Домой, к отцу, — но тут главнейше то —

Он, в сущности, не верил ни во что

И — сапоги на палке — шел, мечтая,

Что будет светом целого он края...

О братьях, сестрах — что и говорить!

Одна беда — со стариком как быть?

А старикашка у него чудесный,

Сердечный — но круг зренья очень тесный,

Понятия давно былых веков:

Он верил крепко — даже и в бесов.

Так шел он, шел — вдруг туча налетела,

И по лесу завыло, загудело;

Дождь хлынул, — как, по счастию, глядит:

Тут, в двух шагах, забытый, старый скит, —

Он в келийку и за печь, следом двое

Бесов, и вам известно остальное.

Что он их видел — он стоял на том!

И поплатился ж, бедненький, потом!

Товарищам за долг почел открыться.

А те — над ним смеяться и глумиться;

Проникла весть в учительский совет,

Составили особый комитет,

Вошли к начальству с форменным докладом —

Что делать, мол, с подобным ретроградом,

Что вообще опасный прецедент, —

И напоследок вышел документ,

Подписанный самим преосвященным:

«Считать его в рассудке поврежденным».

   1876

ОТЗЫВЫ ИСТОРИИ

ЕМШАН^[59]

Степной травы пучок сухой,

Он и сухой благоухает!

И разом степи надо мной

Всё обаянье воскрешает...

Когда в степях, за станом стан,

Бродили орды кочевые,

Был хан Отрок и хан Сырчан,

Два брата, батыри лихие.

И раз у них шел пир горой —

Велик полон был взят из Руси!

Певец им славу пел, рекой

Лился кумыс во всем улусе.

Вдруг шум и крик, и стук мечей,

И кровь, и смерть, и нет пощады!

Всё врозь бежит, что лебедей

Ловцами спугнутое стадо.

То с русской силой Мономах

Всесокрушающий явился;

Сырчан в донских залег мелях,

Отрок в горах кавказских скрылся.

И шли года... Гулял в степях

Лишь буйный ветер на просторе...

Но вот — скончался Мономах,

И по Руси — туга и горе.

Зовет к себе певца Сырчан

И к брату шлет его с наказом:

«Он там богат, он царь тех стран,

Владыка надо всем Кавказом, —

Скажи ему, чтоб бросил всё,

Что умер враг, что спали цепи,

Чтоб шел в наследие свое,

В благоухающие степи!

Ему ты песен наших спой, —

Когда ж на песнь не отзовется,

Свяжи в пучок емшан степной

И дай ему — и он вернется».

Отрок сидит в златом шатре,

Вкруг — рой абхазянок прекрасных;

На золоте и серебре

Князей он чествует подвластных.

Введен певец. Он говорит,

Чтоб в степи шел Отрок без страха,

Что путь на Русь кругом открыт,

Что нет уж больше Мономаха!

Отрок молчит, на братнин зов

Одной усмешкой отвечает, —

И пир идет, и хор рабов

Его что солнце величает.

Встает певец, и песни он

Поет о былях половецких,

Про славу дедовских времен

И их набегов молодецких, —

Отрок угрюмый принял вид

И, на певца не глядя, знаком,

Чтоб увели его, велит

Своим послушливым кунакам.

И взял пучок травы степной

Тогда певец, и подал хану —

И смотрит хан — и, сам не свой,

Как бы почуя в сердце рану,

За грудь схватился... Все глядят:

Он — грозный хан, что ж это значит?

Он, пред которым все дрожат, —

Пучок травы целуя, плачет!

И вдруг, взмахнувши кулаком:

«Не царь я больше вам отныне! —

Воскликнул. — Смерть в краю родном