Один из корешков изогнулся вопросительным знаком, и я только улыбнулась, радуясь тому, что могу понимать трахиандру и без лишних слов.
— Просто грустно что-то, — призналась ей. — Устала. Думала, что все будет гораздо проще… Странно радоваться свадьбе, когда в жизни ничего стабильного.
«Ничто не вечно», — вывела на земле трахиандра.
— Да, — согласилась я, — но все же, далеко не все живут в настолько подвешенном состоянии…
Растение ничего на это мне не ответило, только ласково погладило по волосам, будто пытаясь утешить. Я улыбнулась, позволяя грусти просто уйти. Сейчас не время. Думать о тяжелом будущем начну завтра… Или вовсе никогда, просто постараюь сделать все от себя зависящее здесь и сейчас, на том месте, на котором нахожусь.
— Госпожа Эдита! — знакомый голос мадам Дюбо уже не заставил меня вздрогнуть. Я и так понимала, что она будет меня искать.
— Спасибо, — поблагодарила я трахиандру, поднимаясь со ступенек, — за поддержку. Ты — хороший друг. Гораздо лучше большинства людей.
Растение только потерлось стеблем о мое плечо, а потом отпустило, позволяя уйти.
— Уже иду! — крикнула я мадам Дюбо. — Где вы?
Скелетиха ждала меня посреди зала. Узрев, окинула внимательным взглядом — насколько я смогла понять по сверканию магии в пустых глазницах, — и жестом велела следовать за нею.
— Через несколько часов уже начнется церемония бракосочетания, — спешно заговорила она, — а у нас еще практически ничего не готово! Это где ж видано такое? Надобно, чтобы вы, госпожа Эдита, и платье надели, и туфельки, и прическу сделать, и фату…
Я вздохнула.
— А может, ну его? — совершила последнюю попытку, но мадам Дюбо только решительно втолкнула меня в комнату, предназначенную, очевидно, для подготовки невесты, и я застыла, удивленно глядя на платье.
Теперь оно не было ни грубым, ни аляповатым, и я, признаться, не смогла найти ни единого следа прежних излишеств. Наряд оказался в самом деле очень красивым.
Простая белая ткань, струящиеся юбки, открытые плечи, нежные кружева, украшающие лиф… Платье не содержало в себе ни единой сложной, заумной детали, но при этом оставалось невероятно элегантным и красивым. И хотя я не чувствовала в себе никакого настроения для праздника, все равно не смогла сдержать восторженный вздох.
— Вам понравилось, — мадам Дюбо не спрашивала, в ее голосе звенели утвердительные интонации. — Как замечательно, что вам понравилось! Я очень старалась!
— Это великолепно, — честно промолвила я. — Мне просто не могло не понравиться… Спасибо, мадам Дюбо. Это лучшее, что вы только могли сделать!
Обернувшись, я увидела в магии, заменявшей скелетихе глаза, что-то вроде недовольства, словно она собиралась сказать, что на самом деле могла совершить и не такое, а нечто гораздо более впечатляющее, но мои вкусы оказались преградой, которую она не смогла обойти.
Но меня сейчас очень мало интересовало мнение мадам Дюбо относительно излишней — исключительно по ее мнению, — простоты платья. Ведь, и это было самым главным, оно умудрилось потрясти меня саму, причем до глубины души. А что еще нужно? Ведь, с первого взгляда влюбившись в собственный образ в этом платье, я уже ни за что не согласилась бы на какое-нибудь другое.
— Давайте я помогу вам переодеться, — предложила мадам Дюбо. — С платьями бывает сложно сладить…
— Я надеюсь, — усмехнулась я, — оно без корсета?
— Без, — если б передо мной была не скелетиха, а живая женщина, она наверняка сейчас хмурила лоб. В голосе появились ворчливые нотки. — В те времена, когда я работала швеей, дамам не претила необходимость носить корсеты. Насколько тоненькими и изящными они казались…
— И как им было бы приятно пробовать все восемнадцать блюд, которые изволил приготовить Томас, — отметила я. — Но это, разумеется, только после картинного падения в обморок у алтаря от низкого показателя сатурации крови.
— Чего-чего? — уточнила мадам Дюбо, подаваясь вперед.
— Это уровень насыщенности кислородом… Забыли, — я уже поняла, что никакого смысла разговаривать со скелетихой об этом нет. — Я сама справлюсь с платьем.
