Как устроен механизм счастья? В какой такой его детали всё дело?

В душе!… Это именно она может утолиться простым исполнением простого желания. Душа порадуется недолго, что голод утолен, и станет снова томиться необъяснимой тоской.

Давайте-ка разберемся с душой! Похоже, что все дело именно в ней…

Душа. Непросто сложить ее определение, но можно увидеть движения души, ее реакции, ее состояния. Мы говорим о душе, как о чем-то вполне вещественном: “Душа не на месте! Душа болит!” или совсем уж образно: “На душе кошки скребут!”.

Душа – это нечто в человеке, что реагирует на происходящее, и если что-то не так, душа болит. Что не так? Например, происходит что-то несправедливое, нечестное, бесчеловечное. Исходя из этого, можно предположить, что душа как-то связана с отношениями между людьми, и если в этих отношениях что-то не так, душа реагирует.

Вот утолил человек голод и рад, счастлив – удовлетворена важная потребность. Еще один шаг на пути к выживанию сделан. Но вот мимо окна столовой прошел бродяга и с голодом в глазах заглянул в глаза только что отобедовшему. Если сытый смутится, укорит себя, испытает порыв совести: “Я-то поел, а он голоден!”, то это и будет движение души и действие программы, называемой совестью.

Душа – это нечто соединяющее человека с другими людьми и со всем человечеством. Совесть – это некое мерило, эталон, в сравнении с которым каждый поступок, свой или кого-то другого, оценивается, как хороший или плохой, как сравнение с неким идеалом, абсолютом, универсумом.

Высшая мера поступков людей по отношению к людям называется также этикой, и этот термин, будучи лишенным религиозно-мистической подоплеки, может пролить свет на трудные для понимания феномены.

Этика. Этичным считаются поступки, ведущие к выживанию. Если утоление голода ведет к выживанию, то поесть – это этично. Это первый и низший уровень этики. Если поделился едой со своим ребенком, который ничего не может дать тебе взамен, то это ведет и к выживанию ребенка, и к выживанию союза с ребенком. Правда, своё собственное выживание ухудшается на величину отданного куска хлеба. Это второй уровень этики. Он очевидно вступил в противоречие с первым уровнем. Если низший уровень этики победит, цель утоления голода будет достигнута, но… Вот тут-то и зашевелится душа, вот тут-то и проснется совесть.

Мы станем думать о своем ребенке, оставшемся голодным… умирать от голода. Это не значит, просто перестать думать только о себе. Сработала программа совести в душе. Если же душа заболела о незнакомом бездомном, то включился более высокий уровень этики. Если бездомный иной расы, то это уровень этики человечества. Пожалел бездомную собаку и отдал ей бутерброд с колбасой – уровень этики всего живого. Правда, для проверки нужно бы понаблюдать за человеком на лугу – станет ли рвать цветы. Если человек не бросает окурок под ноги – это планетарный уровень этики. Нам бы хватило и уровня близкого круга людей – ближних, но и это для многих недосягаемая высота.

Поступая этично с ближними, мы получаем в награду спокойную совесть и мир в душе. Этому состоянию и соответствует чувство счастья, которое не кончается, если, конечно, продолжать поступать этично, по совести. Мир в душе получил бы постоянную прописку, но низкие этики продолжают свои атаки душу человека, и он победит лишь ценой огромных усилий воли – то есть, духа.

Что происходит с юношей и девушкой, когда они в подарок друг другу получают друг друга? Цели достигнуты, но квест под названием жизнь, перешел на новый уровень сложности игры, и теперь справляться с ситуациями в игре гораздо труднее.

Новый уровень этики еще не знаком, а старый имеет за плечами долгий опыт.

– Почему он не подумал обо мне и не позвонил, не предупредил, что застрял в пробке?, – возмущенно вопрошает Анна у ёлки.

– А почему ты не подумала о нём, и не позвонила сама, волнуясь, не попал ли в аварию?, – должна бы переспросить ёлка.

– Почему нет ужина? Ты не подумала, что я приду с работы голодный?, – возмущенно жалуется ёлке Андрей.

– Ты не спросил, придя домой, здорова ли она, не расстроило ли что ее на работе?, – ставит свой диагноз ёлка.

– Вы просто не думаете друг о друге. Вы застряли на низком уровне этики!, – выносит свой приговор новогодняя ёлка.

