Супругу говорит: «Послушай, жизнь моя,

Мне к празднику нужна обнова:

Пожалуй, у мадам Бобри купи тюрбан;

Да слушай, душенька: мне хочется экран

Для моего камина;

А от нее ведь три шага

До английского магазина;

Да если б там еще... нет, слишком дорога!

А ужасть как мила!» — «Да что, мой свет, такое?»

— «Нет, папенька, так, так, пустое...

По чести, мне твоих расходов жаль».

— «Да что, скажи, откройся смело;

Расходы знать мое, а не твое уж дело».

— «Меня... стыжусь... пленила шаль;

Послушай, ангел мой! она такая точно,

Какую, помнишь ты, выписывал нарочно

Князь для княгини, как у князя праздник был».

С последним словом прыг на шею

И чок два раза в лоб, примолвя: «Как ты мил!»

— «Изволь, изволь, я рад со всей моей душею

Услуживать тебе, мой свет! —

Был мужнин ей ответ. —

Карету!.. Только вряд поспеть уж мне к обеду!

Да я... в Дворянский клуб оттоле заверну».

— «Ах, мой жизненочек! как тешишь ты жену!

Ступай же, Ванечка, скорее»; — «Еду, еду!»

И Ванечка седой,

Простясь с женою молодой,

В карету с помощью двух долгих слуг втащился,

Сел, крякнул, покатился.

Но он лишь со двора, а гость к нему на двор —

Угодник дамский, Миловзор,

Взлетел на лестницу и прямо порх к уборной.

«Ах! я лишь думала! как мил!» — «Слуга покорный».

— «А я одна». — «Одне? тем лучше! где же он?»

— «Кто? муж?» — «Ваш нежный Купидон».

— «Какой, по чести, ты ругатель!»

— «По крайней мере я всех милых обожатель.

Однако ж это ведь не ложь,

Что друг мой на него хоть несколько похож».

— «То есть он так же стар, хотя не так прекрасен»,

— «Нет! Я вам докажу». — «О! этот труд напрасен».

— «Без шуток, слушайте: тот слеп, а этот крив;

Не сходны ли ж они?» — «Ах, как ты злоречив!»

— «Простите, перестану…

Да! покажите мне диванну:

Ведь я еще ее в отделке не видал;

Уж, верно, это храм! Храм вкуса!» — «Отгадал».

— «Конечно, и... любви?» — «Увы! еще не знаю.

Угодно поглядеть?» — «От всей души желаю».

О бедный муж! спеши иль после не тужи,

И от дивана ключ в кармане ты держи:

Диван для городской вострушки,

Когда на нем она сам-друг,

Опаснее, чем для пастушки

Средь рощицы зеленый луг,

И эта выдумка диванов,

По чести, месть нам от султанов!

Но как ни рассуждай, а Миловзор уж там,

Рассматривает всё, любуется, дивится;

Амур же, прикорнув на столике к часам,

Приставил к стрелке перст, и стрелка не вертится,

Чтоб двум любовникам часов досадный бой

Не вспоминал того, что скоро возвратится

Вулкан домой.

А он, как в руку сон!.. Судьбы того хотели!

На тяжких вереях вороты заскрипели,

Бич хлопнул, и супруг с торжественным лицом

Явился на конях усталых пред крыльцом,

Уж он на лестнице, таща в руках покупку,

Торопится свою обрадовать голубку,

Уж он и в комнате, а верная жена

Сидит, не думая об нем, и не одна.

Но вы, красавицы, одной с Премилой масти,

Не ахайте об ней и успокойте дух!

Ее пенаты с ней, так ей ли ждать напасти?

Фиделька резвая, ее надежный друг,

Которая лежала,

Свернувшися клубком,

На солнышке перед окном,

Вдруг ветрепенулася, вскочила, побежала

К дверям и, как разумный зверь,

Приставила ушко, потом толк лапкой в дверь,

Ушла и возвратилась с лаем.

Тогда ж другой пенат, зовомый попугаем,

Три раза вестовой из клетки подал знак,

Вскричавши: «Кто пришел? дурак!»

Премила вздрогнула, и Миловзор подобно;

И тот, и та — о, время злобно!

О, непредвиденна беда! —

Бросаяся туда, сюда,

Решились так, чтоб ей остаться,

А гостю спрятаться хотя позадь дверей, —

О женщины! могу признаться,

Что вы гораздо нас хитрей!

Кто мог бы отгадать, чем кончилась тревога?

Муж, в двери выставя расцветшие два рога,

Вошел в диванную и видит, что жена

Вполглаза на него глядит сквозь тонка сна;

Он ближе к ней — она проснулась,

Зевнула, потянулась;

Потом,

Простерши к мужу руки:

«Каким же, — говорит ему, — я крепким сном