Этот смех как будто пробудил старинных подруг, они точно по команде достали из своих карманов платочки, прижали их к глазам, слегка провели по губам и одновременно свернув их, спрятали обратно.

– Нет, Машенька, – сказала «пышка» Варенька, – по твоим институтским привычкам тебя всегда узнать можно. Ведь тебе уже за пятьдесят, а ты всё так же платочек складываешь. Помнишь, бывало, как мадам Жюли распеканцию устроит, так вот тоже так платочком вытрешься и обязательно должна его в кармашек положить, свернув перед этим аккуратно, а если, не дай Бог, забудешь в расстройстве, так ещё больше попадёт.

– Ну, Варенька, нечего на других кивать, посмотри-ка лучше на себя. Сама-то точь-в-точь с платочком, как и я, поступила. Позволь-ка я тебе представлю мою рябковскую подругу, а вернее, домашнего чародея нашего, я ведь ещё и в Смольном часто про неё рассказывала.

– Постой, постой… Это, наверное, Дашенька? Ведь верно, верно? Угадала? А что? А говорят, что я старуха. А я всё как есть помню. Все наши институтские мелочи и уж, конечно, все твои рассказы и про Рябково, и про Волгу, и про Дашу. Ну, здравствуй, Дашенька! – обратилась она к Даше. – Друг моих друзей – мне лучший друг! – произнесла она с пафосом. И все снова рассмеялись.

– Всё такая же! Что ни слово, то классическое изречение, – заметила Мария Александровна. – Расскажи, пожалуйста, как это ты вдруг здесь очутилась?

– Что же, нет ничего проще, – ответила Варвара Степановна Травина, бывшая смольнянка и хорошая подруга Марии Александровны. – Видишь ли, когда у тебя умерла мама, потом брат и заболел отец и ты покинула институт, я ещё почти год оставалась там. А после внезапной кончины отца вынуждена была оставить учебу и я. Переехала в Москву, где были кое-какие родственники, там и жила до прошлого года. Замуж выйти не сумела. Окончила при Румянцевской библиотеке курсы библиотекарей, искала место в Москве – не нашла. Встретила Мери Демидову, то есть теперь уже вдову Новосильцеву, и она посоветовала мне приехать сюда. Здесь при её помощи и, конечно, с помощью местной интеллигенции организовала публичную городскую библиотеку. Городская дума выделила какой-то выморочный дом, Новосильцева дала средства на его ремонт, отдала почти всю библиотеку своего покойного мужа, себе оставила большую Демидовскую, собрали кое-какие книги у окрестных помещиков и у городских богачей, учителя помогали, так вот и начали. Получилась неплохая библиотека. И ты знаешь, читателей очень много. А когда начинали, многие говорили: пустая затея, в таком городе, как Темников, и читать-то некому! Представь, у меня больше тысячи абонентов, то есть почти каждый десятый житель – читатель нашей библиотеки. Это даёт нам возможность не только существовать, но и приобретать кое-что новенькое. Ведь библиотека платная, и, хотя официально нас содержит Городская дума, но в сущности мы сами себя содержим; в библиотеке, кроме меня, ещё одна местная девушка работает. Да вон она, моя библиотека, посмотри! – Варвара Степановна показала рукой на стоящий через улицу двухэтажный домик с вывеской «Темниковская городская публичная библиотека», – а внизу и я живу, – перевела дух запыхавшаяся толстушка.

С тех пор как познакомилась с Варенькой Травиной, Маша Шипова знала, что девушка очень любила книги, и не только читать их, а именно ухаживать за ними. Институтская библиотекарша часто заставляла её заниматься ремонтом потрёпанных книг или наводить порядок в библиотеке. И Варенька эти поручения выполняла с большой любовью и охотой. Поэтому Марию Александровну не удивил такой немножко сумбурный, но страстный рассказ Травиной о любимом деле.