Хотите семейного счастья? Нескончаемого семейного счастья… Поступайте по совести! Получите мир мир в семье и мир в душе.

И не обманывайтесь! Возлюбить “дальнего” бывает проще, чем ближнего. Вы можете слезно жалеть несчастных животных, став вегетарианцами, но безжалостно поедать близкого человека упреками. Кусок за куском. Отрывая зубами и хищно рыча. Глотая, не разжевывая.

– Это кто?, – спросил офисный домовой Фома у друга, когда ютубовский ролик на мониторе компьютера закончился.

– Один из наших, – уклончиво ответил Степан Андреевич.

– Священник…, – ухмыльнулся домовой. – Они нас не жалуют. Как начнут колдовать да ладаном дымить, так хоть святых выноси!

– Ну, так мы – люди, а ты – дух!, – улыбнулся Степан Андреевич. – Наши священники со своими духами в контакте, с другими – в штыки. Так повелось.

– Вот ты говоришь “Дух!”, а если совесть говорит, то, значит, и душа у меня есть!, – заявил Фома.

– Всё верно!, – поддакнул Степан Андреевич. – Только у нас в довесок еще и тело. Бренное тело. От него-то и большинство бед у людей. Телами-то мы звери зверьми!

Домовой явно в шутку дотронулся пальцем до руки друга, и Степан Андреевич почувствовал прикосновение.

– Ты как это делаешь, бесплотный?, – удивился охранник. – Давно хотел узнать этот секрет.

– Это секрет фирмы!, – засмеялся домовой.

Степан Андреевич тоже посмеялся.

– Ну, что? Еще один флэшмоб?, – ухватился за какую-то идею охранник. – Научим людей думать друг о друге?

– Как это?, – удивился домовой. – Вы за две тысячи лет не научились этому, а ты хочешь…

– За пару минут!, – растянул рот в улыбке Степан Андреевич.

На утро на входе в офисный центр появился плакат-объявление: “Внимание-внимание! Сегодня в офисной столовой состоится аттракцион неслыханной щедрости и заботы о ближних. Приходите! Не пожалеете! Заодно и наедитесь, если сумеете!”.

Оговорка в последних словах объявления сыграла свою интригующую роль, и обеденный перерыв собрал в столовой больше народу, чем обычно. У прилавка шептались о чем-то своем охранник Степан Андреевич и шеф-повар столовой Зинаида Ивановна, которую все звали Зиночкой.

В углу из старого двухкассетника лилась забытая мелодия из каких-нибудь “Самоцветов”. Под аккорды вокально-инструментального ансамбля, оторвавшись от охранника, в центр зала шагнула кругленькая, как колобок, Зиночка.

– Дорогие товарищи!, – Зиночка смутилась и поправилась. – Дорогие дамы и господа! Сегодня наша столовая поздравляет всех сотрудников и сотрудниц с наступающим новым годом и дарит бесплатный обед.

Лица и глаза собравшихся залучились предвкушением пиршества. Зиночка примерно улыбалась людям. Она подняла указательный палец над головой.

– Но! Праздничный обед будет необычным!, – Зиночка сделала паузу, чтобы разогреть интерес. – Внимание! Угощение в студию!

Вследа за возгласом Зиночки, копирующим Якубовича, из кухни в зал потянулась вереница крепеньких румяных поварих, одетых снегурочками. В руках они держали подносы с тарелками, которые ловко расставляли по столам. Вскоре все столы оказались заставленными тарелками с салатами, котлетами, нарезкой колбасы и сыра, а также с вареной картошкой. Всё, как полагается!

– Ну, а теперь…, – возвысила голос Зиночка, – Прошу к столу! Вооружитесь ложками и вилками! Приготовьтесь и… Кормите друг друга!

Занявшие места за столами сотрудники и сотрудницы стали удивленно переглядываться и пожимать плечами.

– Внимание!, – обратила на себя внимание Зиночка. – Показывают образец для подражания!

Зиночка зачерпнула ложкой салат “Оливье”, подняла ложку на уровень глаз и решительно двинулась к охраннику. Тот изобразил испуг и шутливо закрыл рот ладонями, затем притворно сдался на милость шеф-повара, распахнул рот и закрыл глаза. В момент, когда ложка с салатом, казалось, уже достигла цели и должна было освободиться от груза, охранник отвернул голову в сторону, и Зиночка промахнулась.