— Ох мамочки! Госпожа Эдита… А вы кто?!
Последнее касалось Рене. Он вальяжно расселся в свободном стуле и внимательно смотрел на мадам Дюбо, словно пытался понять механизмы ее функционирования. Во взгляде Рене было что-то такое… Недоверчивое, словно он не понимал, как потенциально мертвое существо может ходить и говорить, еще и возмущаться, задавать какие-то вопросы.
— Это мой брат, — промолвила я. — Он поведет меня к алтарю.
— В таком непристойном виде?!
Я заморгала.
— Это единственное, что вас волнует, мадам Дюбо?
Скелетиха хмыкнула. Она вновь взялась за мою прическу и тоном, не знающим возражений, заявила:
— Во-первых, невесту к алтарю обязан вести отец. Во-вторых, он должен быть во фраке, а не в чернющей, как ночь, рубашке и откровенно потрепанных штанах!
Своего здешнего отца я в глаза не видела, хоть и понимала, что если он жив, то мне рано или поздно придется с ним познакомиться. Про цвет рубашки Рене была правда — она и вправду оказалась черной, хотя я поначалу даже не заметила этого. Но почему брюки Хранителя Времени были обозваны потрепанными — этого я уж точно не понимала.
— Я полагаю, — протянул Рене, — что нашего с Эдитой отца лучше в это не вмешивать. А идти к алтарю самой ничем не лучше, чем идти к нему с братом под руку. Что ж до брюк и фрака… Полагаю, это несложно изменить.
Он щелкнул пальцами, и одежда моментально переменила свой вид. Теперь это и вправду был фрак; мадам Дюбо, фыркнув, отвернулась, а вот я наоборот от интереса едва не протянула руку, чтобы потрогать рукав.
— Он настоящий, — улыбнулся Рене. — Магия — хорошая вещь. Научиться нескольким заклинаниям — и можно не зависеть от слуг, живых и не очень…
Мадам Дюбо только высоко задрала голову и продолжила трудиться над моей прической. Меня поражало то, с какой легкостью она приняла наличие у меня брата и его внезапное появление. Даже не спросила, кто он.
Рене же рассматривал скелетиху со все большим интересом.
— Скажите, — протянул он, — мадам Дюбо, так ведь вас зовут… А ведь вы, вероятно, некогда шили для очень известных людей…
Я удивилась — зачем Рене могла понадобиться эта информация? Мадам Дюбо же явно загордилась, что такими вопросами кто-то интересуется, поправила свой собственный наряд, немного провисавший из-за особенной костлявости ее фигуры, и сообщила:
— Да, да… Я работала при канцелярии любви и шила еще для самой богини мудрости, госпожи Тальбот… Помнится, она тогда работала в аналитическом отделе и была большой подругой Хранительницы Времени Матильды…
Я увидела, как дернулась рука Рене. Он явно с трудом сдержался, чтобы не коснуться песочных часов, висевших у нее на шее. Мадам Дюбо этот нервный жест не заметила, она слишком увлеклась воспоминаниями.
— Госпожа Тальбот была юна и невероятно красива… Неудивительно, что она могла покорить сердце кого угодно, в том числе и одного из Истинных!
— Да? — усмехнулся Рене. — Насколько я помню, она проработала больше шестидесяти лет…
— Когда я на нее трудилась, ей было всего двадцать, — хмыкнула мадам Дюбо.
— А еще она никогда не была замужем.
— Истинные не женятся, это всем известно. Но она его очень любила. Всегда просила пошить для встречи с ним самое лучшее платье…
— Вот как.
Я не понимала, к чему ведет Рене. Он же впивался взглядом в мадам Дюбо, и в его голосе звучали уже слегка гипнотические нотки.
— Вероятно, причиной ссоры госпожи Тальбот и этого Истинного было то, что она больше не смогла носить ваши платья…
— Увы, — мадам Дюбо развела руками, — но когда я принесла ей очередной подарок и столкнулась с этим Истинным в коридоре, то почему-то умерла. Говорят, что от столкновения с Истинными простые люди умирают. Меня постигла эта участь.
— Да-да, — кивнул Рене. — Конечно. А потом вы ожили…
— Чтобы служить господину богу смерти, — хмыкнула мадам Дюбо.
— Именно вы, — отметил он. — А не любая другая швея.
