– Как?

– Действовать иначе.

– Все уже свершилось, Крайтер. Если что-то и удастся изменить, то видимость, но не суть.

– Не ты ли уверял Разиель в том, что жизнь Вербарии всего лишь иллюзия? Сон планеты? Только не говори мне, что научился так скоро отказываться от собственных убеждений.

– Время нельзя повернуть вспять, хочу я этого или нет.

– Повернуть – нет, а вот остановить можно. Если я скажу, что все то, что ты помнишь, не происходило, а было лишь сном, как ты к этому отнесешься?

– Как к фантазии.

– Обоснуй, – Крайтер скрестил на груди руки и нахмурился. – Откуда такая упертость?

– Я изменился, Крайтер. Думаешь, вон тот, что дрыхнет под балдахином, способен разговаривать со своим воспоминанием на равных?

При упоминании спящего, Крайтер видимо напрягся. Сейвен налил себе завару, поправил соскользнувшую с плеч шкуру и продолжил:

– Все это, – он скупо окинул пространство свободной ладонью, пародируя широкий жест Крайтера. – Не появилось бы в памяти, не будь увиденным однажды. А раз в памяти оно есть и способно к трансформации, значит когда-то происходило. Не могла же история со мной, с тобой, со всей Вербарией взяться на пустом месте?

– Могла. Она могла быть выдумана от начала и до конца.

– Пусть так. Это вовсе не отменяет последовательность событий. У меня есть точка, от которой я отталкиваюсь. Мои воспоминания. Выдуманы они кем-то или происходили на самом деле – не столь важно. Важно другое. В чьей бы памяти я не находился, это уже однажды произошло. В реальном или каком-то ином состоянии, но было запечатлено генизой. Я внутри нее. Прибыл с конкретной целью. А что делаешь ты? Соблазняешь меня? Той мечтой, которую сам лелеял?

Было слышно, как стучат колеса, да мерно тикают громадные напольные часы. Крайтер не отзывался. Он смотрел куда-то в сторону, не то стесненный, не то расстроенный.

– Крайтер, ты ведь... – продолжил Сейвен, но запнулся. – Ты ведь неудовлетворенное желание. Не твое и не мое. Ничье, но и всех одновременно. Ты голос всех тех, кто погиб вместе с Вербарией, тех, кто хотел, чтобы все шло своим чередом и мир не сгинул в одночасье. Ни генизы, ни Атодомель, ни замысла Первых. Только Вербария и вербарианцы.

– А если я скажу тебе, ­– наконец медленно проговорил Крайтер, – Скажу… Что я и есть Вербария? Как ты к этому отнесешься?

Tat 20

Тиеф пришел в себя на теплом песке под открытым небом. Прикрывшись рукой от яркого солнечного света, он с трудом приподнялся и сел. Сквозь слезы угадывались только контуры дюн, да пятно купола вербарианцев вдалеке. Он с силой зажмурился и стал растирать глаза. Зрение понемногу возвращалось, но стали мешать мельтешащие голубые огоньки. Он прищурился на собственные руки и изумленно замер. Его когти отливали нежной лазурью.

 – Ну вот, ты и пришел в себя, – услышал он за спиной знакомый голос. – Как, не больно?

Тиеф покачал головой и изумился второй раз. Он понимал Крайтера без переводчика.

– Что… – собственный голос стал далеким и сухим. – Что со мной?

– Ну, прежде всего ты жив! – Крайтер встал напротив Тиефа и протянул ему руку. Тиеф посмотрел сначала на ладонь, потом в лицо Крайтеру и принял обращенную помощь.

Ноги едва слушались. Он сделал шаг и, сосредоточившись на нем, вдруг перестал дышать. Остановившись, вернулся к дыханию и тут же чуть не рухнул обратно на песок. Его тело словно училось жить заново. Все, начиная от выдоха и заканчивая шевелением хвоста, давалось неуклюже, рассеяно. Привычные, машинальные движения обращали на себя внимание, требовали такового, иначе тело отказывалось слушаться.

– Мудрец… – выдохнул Тиеф и с облегчение оперся на подставленное Крайтером плечо. – Он жив?

– А посмотри сам, – Крайтер махнул свободной рукой, указывая за спину.

Тиеф медленно повернулся и увидел свою пирамиду, развороченную у вершины жерлом вулкана. Сходства добавляла багровая субстанция, застывшая густыми потоками на его гранях.

