Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Хозяйкой это чуда архитектуры была баронесса Луиза фон Гойнинген-Гюне, которая вряд ли догадывалась, что ее дом стал зримой вершиной столетнего периода процветания и стремительного развития Южной Пальмиры, которая всего за один век из поселения в отдаленном краю империи превратилась в третий по величине ее город.

Через каких-то четыре года после окончания строительства этого дома в Южной Пальмире, сначала едва заметно, а потом с нарастающей очевидностью, стала править свой зловещий маскарад так же оказавшаяся столетней эпоха деградации и нескончаемых бед. Здание действительно родилось словно для того, чтобы стать символом. Вот только символом чего? Ответ на этот вопрос могла дать только дальнейшая история города.

Через двенадцать лет после окончания строительства здания в него вселились новые хозяева жизни, на сей раз чекисты. Конечно, право первого выбора резиденции принадлежало коммунистической партии, второго – советской власти, третьего – Красной армии и только четвертого – ЧК. Поэтому председатель Южно-Пальмирской Губчека ужасно волновался, когда новая власть окончательно утвердилась в городе и тут же принялась его делить, что это здание достанется не его ведомству. Впрочем, и надежда на то, что дурной вкус конкурентов окажет ему добрую услугу, не покидала его. И действительно, первый секретарь Губкома, председатель горисполкома и командующий войсками местного гарнизона один за другим остановили свой выбор на других зданиях. Более того, они даже не заглянули на улицу Классиков Марксизма-ленинизма, считая ее несоизмеримо менее престижней тех улиц, на которых располагались дореволюционные органы власти. Такое состояние умов всех руководителей новой власти, кроме председателя ЧК, решительно расходилось с марксистской доктриной, которую они формально исповедовали, утверждавшей, что настоящие хозяева жизни и государств не внешние обладатели символов власти, но миллионщики, кудесники капитала.

Безо всякой конкуренции заполучив для своего, казалось бы, не первого в структуре новой власти ведомства шедевр архитектурного модерна европейского уровня, председатель Губчека уже не сомневался в том, кто станет действительной властью в официально провозглашенном в качестве реально существующего первом в мире государстве рабочих и крестьян.

«Обхохочешься», – подумал он, и лучше бы ему было так не думать. У писаной истории нет достоверной информации, подслушал ли кто в это мгновение его мысли, но менее через двадцать лет он был расстрелян своими менее склонными распускать свои мысли коллегами. А пока что здание стремительно приспосабливалось к новой жизни. Удивительно, как оно подошло для ее насущных нужд. Можно было подумать, что и проектировалось оно с тем, чтобы мгновенно перевоплотиться под требования самых передовых политических технологий новейшего времени. Что ни говори, а модерн есть модерн.

Восьмикомнатные квартиры, созданные для всех видов земного уюта и наслаждений, самым естественным образом ненавязчиво преобразились в кабинеты следователей, в которых очень удобно было всячески пытать допрашиваемых, просторный гараж словно для того и был создан, чтобы тут же, под рев автомобильного двигателя, расстреливать тех, кого находила нужным уничтожить якобы рабоче-крестьянская власть, а уж летне-зимний сад, скрытый от нескромных взглядов возможных посторонних, стал идеальным местом для массовых захоронений. Получился такой замкнутый цикл юридического производства, технологически превосходивший все прежние такого рода по состоянию на начало двадцатых годов двадцатого века.

Приучать от природы понятливых жителей Южной Пальмиры обходить это место десятой дорогой долго не пришлось. Но как чекистское начальство точно предугадало, что именно в этом здании захочет обосноваться румынская оккупационная власть, которая таковой себя не считала, полагая, что она пришла навсегда? И каким чудом чекистам удалось взорвать здание? Ведь наперед было ясно, что кто бы ни решил тут поселиться, наверняка проведет проверку каждого квадратного миллиметра площади здания, начиная с подвалов и заканчивая крышей, силами самых элитных саперов королевства, если он, конечно, не полный идиот.

21.

