А кто любит их — мягка

В том душа и незлобива,

И к добру она чутка,

И растит его, как нива».

   1860

ДВА БЕСА

В скиту давно забытом, в чаще леса,

Укрылися от бури, в дождь, два беса, —

Продрогшие, промокши от дождя,

Они тряслись, зуб с зубом не сводя.

Один был толст, коротенькие ножки,

А головою — смесь вола и кошки;

Другой — высок, с собачьей головой,

И хвост крючком, сам тонкий и худой.

Тот, как вломился, и присел у печки,

И с виду был смиреннее овечки;

Другой зато метался и ворчал

И в бешенстве зубами скрежетал.

«Ну уж житье! — ворчал он. — Мокни, дрогни,

И всё одно, что завтра, что сегодни!

Ждать мочи нет! Уж так подведено,

Что, кажется, всё рухнуть бы должно, —

Ан — держится! — Он плюнул от досады. —

Работаешь, и нет тебе награды!»

Толстяк смотрел, прищуря левый глаз,

Над бешеным товарищем смеясь,

И молвил: «Эх, вы, бесы нетерпенья!

Такой ли век теперь и поколенье,

Чтоб нам роптать? Я каждый день тащу

Десяток душ — сам цел и не грущу!

То ль было прежде? Вспомни хоть, как секли

Святые нас! Здесь выпорют, а в пекле

Еще потом подбавят, как придешь!

И вспомнить-то — кидает в жар и дрожь!

На этом месте, помню я, спасался

Блаженный. Я ль над ним не постарался!

Топил в болотах, по лесам

Дней по пяти кружил; являлся сам,

То девицей являлся, то во звере —

Он аки столб неколебим был в вере!

Я наконец оставил. Заходить

Стал так к нему, чтобы поговорить,

Погреться. Он, бывало, тут читает,

А я в углу. И вот он начинает

Мне проповедь: не стыдно ли, о бес,

Ты мечешься весь век свой, аки пес,

Чтоб совратить людей с пути блаженства!..

Ах, говорю я, ваше, мол, степенство,

Чай знаете, я разве сам собой?

У каждого у нас начальник свой,

И видишь сам, хоть из моей же хари,

Какая жизнь для подначальной твари!

Да я б тебя не тронул и вовек, —

Ан спросят ведь: что, оный человек

Сияет всё еще, свече подобно?

Да на спине и выпишут подробно,

Зачем еще сияет!.. Вот и знай,

И нынешний народ ты не ругай!

Где к кабаку лишь покажи дорогу,

Где подтолкни, а где подставь лишь ногу —

И все твои!..» — «Эх, вы, — вскричал другой, —

Рутина! Ветошь!.. Век бы только свой

Вам преть вокруг купчих, чтоб их скоромить

Иль дочек их с гусарами знакомить!

Не то уж нынче принято у нас:

Мы действуем на убежденья масс,

Так их ведем, чтоб им ни пить, ни кушать,

А без разбору только б рушить, рушить!

В них разожги все страсти, раздразни,

Все заповеди им переверни:

Пусть вместо «не убий» — «убий» читают

(Седьмую уж и так не соблюдают!).

«Не пожелай» — десятая — пускай

Напишут на скрижалях: «пожелай», —

Тут дело о принципах. Пусть их сами

Работают, подтолкнутые нами!

Об нас же пусть помину нет! Зачем!

Пусть думают, что нас и нет совсем,

Что мы — мечта, невежества созданье,

Что нам и места нет средь мирозданья!

Пусть убедятся в этом... И тогда,

Тогда, любезный друг, придет чреда,

Мы явимся в своем природном виде,

И скажем им: «Пожалуйте»...

Вы примете, читатель дорогой,

За выдумку всё сказанное мной, —

Напрасно! Видел всё и слышал это

Один семинарист. Он шел на лето