– Когда Мери сообщила мне, что ты едешь сюда и будешь начальницей гимназии, я была вне себя от восторга. А когда она предложила мне подыскать тебе квартиру и вообще позаботиться о тебе первое время, она ведь не знала, что ты с собой ангела-хранителя привезёшь, – улыбнулась Варвара Степановна в сторону Даши, – я была прямо на седьмом небе. Наконец-то и мне пришлось хоть о ком-нибудь позаботиться. А то живу ведь как перст одна. Ну вот, старалась вовсю. Целый дом сняла, благо у госпожи Новосильцевой денег-то куры не клюют. Думаю, пусть внизу тоже гимназический народ поселится, а то этим бедолагам приходилось чуть ли не через весь городишко наш топать до гимназии. Да и Маше, думаю, спокойнее будет со своими людьми жить, а они народ хороший, особенно Егор мне нравится: и работник хороший, и непьющий, и семьянин хороший, а семья-то у него немаленькая. Купила и мебель кое-какую на первое время, а там, думаю, не понравятся мои покупки, и сама Машенька что-нибудь приобретёт.

Даша смотрела на «лучшего друга своего друга» с восхищением и уже знала, что «пышку» Вареньку полюбила навсегда.

– Что ты, что ты, Варенька, всё чудесно, мы с Дашей просто в восторге, квартира, и мебель, и местоположение дома – всё нам очень понравилось, да и городок, кажется, хороший. Я ведь собираюсь теперь тут всю свою жизнь прожить, – немного грустно сказала Мария Александровна и, помолчав, добавила: – Я ведь тоже, наверное, не сумела замуж выйти.

– Ну это ты глупишь, нечего Бога гневить. Ведь у тебя дети, а там, Бог даст, и внуки пойдут, ещё всё впереди, и заботы, и хлопоты, и радости. Вот я – так действительно одинока, как есть одна!

– Теперь, раз мы здесь, ты не будешь одинока, – сказала Мария Александровна, – мы с Дашей будем твоей самой близкой и самой преданной роднёй, так это ты и запомни! – и она снова обняла Варвару Степановну.

– Спасибо тебе, Машенька, на добром слове, – с чувством сказала Травина, глаза её вновь увлажнились, а лицо сияло от счастья. По всему было видно, что ей было до чрезвычайности приятно, что её труды по приобретению мебели и найму квартиры были приняты так хорошо. Тронули её и искренние слова Машеньки о родстве.

– Однако я побегу, ведь я на минутку только, библиотека-то работает сейчас. Да, вот ещё, Машенька, нашла я тебе кухарку. Хорошая добрая женщина, и готовит неплохо, её Полей зовут. Только немного горбатенькая. Завтра придёт. До вечера! – крикнула она уже из двери.

Оставшись одни, Мария Александровна и Даша закончили разборку и раскладку привезённых с собой вещей и, осмотрев всё своё хозяйство, пришли к выводу: Варенька так обо всём позаботилась, что им почти ничего и покупать не нужно будет. Это опять вернуло их мысли к ней. Даша была просто очарована Варенькой и говорила, что если хоть бы половина таких людей здесь жила, то это не город, а рай. Мария Александровна более сдержанно, но тоже с чувством искренней признательности думала об институтской подруге и была очень рада, что в этом новом месте у неё, кроме Даши, есть ещё один верный добрый друг.

На следующий день в Темников приехала Мария Александровна Новосильцева. Она остановилась на квартире у новой начальницы гимназии, чем несказанно обидела Чикунскую, у которой всегда останавливалась ранее, и за что инспектриса ещё сильнее обозлилась на «эту выскочку» Марию Александровну Пигуту. Та же, не предполагая даже, что такие мелочи могут кого-либо злить, очень обрадовалась приезду Новосильцевой. Вступление в новую должность при ней, наверное, произойдёт проще и легче.

Сразу же по приезде Новосильцева повела Марию Александровну осматривать помещение новой женской гимназии, ещё не оконченное строительством здание. Судя по ходу дела, как считала Новосильцева, гимназия должна открыться осенью этого, 1905 года.

По дороге подруги, а теперь уже правильнее говорить, хозяйка и её подчинённая, делились своими мыслями и надеждами. Новосильцева, не стесняясь в средствах, решила построить в Темникове образцовую женскую гимназию.

– Такую, какую не только в губернском городе Тамбове не найдёшь, но, пожалуй, и в Москве не сыщешь! – говорила она с гордостью. И в этих словах проявлялась, может, помимо её воли, кичливость своим богатством. Та самая кичливость богача, делающего то или иное благодеяние не столько для удобства и благополучия окружающих, сколько для того, чтобы показать себя, перещеголять других.