Открыл мне, проведя чрез слезы, скорбь и ропот.

Свидетель будешь ты уже поры иной:

Быть может, наши Сны сочтешь уже мечтой

И сказкой наш удел и наших дней страданья...

Молю — да будет так!..

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

Есть домик — он теперь глядит уж старцем сирым,

Но некогда он мне казался целым миром!

Уютно он стоит между берез и лип;

У дома спуск крутой; а там — реки изгиб,

И за рекою луч, сквозь дождевую тучу,

Блестит на городке, на домах, сбитых в кучу.

Веселый смех детей, как в роще пенье птиц,

Звучит в том домике; в нем нет угрюмых лиц,

И видимо на всем благословенье бога,

Хоть бедность не чужда была его порога;

Зато там был приют простых и добрых чувств

И билися сердца при имени искусств.

Искусства труженик, без жажды славы лживой,

Отец мой там обрел приют себе счастливый.

Что в жизни вынес он, каким достиг путем

Житейской мудрости — не знали мы о том...

Вокруг его друзья немногие сбирались;

Все вместе старились... лишь смертью разлучались...

Нам свято имя их: они учили нас...

Но он, божественный, бывало, углубясь,

Как бы исполненный душевного виденья,

Он пишет в мастерской святых изображенья, —

Всё из саду к нему заглядываем мы...

Всё было чудно нам средь влажной полутьмы

В пространной мастерской: болезненная дума

В лице художника, творящего без шума,

В самозабвении, статуи возле стен,

Холодные как смерть, и подвижной манкен

С румяной маскою, с горою кудрей жестких,

Седящий как пророк на плотничьих подмостках.

Но бросил кисть отец, и «дети» крикнул нам,

И мы со всех сторон бежим по цветникам,

Все, даже меньшие, к нему, привстав на цыпки,

Руками тянутся и ждут его улыбки...

О, много я часов в той мрачной мастерской

Провел потом, носясь бог знает где душой!..

Из братьев я хоть был всех старее годами,

Но разум спал во мне, как озимь под снегами...

Когда сбирались мы в кружок по вечерам

И мать из Библии урок читала нам,

Тяжелый сон меня одолевал при чтенье...

Но помню, раз она о первых днях творенья

Рассказывала нам по книге Бытия, —

Впервые изумлен, внимал прилежно я,

И после чтения, как братья шли уж в спальни,

Тихонько убежал я сада в угол дальний

И, взоры устремив на звездный свод небес,

Казалось, понял смысл прочитанных чудес.

С тех пор ума во мне господень перст коснулся,

И он от праздного бездействия очнулся.

И много лет потом я помнил этот миг,

И посвятил ему свой первый детский стих.

Когда же мать моя нашла его случайно,

Я, вспыхнув, убежал, стыдясь за труд свой тайный,

И плакал я, когда она меня нашла,

И кудри гладила, и с лаской обняла,

Стараясь мне взглянуть в потупленные очи...

Я точно вышел вдруг на свет из мрака ночи,

И в чудном блеске мне являются всегда

И отрочества дни, и школьные года,

Когда беспечно пел я солнце, моря волны,

Волною на песок закинутые челны

И дев невидимых, которых посвящал

Я в красоты лесов, пустынь и диких скал.

Но город, где я рос, мой дар считал юродством.

Хоть люди в нем цвели от праздности дородством,

Но праздность видели в занятиях моих

И кару в худобе моей за чтенье книг.

И лишь немногие и близкие знакомцы

Да бурсы городской смиренные питомцы

Мои творения читали — кто бранил,

Кто неумеренной хвалой превозносил.

Но я почувствовал, что их суда мне мало.

Иное поприще мечта мне открывала.

К нам быстрая молва за вестью весть несла,

Что в мире поднялась борьба добра и зла,