– Это сделал ты?

– Отчасти. Но… – он замолчал, обдумывая слова. – Я принял в этом пассивное участие. Мудрец подавился собственными амбициями. Знаешь, чего он хотел? Чего хотели и те другие, что сейчас гнездятся у нас под ногами в генизе земли?

Тиеф качнул головой, продолжая заворожено смотреть на пирамиду Мудреца.

– Он хотел слиться с ней и доказать Атодомель свою состоятельность. Это ему удалось. Вернее, той части, что сейчас под землей в генизе. Но это лишь часть замысла. Он жаждал тройного слияния. Ра, Вербария и Земля. Одним хранителям известно, какая смесь получилась бы от единения трех начал. Только я глубоко сомневаюсь, что Первому нужно все это… Ну, да все прахом пошло. Из-за тебя. Из-за тех, кто привел его сюда.

Тиеф недоуменно посмотрел на Крайтера.

– Да-да. Из-за вас. Тебя и тех двоих, которые, как и ты, не сломились. Вы сдерживали его как узкое горлышко у необъятно большого сосуда. Если бы сломились как другие трое, то, возможно, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Он пытался овладеть вербарианцами, но не смог, – Крайтер вздохнул и пожал плечами. – Промазал ваш Мудрец. Он выбрал самых устойчивых Ра. Таких, что выдержат взваленный на них груз. А вот забрать не смог. По крайней мере, не у всех.

– А Монтерс и Ио? Что с их частями?

– Пока твои друзья живы, они надежно заперты.

– Если они живы…

– Если?

Тиеф посмотрел на руки, сжал их в кулаки, разжал вновь. Бледно-голубое сияние не проходило.

– Я думаю, они пожертвовали собой, чтобы освободить Ра от безумств Вимериса.

– Либо они принесли в жертву Мудрецов, – невозмутимо ответил Крайтер. Теперь он мерил взглядом две нетронутые пирами, а в его руке опять ярко заблестел диск. – Проверим?

– Постой. Объясни, что со мной? Почему я такой как… Как ты.

­– Я не мог иначе. Иначе бы ты погиб, – помедлив, виновато ответил Крайтер. ­– Ментальность не может существовать раздельно от жизни. Она ее продукт. Цель, если хочешь. Ра – мертвая жизнь, если можно так выразиться. Вы ничего не вырабатываете, а только копите растраченное. Я не знаю почему так случилось, но это сейчас и не важно. Важно другое. Я… Откупорил тебя, дал Мудрецу свободу. Тогда я и предположить не мог, что ваши Мудрецы обладают своим собственным извращенным сознанием. Я думал, что они просто креатура. Как моя. Освободившись, он захотел пожрать меня и присоединиться к тем другим, что уже в земле. Но он не учел вот этого: – Крайтер подбросил металлический диск и ловко поймал его. – Я обезличил его. Теперь Мудрец, больше не Мудрец, а пласт биоэфира. Старого, кристаллизованного биоэфира. Без мыслей, чувств и стремлений. Разобранный по косточкам. Если бы в тот момент я не наполнил тебя чем-то, ты бы умер. По-настоящему перестал существовать. А под рукой оказался только я сам. Так что теперь ты вербарианец, Тиеф. Ментально.

– А как же ты?

– Да мне-то что станется? Я тебе передал лишь частичку. Побольше, конечно, чем у простых живых людей. Примерно столько же, сколько вынул из тебя. Не переживай, ты все тот же избранный. О, смотри. Проснулись.

Он кивнул в сторону купола, из которого выходили гости и его обитатели. Тиеф не успел ответить, как часть группы вздыбилась и разразилась тучей пыли, устремившейся к ним. Через мгновенье их окружили Ра во главе с Ио и Монтерсом.

– Что произошло? – сухо осведомился Ио, переводя взгляд с одного на другого. – Что вы сделали с Мудрецом?

– Он пытался убить нас, – ответил Тиеф, пряча руки за спину.

– А что случилось с тобой? – в свою очередь спросил Монтерс. – Твои глаза, Тиеф. Почему они голубые?

Тиеф растерялся. Он позабыл, что именно глаза самый явственный индикатор ментального содержания и беспомощно посмотрел на Крайтера. Тот кивнул.

– Крайтер все объяснит. А я стану его голосом.

* * *

– Это здесь? – Крайтер присел на корточки, зачерпнул горсть песка и пустил ее по ветру.