Аркадию было заранее строго предписано в тот роковой час, когда взлетело на воздух самое роскошное некогда здание Южной Пальмиры, не только не находиться в районе бывшей Классиков Марксизма-ленинизма, а ныне снова Аразлиевской улицы, но и вовсе спуститься в катакомбы. На свое счастье, он сдержал данное себе слово и после посещения Шломо Евсеича стал наконец-то выполнять приказы командования и не нарушать правил конспирации.

Спуск в катакомбы находился в скромном дворике ничем не примечательного частного сарая на окраине города. Назвав пароль хозяину сооружения, Аркадий вошел в сарай, отодвинул деревянный люк и спустился в подземелье. Там при свете факела уютно расположился за самодельным столом, сидя на самодельном стуле, школьный учитель Аркадия по географии Серафим Аполлонович Стульчиков. Это был дородный мужчина высокого роста с несколько безумным выражением полного лица, на котором был словно нанесен грим постоянной ухмылки.

– Слыхал, что в городе произошло? – не дав Аркадию долго удивляться встрече, добродушно спросил Серафим Аполлонович. – А я ведь лично румын предупредил. Мало того, что они сами по себе все здание промониторили, прости, я хотел сказать обыскали, обшарили, прочесали с миноискателями. Эх, металлодетекция, металлодетекция…

Серафим Аполлонович с удовольствием отхлебнул из кружки, от которой шел запах ароматнейшего кофе, достал коробку, из которой извлек сигару, неторопливо прикурил и, наконец, втянул дым в себя. У Аркадия глаза полезли на лоб.

– Кубинская, от наших в недалеком будущем союзников, – не так, чтоб очень уж понятно, пояснил он. – Сигару не предлагаю, а кофием угощу, даже и не думай отказываться. Такого кофе давненько наш южно-пальмирский обыватель не нюхивал. Считай, что тебе повезло. Стал подпольщиком, переходи на спецснабжение, привыкай. Небось, отец твой даже по офицерскому пайку такого не получал. Да знаю, знаю. Вся семья одной из моих теток попала под Голодомор. Никого из них вытащить не сумел.

Лицо Серафима Аполлоновича продолжало ухмыляться, в глазах засветились словно не от сего мира огоньки. И наверное, Аркадий бы испугался, если бы точно не знал про этого учителя, что он добрый. Еще не родился учитель, который бы на этом деле смог провести своих учеников. Хоть весь урок кричи, указку через колено ломай и учебную доску с нечеловеческим ревом со стены срывай, а все равно добрый.

Серафим Аполлонович вышел в соседнее помещение и скоро оттуда послышался завораживающий аромат необыкновенного кофе.

«Как бы наверху его не услышали», – с тревогой подумал, стремительно усваивая опыт конспирации, Аркадий, и тут же из смежного помещения донеслось:

– Можешь не волноваться, тайную приточно-вытяжную вентиляцию тут еще в середине прошлого века устроили торговцы белыми рабынями. Говорят, что этот бизнес на равных паях греки с евреями держали. Рабынь, конечно, на Туретчину отправляли, какая международная кооперация, однако. Хочешь спросить, только ли нерадивые славяне своих девушек в турецкую неволю продавали? Нет. Успокойся, греки и евреи тоже. У каждого народа находятся свои праведники. Так что не комплексуй за славян, не хуже других.

– А как же полиция? – в волнении воскликнул Аркадий.

– Ты хотел спросить, а как же насквозь коррумпированная южно-пальмирская полиция? – осторожно ставя дымящиеся кружки на стол, уточнил Серафим Аполлонович. – Вот тут свое брали славяне, не все же грекам и евреям на незаконном бизнесе наживаться, верно?

– Серафим Аполлонович, вы интернационалист? – прямо спросил Аркадий собеседника, как участник коммунистического подполья участника коммунистического подполья.

– Давай-ка, Аркадий, – пригубив кофе и посмаковав его, сказал Серафим Аполлонович, – прямо с сего мгновения прекращай пользоваться этой профанной терминологией. Скажем так, не упоминай мемов всуе. Приучайся смотреть на себя, как на потенциального посвященного. Вопросы будут?

14
{"b":"819124","o":1}