Из комнаты мадам Дюбо не вышла, но мне удалось скрыться за ширмой. Конечно же, к платью прилагалось и специально подготовленное белье, и я подозревала, что мадам Дюбо очень сожалела о невозможности предоставить мне какие-нибудь панталоны. Но, к счастью, обошлось без внезапных нововведений, и спустя несколько минут я, облаченная в белое платье, выглянула к скелетихе.
Она всплеснула своими костлявыми ладонями.
— Вы прекрасны, госпожа Эдита!
Что ж, платье и вправду сидело как влитое. Я, несомненно, узнала себя в отражении в зеркале, но выглядела, тем не менее, как-то иначе. Более элегантно, утонченно…
Наверное, именно так и следовало все время выглядеть богине любви?
— Присаживайтесь, госпожа Эдита. Прическа, макияж… — промолвила мадам Дюбо. — Давайте, давайте. У нас мало времени!
Я подчинилась. Плевать на свадьбу, но желанный мужчина был так близко, что я действительно мечтала о возможности спуститься к нему в таком виде, улыбнуться, почувствовать на себе полный восторга взгляд, сказать это короткое «да», которое может столь многое изменить в нашей жизни…
Мадам Дюбо умело расчесывала мои волосы, укладывая их в какую-то сложную прическу, и я позволила себе расслабиться и довериться скелетихе. Оставалось надеяться на то, что она не соорудит ничего в своих прежних традициях…
Но, если верить тому, что получилось с платьем, вкус у мадам Дюбо был отменный, и она умела отлично подстраиватья под клиентов.
Мы не говорили, но тишина не давила, а, наоборот, помогала расслабиться. Я откинулась на спинку кресла и просто наблюдала за быстрыми движениями скелета, зависшего у меня за спиной. Интересно было посмотреть на результат, хотя я обычно не испытывала ни малейшего интереса к своему внешнему облику.
В комнате вдруг стало холодно. Я удивилась, почувствовав, что руки скелета, до сих пор поправлявшего мне прическу, застыли. Костлявые пальцы так и запутались в густых прядях. Застыло и мое ошеломленное отражение в зеркале. Я дернулась, отшатнулась, а оно так и осталось стоять на месте.
Подул ветер и раздались тяжелые шаги. Стена, отделявшая комнату от коридора, внезапно исчезла.
Мое сердце на секунду перестало биться.
По ступенькам медленно поднимался Рене.
Это был другой Рене. Не тот, которого я видела прежде, не тот, которого была счастлива назвать своим братом. Этот мужчина стал еще красивее — но как будто потерял душу. В раскосых синих глазах можно было утонуть; о линию скул — порезаться; наверное, темные волнистые волосы наощупь оказались бы нежнее шелка. Кожа стала бледнее, но была идеально ровной.
— Здравствуй, Эдита, — проронил он.
Я сглотнула.
— Что ты сделал?..
Скелет рядом со мной замер. Отражение в зеркале тоже. Все замерло, только я одна, да сам Рене могли разговаривать и двигаться.
Новый Верховный улыбнулся.
— Не волнуйся, Эдита, — прошептал он. — Я просто остановил Время. Видишь.
Рене вытянул руку. На раскрытой ладони лежали крохотные песочные часы, закованные в стеклянную оболочку.
— Цена моего бессмертия, — ухмыльнулся он, сверкая синими глазами. Я вздрогнула. Рене изменился. Стал как будто каким-то… ядовитым.
И пугающим.
Я попятилась к стене, вжалась в нее, понимая: он обязан меня убить. Брат стоял напротив меня, крутил в руках тонкую цепочку с этими часами, а я могла думать только о Себастьяне, который ждет меня. Не быть нашему тихому венчанию…
— Долг Хранителя Времени, — протянул Рене, — уничтожать аномалии и разбираться с подменами. Восстанавливать баланс.
Я вздрогнула.
— Я должна умереть?
— Да, — коротко подтвердил он.
За спиной у Рене из воздуха появились двое — Истинные. Я узнала их по особенному, холодному взгляду и по строгим, будто из камня вытесанным лицам. Истинных нельзя было назвать живыми. Рене ещё хранил ту самую искру, что делала его человеком, а в этих двоих она погасла.
