«Знали, Гудруна, вы с матерью — чей был Сигурд!
Знали, что едет он сватов за мной посылать!
Зельем ли вы опоили его на пиру,
Чарами ль память отшибли, — но в этот же день
Дочь обручила, Гудруну, с ним нежная мать!
Что? вы подумали, что же со мной будет, что?
Жизнь мою, сердце мое — пожалели тогда?
Смерили бездну, куда вы втоптали его,
Бездну, где в вечной ночи нет ни солнца, ни звезд,
Разве из ада лишь жгучее пламя пахнет,
Слышны лишь стоны, проклятья да скрежет зубов
Муки осмеянной — чистой как небо любви!
С ним — когда ластилась с подлой ты страстью к нему,
В неге постыдной гася в нем божественный дух,
Лаской кошачьей геройство в нем тщась усыпить,
Думала ль ты, что тут подле же, о бок с тобой —
Та, чьи обманом украли вы честь и права,
Та, для которой любовь — это подвиг и долг?!
Думала, да!.. но судила о ней по себе:
«О, покорится!.. Не тот, так другого нашла!
Родом не ниже, красавец, Морской же Король» —
Душу, несчастная, в разум-то взять ли тебе,
Душу — небесный тот свет, что нам светит в богах,
То, что в Валгалле нас вводит в их радостный круг!
Слушайте ж все теперь. Да! это дело — мое!
Всё, как задумала, всё довела до конца.
Сватов Гуннара заставила выслать ко мне.
В дом их, в семью их — невесткою ей — я вошла.
В муже — ив братьях ее стала зависть будить.
Стала им зло на Сигурда нашептывать я.
Стала пророчить им тяжкую долю и стыд.
Будет, твердила, Сигурд здесь один королем.
Мужу Гудруна покоя не даст ни на миг —
Со свету всех нас сживет или пустит с сумой.
В рунах стоит: «На Сигурда — Сигурдов лишь меч».
Меч его надобно было тихонько достать.
Ночью — вы спали — в светлицу прокралась я к вам...
Месяц тебя освещал у него на груди,
Меч же высоко над вами висел на стене:
Через тебя я ступила, чтоб снять его там...
Мысль: «Не тебя ль заколоть?» — промелькнула, но вмиг,
Как от шмеля, от нее отмахнулася я!..
В ночь это было вчера, а с зарей этот меч
Сделал уж дело свое — у Гуннара в руках!
Да, у Гуннара, и все твои братья с ним, — всех
Я натравила и в волю свою привела...
Волчью срубила им печень с кусками змеи,
В крепкую брагу — из жабы им желчь подлила, —
Ели и пили всю ночь — и озлились вконец!»
В ужасе Медди к Урлунде прижалась плечом.
Ждут с любопытством Герварда с Гермундой конца;
С дрожью всем телом провидица Гильда сидит.
Пристальный взор свой соколий в Брингильду вперив.
Тихо рыдала Гудруна, закрывши лицо.
К ней обратила Брингильда последнюю речь:
«Слушай. Теперь в моем сердце нет зла на тебя.
Всё, что давило, как снег растопилось с души,
Ей и легко, и светло-как тогда, на горе,
В замке, в тот миг, как Сигурда увидела я.
Даже... тебе утешенье могу я сказать...
Взор мой в грядущее видит теперь далеко...
Крови там... крови... В крови ваш погибнет весь род...
Этли отмстит за Сигурда... но ты... ты найдешь
В мстителе счастье свое... и забудешь о нас...
Разве как сон какой вспомнишь, как будто твой дух
В чудное царство взлетал, где всё чуждо ему,
Где всё давило, как вечные горы, его —
Люди, их облики, души и замыслы их, —
Вспомнишь — душа содрогнется, как робкий пловец,
Вдруг очутясь в океане на утлой ладье,
И пожелаешь домой, поскорее домой,
К детям и мужу, к рабыням и прялке своей.
Будет ужасен на первое время мой образ тебе!
Злой и холодной Валкирией буду казаться я вам, —
Новое ж счастье тебя и со мной примирит.
Этого счастья, ты скажешь, она б не могла
Здесь ни себе, ни другому кому-либо дать, —
И скажешь правду!.. Не здешнее — счастье мое!
Счастье мое — и не здешняя мера ему,
Счастье мое без конца, без предела и — с ним!»
Властно перстом на Сигурда при сем указав,
Радостным вся торжеством просияла она,
И, как бы взором во глубь проницая небес,
Медленно, голосом твердым, сказала еще:
«Боги с престолов своих уж взирают на нас,
Мчатся навстречу валкирии к новой сестре,
В славу героя герои мечами стучат о щиты —
Брачный в Валгалле готовят нам пир».
И, обратившись к рабыням: «Подайте венец», —
Словно на пир, непоспешно, надела его.
Встала коленом к Сигурду на одр и еще
Слово сказала: «Последняя воля моя —
Вы на одном нас с Сигурдом сожгите костре».