— Потому что я была лучшей!
— Потому что вы, — возразил Рене, — умерли из-за столкновения с Истинным. Лет эдак на пятнадцать раньше, чем должны были. Иначе баланс бы просто не пропустил вашу душу обратно. Ни один из искусственно созданных мертвецов не был одухотворен и разумен. В отличие от вас.
Мадам Дюбо замерла. Она отступила от меня и уставилась на Рене так, словно увидела его впервые в жизни. Я поднялась со своего места и почти увидела пожилую, сварливую женщину, вечно вооруженную ножницами и иглой. Ее фантомные губы шевелились, шепча какие-то неразборчивые фразы.
Она боялась. Очень сильно боялась. А Рене смотрел на нее, так спокойно, словно констатировал факт, и промолвил:
— У вас впереди еще много времени, мадам Дюбо. Постарайтесь провести его достойно… И не попадайтесь Истинным на глаза. Эдита, ты готова? Мы можем спуститься вниз?
— Да, — кивнула я. — Готова.
И вложила руку в его протянутую ладонь.
Глава девятнадцатая
В зале все было таким же белым, как и создала моя магия, словно подчеркивало чистоту и важность любви. Мы с Рене вышли из комнаты и одновременно сделали шаг к мягкому ковру, что тянулся от ступенек и аж до Себастьяна.
Мой жених еще не заметил нас. В зале уже собрались гости, сплошь скелеты и зомби, а еще парочка призраков — все облаченные в светлые одежды, специально к свадьбе. Себастьян втолковывал что-то Томасу, кажется, в очередной раз отбрасывал изменения касательно меню. Потом повернулся к священнику, старому зомби, облаченному тоже в светлый наряд, бросил несколько коротких фраз и наконец-то обернулся ко мне.
Замер.
Во взгляде Себастьяна вспыхнуло что-то подобное шоку. Он посмотрел на меня, на Рене, с трудом сглотнул и вопросительно изогнул брови, требуя объяснений. Я смогла только растерянно пожать плечами и мягко улыбнуться, пытаясь таким образом показать, что нам совершенно ничего не грозит, Рене ни за что не причинил бы нам вреда.
Себастьян тяжело вздохнул и перевел взгляд на Рене.
— Все будет хорошо, — одними губами ответил ему мой брат. — Я с миром.
Он взмахнул рукой, и в зале зазвучала легкая музыка, сильно напоминающая марш Мендельсона из моего мира. Я вздрогнула, наслаждаясь мягкой мелодией, и почувствовала, как губы невольно растягиваются в улыбке. Мне хотелось танцевать; хотелось поскорее оказаться в объятиях своего жениха, встать рядом с ним и смотреть в его глаза, чувствовать себя с ним единым целым, и чтобы больше ничто не смогло нас разлучить.
Рене уверенно двинулся вперед. Он ступал медленно, памятуя о том, что мои изящные туфельки не предназначены для бега, как и пышное платье, но, тем не менее, не позволял застыть, как статуе, замешкаться, испугаться, в конце концов. Себастьян ждал меня там, впереди, и мое сердце заходилось в нервном ритме, будто пыталось отстучать за короткие несколько минут все положенные мне удары.
Себастьян был очень красив. Его костюм, казалось, оставался единственным темным нарядом среди всего в этом зале, но в комбинации с белоснежной рубашкой только подчеркивал его мужественные черты и выделял, показывая, что вот он — виновник торжества, мой горячо любимый жених. Себастьяна нельзя было назвать безусловно красивым, как Рене, но для меня не было на свете прекраснее мужчины. Все вокруг просто меркли.
Я знала, что настоящая, чистая любовь выделяет, окрыляет, наполняет душу светом, но не знала, что это будет происходить вот так… В эту секунду, хоть я и опиралась о руку брата, я словно забыла о существовании всех.
Кроме Себастьяна.
Те несколько метров, что разделялись нас, казались мне бесконечными. Себастьян тоже не сводил с меня глаз, и когда Рене вложил мою руку в раскрытую ладонь жениха, я ощущала, будто преодолела невероятно долгий путь.
— Береги ее, — промолвил Рене. — И никому не позволяй причинять ей вред, Себастьян. Прежде ты с этим отлично справлялся… Надеюсь, не подведешь и впредь.
— Не подведу, — твердо ответил мужчина.
