
Чрез час потом и Мышь подверглась той же доле.
Но Мышке там простор; она, не тратя слов,
Пошла карабкаться и выпрыгнула в поле;
А великан мой, став по нужде философ,
Не могши в западне ниже пошевелиться:
«Увы! — кричит. — К чему ведет нас толщина?
Что в росте? Мелочным не страх и провалиться,
И Мышка в западне свободнее Слона!»
<1810>
95. БЫК И КОРОВА{*}
«Как жалок ты! — Быку Корова говорила.—
Судьба тебя на труд всегдашний осудила».
Наутро повели Корову на убой,
К закланию богам. Бык, вспомни речь вчерашню,
«Гордись, красавица, — сказал, — своей судьбой:
Ты к алтарям идешь, а я — опять на пашню».
<1810>
96. БОБР, КАБАН И ГОРНОСТАЙ{*}
Кабан, да Бобр, и Горностай
Стакнулись к выгодам искать себе дороги.
По долгом странствии, в пути отбивши ноги,
Приходят наконец в обетованный край,
Привольный для всего; однако ж этот рай
Был окружен болотом,
Вместилищем и жаб и змей.
Что делать? Никаким не можно изворотом
Болота миновать, а кто себе злодей?
Кому охотно жизнь отваживать без славы?
В раздумьи путники стоят у переправы.
«Осмелюсь», — Горностай помыслил; и слегка
Он лапку вброд и вон, и одаль в два прыжка:
«Нет! братцы, — говорит, — по совести признаться,
Со всем обилием край этот не хорош;
Чтоб вход к нему найти, так должно замараться,
А мне и пятнышко ужаснее, чем нож!»
— «Ребята! — Бобр сказал. — С терпеньем
И уменьем
Добьешься до всего; я в две недели мост
Исправный здесь построю:
Тогда мы перейдем к довольству и покою;
И гады в стороне, и не замаран хвост;
Вся сила не спешить и бодрствовать в надежде».
— «В полмесяца? пустяк! я буду там и прежде», —
Вскричал Кабан — и разом вброд:
Ушел по рыло в топь, и змей и жаб — всё давит,
Ногами бьет, пыхтит, упорно к цели правит,
И хватски на берег из мутных вылез вод.
Меж тем как на другом товарищи зевают,
Кабан, встряхнувшися, надменный принял вид
И чрез болото к ним с презрением хрючит:
«Вот как по-нашему дорогу пробивают!»
<1818>
Книга третья
97. КОТ, ЛАСТОЧКА И КРОЛИК{*}
Случилось Кролику от дома отлучиться,
Иль лучше: он пошел Авроре поклониться
На тмине, вспрыснутом росой.
Здоров, спокоен и на воле,
Попрыгав, пощипав муравки свежей в поле,
Приходит Кроличек домой,
И что же? — чуть его не подкосились ноги!
Он видит: Ласточка расставливает там
Своих пенатов по углам!
«Во сне ли я иль нет? Странноприимны боги!» —
Изгнанник возопил
Из отческого дома.
«Что надобно?» — вопрос хозяйки новой был.
«Чтоб ты, сударыня, без грома
Скорей отсюда вон! — ей Кролик отвечал. —
Пока я всех мышей на помощь не призвал».
— «Мне выдти вон? — она вскричала. — Вот прекрасно!
Да что за право самовластно?
Кто дал тебе его? И стоит ли войны
Нора, в которую и сам ползком ты входишь?
Но пусть и царство будь: не все ль мы здесь равны?
И где, скажи мне, ты находишь,
Что бог, создавши свет, его размежевал?
Бог создал Ласточку, тебя и Дромадера;
А землемера
Отнюдь не создавал.
Кто ж боле права дал на эту десятину
Петрушке Кролику, племяннику иль сыну
Филата, Фефела, чем Карпу или мне?
Пустое, брат! земля всем служит наравне;
Ты первый захватил — тебе принадлежала;
Ты вышел — я пришла, моею норка стала».
Петр Кролик приводил в дово́д
Обычай, давность. «Их законом, —
Он утверждал, — введен в владение наш род
Бесспорно этим домом,
Который Кроликом Софроном
Отказан, справлен был за сына своего
Ивана Кролика; по смерти же его
Достался, в силу права,
Тож сыну, именно мне, Кролику Петру;
Но если думаешь, что вру,