– Хм, так вот почему он приехал сюда на такси. Наверное, он тоже тут остановился, – предположила Рита, хотя совпадение показалось странным. Приехать на одном и том же такси в один и тот же отель в большом городе было маловероятным, но не пройти мимо в состоянии «начеку» на этот раз ума хватило. Москвичка приблизилась и тихо поинтересовалась, выдергивая проверяющего из глубины корректируемых смыслов на поверхность ее любопытства:

– Неужели вы тоже здесь остановились?

Павел спешно встал, убрал бумаги и карандаш в рюкзак и признался, что остался внизу на карауле, потому что не решился сразу узнать ее имя и номер, а добросовестный администратор не пожелал раскрыть ее персональные данные. Любопытство сменилось радостью, затем смущением и снова насторожённостью, запустившую анализ выражения «персональные данные».

– Похоже, перед нами юрист. Как интересно! – промелькнуло в субтитрах, – а вслух, тоном следователя прозвучало:

– Зачем же вам мой номер? В смысле, вы здесь сидите три часа, чтобы узнать мой номер? – девушка впервые столкнулась с такой открытой манерой высказывать желания в свой адрес и не могла найти ей объяснения. Отражавшийся в зеркале лобби профиль деликатно подсказывал, что красавицей ее в тот день было назвать сложно. Груда вещей, надетых с целью неравного боя со стихией, делала ее изящный силуэт на три размера плотнее, лицо отекло от слез, а волосы походили на клубок спутанной медной проволоки.

– С чего вдруг ему понадобилось узнавать имя такой, как я? – прозвучало глухим эхом внутри.

– Я не хотел вас пугать и утомлять, – в привычной уже непосредственной манере объяснял подуставший Павел, – решил, что контракт мне все равно, где вычитывать, а вам надо было отдохнуть. Расположился роскошно прямо тут.

– А если бы я не вышла? Вы бы тут роскошно до утра сидели? – чуть мягче, но все же оборонялась Маргарита.

– Ох, я, если честно, так далеко не думал, – снова соврал молодой человек, еще два часа назад продумавший все варианты развития событий. – Наверное, вернулся бы утром. Но вы же вышли, и что-то мне подсказывает, что вы голодны. Разрешите?

– Разрешите что?

– Утолить мой голод, – чуть было не вырвалось у влюблённого, но вслух было учтиво предложено:

– Разрешите показать вам годное место для ужина? Я, если честно, и сам ужасно проголодался.

– Ча… – хотела было девушка назвать имя Чарли, но спохватилась и уверенно произнесла, – Марго. 8 555 34 34 343. Разрешаю. Но с одним условием: после ужина я бы хотела дойти до Казанского, поискать масонскую символику. Я о ней много читала, хочу увидеть воочию.

– Слава синему пакету и Питеру! Марго – вот это да!! – воскликнул Павел Андреевич про себя.

– А я ее много видел, покажу вам непременно, но в более радушную погоду, – похвастал он уже вслух, распахнул дверь и жестом пропустил даму вперёд.

Агата Станиславовна открыла дверь не сразу. Павел поставил на пол лестничной клетки тяжелые пакеты с продуктами и постучал изо всех сил. Спустя полминуты, ещё раз.

– Идуууу, – послышалось за дверью, – кто там?

– Ба, это мы, открывай скорее.

Зазвенели ключи, замок щелкнул два раза и на пороге появилась интеллигентная старушка в вязаных балетках в тон серой шали.

– Павлуша, а я умаялась, уснула, что же ты не позвонил даже, с обеда же жду, – обнимая внука, Ба прижалась щекой к его плечу, и поприветствовала улыбающимися глазами его спутницу.

– Знакомься, Ба, это Маргарита, студентка психфака из Москвы.

– Маргарита? Проходите же скорее. Радость-то какая! Наконец-то. Агата Станиславовна, очень приятно.

Рита все это время пребывала в каком-то тумане. Она совершенно была ошарашена тем, что по дороге в кафе недавний подозреваемый предложил зайти в магазин, где ходил с ней по-хозяйски по залу, расспрашивал о вкусовых предпочтениях, набрал несколько пакетов всего и даже больше и доставил их содержимое вместе с девушкой на четвёртый этаж углового парадного соседнего дома. Ещё больше поразило то, что Маргарите и в голову не пришло ни перечить, когда они поднимались по лестнице, ни вообще подумать о своей сохранности. Павел вёл себя настолько естественно, что погрузил спутницу в состояние, близкое к гипнозу. Он вызывал теперь у неё безусловное доверие.

