– Ты же говорил, что слышал их? – напомнила она.
– Пару песен и на плохом магнитофоне. Они как раз рок-н-ролл играют, который те японцы так и не осилили. Веселый, забавный, и солистка у них хорошая, голос действительно необычный.
Я помнил Агузарову, скорее, в более позднем возрасте, когда она окончательно улетела на Марс, а её узнаваемый голос стал казаться пародией на самого себя. И для меня, наверное, её молодая версия тоже будет своего рода открытием. Во всяком случае, я на это очень надеялся.
***
Память иногда играет с нами в очень жестокие игры. В моем будущем к советской культуре полагалось относиться с определенным пиететом – мол, тогда и певцы были голосистые, и режиссеры снимать умели, актеры вообще всем скопом отличались талантом и гениальностью, ну а главное – они творили нечто высокодуховное, сражаясь с цензурой и политикой партии.
В реальности всё было не настолько прекрасно, конечно. Хорошие фильмы, разумеется, были – как раз тот десяток или два, что регулярно показывали по телевизору в будущем, а также «Ирония судьбы», которую зачем-то сделали символом Нового года. Хорошие актеры тоже имелись – но лишь некоторые их роли пережили своё время, а чаще они снимались в таком жутком дерьме, что было непонятно, за какие грехи их подписали на такое издевательство над зрителями. С песнями было то же самое – можно долго восхищаться гармонией композиций Пахмутовой про любовь и весну, нежно любить арию Рикардо из «Собаки на сене», но в душе каждый понимал, что всё это безнадежно устарело буквально сразу после создания.
Это касалось и наших доморощенных рокеров – от кого-то из них остались редкие записи паршивого качества, от кого-то совсем ничего не осталось, а от кого-то – лучше бы ничего не осталось. В этом смысле отечественная музыкальная сцена уступала западной с разгромным счетом – любой популярный и модный исполнитель, например, из Британии шестидесятых имел в своем активе какой-нибудь вневременной хит, который звучал современно и актуально даже спустя десятилетия, словно был записан буквально вчера. Это не говоря уже про таких монстров как The Beatles или Pink Floyd, которых помнили не по отдельным композициям, а по целым альбомам. Такого достижения не было ни у кого из советских артистов эстрады и подполья – даже от Пугачевой остались лишь отдельные песни, в виде альбомов её творчество оказалось никому не нужным барахлом.
А я вообще находился на особом положении, имея возможность сравнивать свои воспоминания и свежие впечатления. И те же «киношники» превратились для меня в простых ребят из Питера, которым просто повезло чуть больше, чем остальным. А «Браво»... эта группа меня конкретно разочаровала.
***
Концерт, разумеется, начался с солидным опозданием. Я удержал Аллу от того, чтобы лезть в самую толпу, и мы заняли пару кресел на местах для поцелуев – хотя целоваться в этом зале, наполненным матом, сигаретным дымом и угаром от винных паров, хотелось меньше всего. У меня даже слегка разболелась голова, но я не хотел уходить, пока мы не услышим то, зачем сюда тащились довольно сложным маршрутом. Наверное, нам было бы проще, если бы мы взяли пример с большинства зрителей и тоже загрузились спиртным – но я не собирался поддаваться влиянию толпы. К тому же я был занят тем, что гонял нетрезвых зрителей, которые всё время сворачивали в наш ряд с неясными целями. Впрочем, звуки рвоты с противоположной стороны зала мы расслышали хорошо – возможно, к нам тоже лезли ради этого.
Агузарову я поначалу не узнал – она ещё не начала экспериментировать со своей внешностью, хотя оделась слегка экстравагантно по нынешним временам. И пусть для меня её ультракороткие шортики были слишком пуританскими – у столпившихся под сценой пьяных зрителей голые ноги певицы вызвали дикий восторг. И голос был почти тем, что я помнил по более поздним восьмидесятым. Остальные музыканты были одеты как примерные отличники и комсомольцы из фильма «Стиляги», но играли хорошо – во всяком случае, по сравнению с нынешним «Кино».
Шоу ребята делать умели – впрочем, Агузарова всегда отличалась повышенной экспрессией на сцене, а Хавтан с компанией сумели её достойно поддержать. Вот только репертуар конкретно подкачал.
