Я ещё раз пнул его по ребрам. Лёха скрючился от боли и снова выматерился.

– Неправильно, – констатировал я и снова ударил его примерно в то же самое место.

И опять услышал поток мата.

Лишь после пятого удара Лёха связал свой мат, боль и мою просьбу вести себя тихо в единое целое. После шестого удара он уже не матерился, а лишь шипел, лежа на боку и скрючившись в позе эмбриона. Но был в сознании и, кажется, всё прекрасно осознавал. Я опять сел перед ним.

– Ну как, понял? – заботливо спросил я. – А то я тебе вопрос, а ты мне в ответ хуи кидаешь. Так дело не пойдет. Давай, Лёшенька, рассказывай, кто ты такой.

Мне ещё дважды пришлось вставать и пинать пленника, чтобы он начал говорить нормально. Проверить его слова я, конечно, не мог, но всё сказанное им укладывалось в ту картину, которая уже имелась у меня в голове.

***

Лёха был, что называется, из пролетариев. Лет десять назад его семья жила в одном из деревянных бараков, чудом уцелевших вдоль железки после застройки Проспекта Мира и его окрестностей. На Новоалексеевской, например, эти двухэтажные строеньица снесли ещё в шестидесятые, когда, собственно, и появился почти современный проект автодороги в сторону Ярославля. Отец моего визави работал на стройках разнорабочим и безбожно пил, мать была медсестрой в местной больнице и одна пыталась вытянуть всю семью – у Лёхи было ещё трое младших сестер, две из них и сейчас учились в школе. Получалось, разумеется, плохо – свою зарплату отец пропивал, у младшего медицинского состава оклад был копеечный даже со всеми дополнительными ставками. Ну и в итоге Лёха с малых лет оказался предоставлен сам себе, а его дальнейшая жизнь была расписана чуть ли не поминутно – восемь классов общеобразовательной, два года ПТУ или три – техникума, армия, женитьба и бытовой алкоголизм. Ну или первый привод в ментовку ещё во время учебы, второй – сразу по окончании училища, а если военком попадется несговорчивый, то вместо армии Лёхе светила самая настоящая зона.

Но ему повезло. В шестом классе к ним в школу перевелся Боб – тот вроде бы нашел какие-то проблемы в своей элитной гимназии, и его родители быстренько получили новую квартиру и переехали, утащив за собой и своего дебила. Оперативность переезда ещё раз показала мне, что я влез в разборки каких-то местных мажоров, и это могло закончиться очень плохо, но бросать Аллу я не собирался.

Боб, Родион и Михаил были из очень хороших семей и сошлись быстро, а Лёха, похоже, попал к ним по приколу – ну или они посчитали его полезным. В итоге образовалась настоящая банда четырех. «Бандиты» не хулиганили, хотя могли и отметелить кого-нибудь по случаю, занимались больше чем-то богемным вроде пьянства, спекуляции и прослушивания музыки. У Лёхи к тому же обнаружился слух и легкий талант к гитаре, они думали даже группу собрать, но как-то не сложилось.

В армию Лёху, кстати, не взяли по здоровью – бывали и такие случаи в кровожадной Стране Советов. А вот Боба замели – и родители почему-то не стали его отмазывать, хотя, наверное, имели возможность. Члены банды к тому времени разъехались по разным районам. Боб с родителями вернулись в центр и жили на проспекте Калинина, Михаил женился, и родители выделили ему двухкомнатную квартиру неподалеку от проспекта Вернадского. Ну а барак, где обитал Лёха, наконец снесли, и он вместе со всей семьей переехал в пятикомнатную квартиру в новой девятиэтажке в Кузьминках. В районе ВДНХ остался жить только Родион, но и он уже думал съезжать от родителей – насколько я понял, те в поте лица организовывали ему подходящий жилищный кооператив.

Но они продолжали плотно контактировать и после всех этих перемещений, дружили, по словам Лёхи, крепко, и на просьбу Боба присмотреть за Аллой откликнулись всей душой. Тем более что пример того, как именно надо присматривать, показал сам лидер – а уж наезжать втроем на одного эти ребята умели хорошо.

Меня поразило, что Лёха буквально боготворил Боба – видимо, понимал, что без этого типа давно бы скатился по наклонной. ПТУ, кстати, он так и не окончил, оставшись со справкой о прохождении курса средней школы, но без аттестации. Я лениво подумал, что было бы здорово, если бы такие справки давали попаданцам сразу по прибытии. Тогда бы мне не нужно было учиться по второму разу, и я вообще не волновался бы о высшем образовании.

***

– И что мне с тобой делать? – я сделал вид, что размышляю вслух.

– Ссука... развяжи... руки затекли, – прошипел Лёха.

