Я покосился на Аллу, надеясь, что она не приняла мои слова на свой счет, но вроде бы пронесло.
– Тем не менее... вряд ли тебе стоит влезать в оперативные мероприятия правоохранительных органов, – сказал Валентин. – Ты не являешься штатным сотрудником.
– Возьмите внештатным, – я пожал плечами. – Меня тут наш институтский комсомол в активисты тянет, почему бы до кучи ещё и милиции не помочь? Раз уж он на нас нацелился...
– Не только милиции, госбезопасность тоже подключится, – перебил меня старик. – Ведь так, Валюша?
– Придется, Михал Сергеич, куда деваться, – тот недовольно поморщился. – Только у нас с оформлением сложнее. Проверки всякие, анкеты, характеристики...
Тут я вспомнил про то, зачем я вообще связался с комсомольцами.
– Михаил Сергеевич, простите, если вопрос немного наглый, но вы не просили никого меня проверить по комсомольской линии? А то на неделе в наш комитет приходил товарищ из райкома, интересовался мной...
– Нет, ничего подобного... а что за товарищ и что за интерес? – напрягся старик.
– Наш комсорг сказал, что его Вадик зовут, и они знакомы. Вроде инструктор. Но почему этот Вадик решил что-то обо мне узнать – не знаю.
– Валя, это не могут быть ваши?
– Наши? Нет, вряд ли... да и через комитет комсомола заходить – что за глупость? У нас таких ресурсов нет. Тебе это чем-то грозит? – спросил он у меня.
– Сомневаюсь... – я покачал головой. – Хотя я уже подписался на доклад по текущей международной политике... Небольшой, часика на полтора.
Я улыбнулся, но шутка пропала даром.
– Серьезная задача, – сказал старик. – Надеюсь, ты сможешь нормально его подготовить.
– Да смогу, ничего сложного. Вот пока буду ждать Чикатило – и наваяю.
– То есть ты уже всё решил? – уточнил Валентин.
Можно подумать, у меня был другой выход. Михаил Сергеевич с Валентином, а также все менты и чекисты Советского Союза могли относиться к гражданину Чикатило очень серьезно, но в этом времени его черную душу до конца понимал только я. Для всех остальных он был одним из многих преступников, которым требовалось внимание правоохранительных органов. Я же точно знал, что он очень целеустремлен и опасен. И я его очень боялся – хоть и храбрился во время обсуждения деталей.
Валентин пообещал выделить нескольких оперативников для круглосуточного прикрытия – они будут дежурить посменно недалеко от нашего дома и отслеживать подозрительных личностей. Правда, надолго такая щедрость не распространялась – неделя максимум, потом это прикрытие вернется к наблюдению за шпионами и диссидентами, которых ведомство Валентина любило больше собственных граждан. Ещё к нам собирались поставить тревожную кнопку, но только в случае наличия технической возможности – я это понял так, что никакой кнопки не будет.
А вот пистолет мне не дали. Впрочем, на подобную щедрость я и не надеялся и собирался обойтись собственными силами, пусть даже добраться до Стасика, утащившего единственный заряженный экземпляр пугача, было непросто. Но были и другие варианты организации самозащиты[27].
***
До дома нас снова вёз я – всё на той же заряженной «Волге». Валентин пообещал в понедельник заехать с новостями и подмогой, взял с нас обещание никуда не выходить до его возвращения – и отбыл. Водил он, кстати, очень уверенно – и стартовал, оставив на асфальте две черные полосы сожженной резины. Я не позволял себе так небрежно обращаться с государственным имуществом, но списал его лихачество на водку
– Ты точно хочешь остаться со мной? Может, скажем, что ты передумала? Возьмешь бабушку, поживете немного на конспиративной квартире... а я...
Алла резко остановилась, и я был вынужден последовать её примеру – она крепко держала меня за руку, словно боялась, что я куда-нибудь исчезну.
– А ты в это время будешь рисковать жизнью? Да я с ума сойду!
– Не успеешь, – но моя шутка снова не сработала. – Это опасно же, я о вас забочусь.