«Браво» спели всего семь песен и начали повторяться – видимо, ничего другого пока отрепетировать не успели. Я узнал лишь некоторые – «Кошки» и «Желтые ботинки» через несколько лет станут хитами, хотя и будут уступать по популярности «Васе», «Чудесной стране» или «Ленинградскому рок-н-роллу». И когда Хавтан второй раз объявил скучноватый «Звездный каталог», я решил, что с меня хватит.
– Алла, пойдем отсюда, – я тронул её за локоть.
– Почему? – недоуменно спросила она. – Вроде ничего не закончилось? Мне нравится.
– Мне тоже, но рок-н-ролл хорош в меру. Пошли, а? Я немного устал.
Устал я не «немного», а вполне прилично, но признаваться в этом не хотел. Алла внимательно посмотрела на меня.
– Ты чего-то не договариваешь...
– Потом договорю, – пообещал я. – Давай сначала выберемся.
Она всё-таки встала, мы протолкались к двустворчатым дверям, приоткрыли их, вышли в большое фойе – и уткнулись в целого сержанта милиции.
– Стоять! – приказал тот.
Мы послушно остановились.
– Вы с мероприятия? – обратился ко мне милиционер.
– Нет, офицер, мы туалет ищем, – ответил я машинально. – Девушке понадобилось по-маленькому, но мы заблудились... не подскажете?
Он не стал поправлять меня насчет «офицера» и даже приосанился. Но воздух носом втянул, проведя своеобразный алкотест, который мы прошли с большим запасом.
– Вон там, – он неохотно ткнул рукой куда-то направо и потерял к нам интерес.
Я подхватил Аллу под руку и потащил её в указанном направлении. Она попыталась что-то сказать, но я приложил палец к губам, и она умолкла на полуслове.
В туалет мы, разумеется, не пошли. В нескольких метрах от заведения я резко повернул и двинулся на выход, который перекрывали два рядовых – но им хватило фразы про то, что девушке стало плохо, и ей нужно на свежий воздух. Видимо, они видели наш разговор с сержантом – и пропустили нас без возражений.
На площади перед ДК у меня сложилось ощущение, что сюда согнали всю милицию Москвы – тут тусовалась, наверное, сотня служивых, очень недовольных, судя по лицам, что их вытащили на этот праздник жизни в выходной день.
– Егор, что это? – шепнула мне Алла.
– Похоже на облаву, выглядит, как облава – наверное, она и есть, – так же тихо ответил я. – Пошли, пока нами не заинтересовались.
***
Я вспомнил этот концерт. Во время ковидного безделья я наткнулся на небольшое интервью Хавтана – он был стар, богат и вальяжен, и рассказывал о старых временах с легкой ностальгией. Но мне показалось, что больше он жалел только о том, что вся его молодость ушла на какие-то бессмысленные разборки, хотя уже тогда он мог хорошо зарабатывать и сытно кушать. В числе прочих курьезных деталей совкового быта рок-звезд Хавтан вспомнил про выступление, которое очень неприятно прервали менты – выключили звук, перекрыли все выходы из зала и, как выразился музыкант, свинтили абсолютно всех, и причастных, и непричастных. Тогда я ему поверил, но теперь – засомневался. Автобусы у того ДК стояли, но было их явно недостаточно, чтобы увезти всех зрителей. Впрочем, никто не мешал милиционерам сделать по два, а то и по три рейса.
Мы с Аллой на это развлечение не остались и, скорее всего, правильно сделали. Правда, Хавтан упоминал, что почти всех отпустили без последствий – если не считать за таковые проведенную в отделении милиции ночь. И я был уверен, что менты как-то фильтровали зрителей – например, по степени опьянения, ведь распитие спиртного в общественных местах категорически не приветствовалось во все времена.
Но злоключения тех, кто пришел на тот концерт, кажется, волновали Хавтана меньше всего – или это волнение за прошедшие годы хорошенько поистрепалось. В интервью он пожаловался, что вот их-то, участников «Браво», загребли абсолютно незаслуженно – мол, они всего лишь пели песни, о деньгах не думали совершенно, были бедные и несчастные, но злые милиционеры обидели будущих светил российской сцены, а Жанночку даже наказали за подделку паспорта, как будто это что-то плохое. В общем, гнал обычную пургу про преследование музыкантов при советской власти.