Но очень-очень тихо. Мне даже вставать не пришлось.

– Потом, – пообещал я. – Если захочешь. Смотри, Лёха, вариантов у нас немного. Допустим, я тебя просто отпускаю и даже возвращаю тебе эти пластинки. Завтра вы втроем встречаете меня и снова избиваете, но на этот раз гораздо серьезнее, чтобы я на пару недель загремел в больницу. Так?

Он угрюмо промолчал. Пришлось пнуть его в ногу.

– Так.

– Я, конечно, накатаю заяву в полицию, вам, думаю, немного потреплют нервы, но в целом вы даже на пятнадцать суток не загремите. И когда я вылечусь и снова вернусь к Алле, нас ждет ещё одна встреча. Так?

– Так...

На этот раз обошлось без взбадривающего пинка.

– Ты же понимаешь, Лёха, что мне этот вариант не очень нравится?

Он хмуро кивнул. Пришлось снова пинать.

– Понимаю, – буркнул Лёха. – А если мы про тебя забудем? Я поговорю с ребятами, они поймут... Заебало вокруг этой девки прыгать, пусть Боб разбирается...

Я пнул его – для порядка, чтобы не говорил про Аллу плохо, – а не потому, что его предложение никуда не годилось. Хотя оно не стоило слов, которые Лёха потратил на то, чтобы произнести его.

Судя по его же собственным словам, Лёха в этой компании находился на положении мальчика подай-принеси. Он в меру сил прилежно выполнял порученные ему задания, за что имел немного денег и много власти – точнее, много больше, чем мог себе позволить в силу интеллекта и происхождения. Ни Родион, ни Михаил не обратят внимания на его предложение – пошлют и будут в своём праве. А этот уёбок утрется и будет делать то, что скажут старшие товарищи.

– Это ты сейчас изложил наш с тобой второй вариант, как я его вижу, – продолжил я. – Только упустил несколько важных моментов. Сначала я приведу в действие эту бомбочку, которую ты так нежно держишь... не дергайся... мы пока всего лишь разговариваем. Потом вышибу тебе несколько зубов и помогу собрать их. Вот в таком грустном виде ты и скажешь своим приятелям то, что собирался. Ну и от меня передашь – если они тебя не послушают, то я проделаю с ними то же самое. Выловлю по одному и проделаю. Адреса я теперь знаю, где искать – тоже. Ну а поскольку я сомневаюсь, что они, посмотрев на тебя, испугаются, то скоро у вас будет инвалидная банда безруких. Даже пластинку на проигрыватель поставить не сможете, поэтому я их сразу себе заберу, вам они ни к чему. Хороший вариант?

Я доброжелательно улыбнулся.

Кажется, Лёха проникся всем ужасом своего положения, и даже возможные страдания приятелей его не могли утешить. Он снова забился в путах, но я вязал на совесть.

– Ссука... – но и на этот раз он не кричал.

– Блин, как же ты заебал своей сукой, – я лениво пнул его. – Вот чего ты такой тупой, а, Лёха? С чего вы вообще так трепетно выполняете просьбу своего Боба? Он вам кто – царь-батюшка?

– Друг он нам, а за друзей надо...

Лет через несколько примерно по той же причине и с похожей мотивацией такие же компании старых друзей начнут мочить тех, на кого укажет лидер. И сами будут гибнуть один за другим. Мне стало любопытно, как эта четверка пережила неспокойные девяностые и сколько трупов успела оставить на своем пути.

– Дебилы, вот вы кто, – я сплюнул на землю. – Боб твой – мстительный мелкий мудак, а вы трое – просто дебилы, которые выросли, но мозгов не завели. Вот смотри сюда. Дело было чуть ли не три года назад. С Аллой Боб гулял сколько-то месяцев, потом они расстались. И так его от этого расставания припекло, что он прямо спать не мог, если у девушки всё нормально было. А вы и рады стараться – ну а чё, наезжать много мозгов не надо, развлечение опять же. Вам слишком долго везло... слишком долго. Однажды вы должны были наткнуться на того, кто тупо оказался бы сильнее или опаснее вас. Бог знает, как вы пережили бы эту встречу, гадать не хочу. Судьбе было угодно, чтобы вы наткнулись на меня. Один классик как-то сказал, что бить детей нельзя, но надо же что-то с этими сволочами делать. Вот я и думаю, что же такого можно с вами сделать, чтобы вы слегка перековались. Самую малость... которой, я надеюсь, хватит, чтобы вы оставили меня и Аллу в покое. Кстати, Лёх, ты не спи, – я ещё раз двинул по нему ногой, – А кто вам про Аллу всё доклады... докладывал?