– Я сказала – нет! И бабушка никуда из своей квартиры не уйдет, это я тебе точно говорю. Она у меня боевая!
В этом я как раз не сомневался. Елизавета Петровна скорее выпросит у своих знакомых трехлинейку с примкнутым штыком и в одиночку прикончит этого Чикатилу, как только увидит.
Впрочем, вряд ли всё будет настолько просто.
– Что ж... тогда нам нужно много удачи, котёнок...
– Не называй меня так!
– Хорошо, – я улыбнулся, но мышцы с трудом произвели нужные сокращения. – Котенок.
Алла вдруг тоже улыбнулась и обняла меня. Мы постояли немного, наслаждаясь покоем – и пошли сдаваться бабушке.
***
– То есть в том городе вас обоих могли убить, и вы уцелели лишь случайно?
Таким голосом добрая бабушка Аллы, наверное, останавливала нарушителей комендантского часа в осажденной немцами Москве и лишала расхитителей социалистической собственности воли к сопротивлению после войны. Одну руку она заложила за спину, и я зримо представил, что где-то там у неё хранится заныканный со времен службы револьвер системы «Наган» образца 1895 года с полным барабаном патронов, которые сейчас полетят в мою башку – за то, что подверг её любимую внучку такой опасности. Это было не совсем так, но разве любящая бабуля будет слушать мои жалкие оправдания?
– Да, – обреченно ответил я. – Вернее, не случайно, там сложно, я же рассказывал, но в целом... Да, нас могли убить.
Повинный лоб револьвер не пробивает.
– Но ты его обезвредил?
– Да.
– Молодец, – похвала вышла так себе, но это была она, а не что-то другое. – А ты, дурёха, зачем пошла за каким-то незнакомцем? – Елизавета Петровна резко развернулась к Алле, которая и так еле сдерживала слёзы.
– Я-я... я... не зна...
Адда всё-таки разревелась и кинулась бабушке на грудь – выплакаться и утешиться. Та не подвела – прижала взрослую уже девушку к себе, как, наверное, делала в детстве, когда маленькая девочка попадала в непростые ситуации.
– Эх, Аленька-Аленька... вечно ты во что-то вляпываешься... ну же, хватит, хватит... случилось и случилось, что же теперь, реветь постоянно? – приговаривала она.
Меня подмывало рассказать про обстоятельства нашего первого знакомства с этой «дурёхой», но я себя сдерживал. В конце концов, Елизавета Петровна была права – не стоит переживать о том, чего удалось избежать. Лучше думать, что делать дальше.
– Кхм... нам посоветовали особо не выходить из дома ближайшую неделю, – осторожно сказал я. – Это и вас касается, Елизавета Петровна... мы не знаем, что ему известно. Может, ничего, а, может, всё. Это опасный человек.
Я не стал говорить, что Чикатило был серийным убийцей, на счету которого уже несколько десятков трупов. Валентин просил нас не распространяться пока об этой стороне дела – я так понял, чтобы не плодить слухов о столичных «гастролях» очень опасного преступника. В версии, которую мы изложили бабушке, за нами охотился странный хулиган, который решил отомстить за своё поражение в относительно честной схватке – так себе история, но хорошо вписывающая в сказки о разбойниках из популярных сейчас индийских фильмов. Елизавете Петровне и этого хватит для многонедельного обсуждения на лавочках или во время отдыха на даче.
Я был уверен, что бабушка обязательно подключит свою «мафию» к охране прилегающей к дому территории, и считал, что это будет неплохим дополнением к оперативникам от Валентина. Мне, конечно, пришлось описать Чикатило как можно подробнее, составить целый список его примет, но вряд ли это остановит старушек с боевым прошлым от внимания к любым незнакомцам. Меня развеселила мысль о том, как к дежурной машине чекистов выстроится очередь бдительных гражданок, указывающих пальцем на очередного возможного подозреваемого. Скорее всего, уже после первого дежурства агентов к нам будут посылать только в наказание, но такая практика поможет подчиненным Валентина лучше ловить настоящих шпионов.