Как будто совести почувствуя улику.

«Всещедрый царь-отец! —

Ответствовала Льву с запинкой наконец. —

Индеек... малую толику».

   <1805>

71. ЛАСТОЧКА И ПТИЧКИ{*}

Летунья Ласточка и там и сям бывала,

Про многое слыхала,

И многое видала,

А потому она

И боле многих знала.

Пришла весна,

И стали сеять лен. «Не по сердцу мне это! —

Пичужечкам она твердит. —

Сама я не боюсь, но вас жаль; придет лето,

И это семя вам напасти породит;

Произведет силки и сетки,

И будет вам виной

Иль смерти, иль неволи злой;

Страшитесь вертела и клетки!

Но ум поправит всё, и вот его совет:

Слетитесь на загон и выклюйте всё семя».

— «Пустое! — рассмеясь, вскричало мелко племя. —

Как будто нам в полях другого корма нет!»

Чрез сколько дней потом, не знаю,

Лен вышел, начал зеленеть,

А птичка ту же песню петь.

«Эй, худу быть! еще вам, птички, предвещаю:

Не дайте льну созреть;

Вон с корнем! или вам придет дождаться лиха!»

— «Молчи, зловещая вралиха! —

Вскричали птички ей. —

Ты думаешь, легко выщипывать всё поле!»

Еще прошло десяток дней,

А может, и гораздо боле,

Лен вырос и созрел.

«Ну, птички, вот уж лен поспел;

Как хочете меня зовите, —

Сказала Ласточка, — а я в последний раз

Еще пришла наставить вас:

Теперь того и ждите,

Что пахари начнут хлеб с поля убирать,

А после с вами воевать:

Силками вас ловить, из ружей убивать

И сетью накрывать;

Избавиться такого бедства

Другого нет вам средства,

Как дале, дале прочь. Но вы не журавли,

Для вас ведь море край земли;

Так лучше ближе приютиться,

Забиться в гнездышко да в нем не шевелиться»,

— «Пошла, пошла! других стращай

Своим ты вздором! —

Вскричали пташечки ей хором. —

А нам гулять ты не мешай».

И так они в полях летали да летали,

Да в клетку и попали.

Всяк только своему рассудку вслед идет;

А верует беде не прежде, как придет.

   <1797>

72. ЧАСОВАЯ СТРЕЛКА{*}

«Кто равен мне? Солдат, любовник, сочинитель,

И сторож, и министр, и алтарей служитель,

И доктор, и больной, и самый государь —

Все чувствуют, что я важней, чем календарь!

Я каждому из них минуты означаю;

Деля и день и ночь, я время измеряю!»

Так, видя на нее зевающий народ,

Хвалилась Стрелка часовая,

Меж тем как бедная пружина, продолжая

Невидимый свой путь, давала Стрелке ход!

Пружина — секретарь; а Стрелка, между нами...

Но вы умны: смекайте сами.

   <1805>

73. ЧЕЛОВЕК И КОНЬ{*}

Читатели! хотите ль знать,

Как лошадь нам покорна стала?

Когда семья людей за лакомство считала

Коренья, желуди жевать;

Когда еще не так, как ныне,

Не знали ни карет, ни шор, ни хомутов;

На стойлах не было коней, ни лошаков,

И вольно было жить, где хочешь, всей скотине,

В те времена Олень, поссорившись с Конем,

Пырнул его рогами.

Конь был и сам с огнем,

И мог бы отплатить, да на бегу ногами

Не так проворен, как Олень;

Гоняяся за ним напрасно, стал он в пень.

Что делать? Мщение от века

Пружина важная сердец;

И Конь прибегнул наконец

К искусству человека.

А тот и рад служить: скотину он взнуздал,

Вспрыгнул к ней на спину и столько рыси дал,

Что прыткий наш Олень в минуту стал их жертвой:

Настигнут, поражен и пал пред ними мертвый.

Тогда помощника она благодарит:

«Ты мой спаситель! — говорит; —

Мне не забыть того, пока жива я буду;

А между тем... уже невмочь моей спине,

Нельзя ль сойти с меня? Пора мне в степь отсюду!»

— «Зачем же не ко мне?—

Сказал ей Человек. — В степи какой ждать холи?

А у меня живи в опрятстве и красе