Агата Станиславовна тем временем удалилась с тортом на кухню, а Пашка, сияя, прошептал:

– Маргарита, проходите же скорее. Вы же слышали: «Какая радость!».

– Яяяя, да, яяя… прохожу.

Молодой человек пулей отнёс пакеты на кухню, вернулся, помог девушке раздеться и проводил ее в гостиную со словами:

– Я же обещал вам годное место для ужина. Это оно и есть. Самое лучшее. Я сейчас.

Павел снова убежал на кухню, с которой доносились сбивчивые объяснения, рассказ о рабочих сложностях и план действий на ближайшие дни. Сидя на диванчике родом из 60-х, Рита отчётливо ощущала запах дома, где когда-то долго гостило счастье. Стены, фортепиано и сервант были облюбованы фотографиями детских, подрастающих и взрослых улыбок, фиалковый цветник на подоконнике подыгрывал накрахмаленной голубой кружевной скатерти на круглом одноногом столике. Здесь же, словно в фантастическом фильме, лежал мобильный телефон и очки. Противоположная от окна стена вся, от пола до потолка, была облицована стеллажами из вкусно пахнущих книг. Это была любовь с первого вдоха. Рита подошла к инструменту, мечтательно провела кончиками пальцев по клавишам и исполнила свой любимый «Ноктюрн Ми мажор» Шопена.

Ба оказалась душевным собеседником, бывшим аккомпаниатором филармонии и божественным кулинаром. Все сводилось к тому, что Питер принял москвичку в свои потайные объятия, и оставалось только молиться, чтобы на утро это все не оказалось тем самым сном, в который она провалилась этим злосчастным днём.

Будильник зазвенел в 8 утра. Перепуганная постоялица гостиничного номера вскочила и сон тут же испарился. Маргарита поставила чайник, достала из холодильника сыр, колбасу, крекеры и лимон, подошла к окну. На противоположной стороне улицы курил парень, спасший вчера ее пакет.

Рита оделась, открыла окно и крикнула:

– Эй, это вы?

– Я! – найдя по звуку то самое окно, щурился Пашка. – Я забыл узнать ваше имя. Может, позавтракаем?

* * *

– Да, нет, я хотел лётчиком быть. Дед у меня летал. Не прошёл медкомиссию. Зрение слабовато для лётчика. Потом мы с Ба решили, что летать можно и в правовом поле. И вот я лечу, но или почти лечу, – грустно улыбаясь и смотря в чашку, отшучивался молодой человек.

– У вас, должно быть, славная Ба, – грустно, но все же улыбалась Маргарита.

– Да, она мировая бабуля. Я вас обязательно познакомлю, – перепрыгивал Пашка семимильными скачками к расположению собеседницы, признаваясь в самом личном. – Родители уехали в Сирию, когда мне было 16. С тех пор я их не видел. Автокатастрофа. Мы вдвоём остались. Больше у нас никого. – делая большие паузы между фразами, не без усилия признался Павел.

– Мне очень жаль, извините, что я докучаю расспросами. А вам сегодня не надо на работу? Среда же.

– Надо, конечно, к 12-ти в суд. У нас есть целых три часа. Стихия угомонилась. Предлагаю пройтись. Или ещё по сырнику? – улыбался Пашка.

– Нет. Третий был лишним. Отличная идея – расквитаться с ним тридцатиминутной пешей прогулкой, – согласилась Рита.

По каналу суетились первые весенние солнечные зайчики, лёд тротуаров был надёжно приправлен песком и солью, пахло радостью нового дня.

* * *

Пашка оказался полной противоположностью Филиппа, от которого в последующие полгода поступил только один звонок. Кажется, это была суббота. Видимо, сделан он был в ночном бреду, так как связь оборвалась ещё до того, как Маргарита успела нажать на черно-белую кнопку мобильного телефона – на момент 1993 года новомодного чуда техники, к которому она никак не могла привыкнуть и даже немного стеснялась этого недоступного для большинства подарка отца. Повторного звонка не последовало, то есть для объяснений время ещё не пришло. Такой вывод сделала Маргарита совершено ровным внутренним тоном. Ее спокойствие набирало силу по мере погружения в Пашкину непосредственность, в завораживающий, так непохожий на московский, процесс обучения, и окончательно установилось после повторного курса проработки произошедшего с куратором.