Получив донесение о контрнаступлении противника, Фрунзе послал на помощь десантникам новую бригаду. Дивизии 6-й армии Августа Корка, истекая кровью, с трудом удерживались на краю Литовского полуострова.
Ночью с моря подул ветер. Он нарастал с невероятной силой, гоня воду Азовского моря в Сиваш; под диким этим ветром сгибались деревья, хлопали ставни, срывались с хат соломенные крыши.
В полночь в штабе 15-й дивизии зазвонил полевой телефон. Фрунзе выслушал новое донесение и несколько мгновений молчал. Ответил чужим голосом:
— Приму срочные меры...
Повернулся к стоявшему рядом Пауке:
— Уровень воды в Сиваше поднимается. Броды затапливаются. Дивизии на Литовском полуострове отрезаны от нас. Немедленно направить на помощь 7-ю кавалерийскую дивизию и махновцев.
Минут через пять в штаб явился атаман Каретников.
— Мои люди не могут бродить по Сивашу, — объявил он. — Недополучили шинелей, а ветрище-то вон какой: ложись грудью — удержит.
— Ответьте-ка, атаман, как поступает батька Махно с теми, кто не исполняет его приказов? — сдерживая раздражение, спросил Фрунзе.
— Таких смельчаков нет.
— Ну а все-таки если найдутся?
— Батька расстреливает собственноручно.
— Ну так вот, если не исполните моего приказа, я тоже вас расстреляю. Даю пятнадцать минут на сборы...
Каретников надвинул кубанку на лоб.
— Ежели так, то выступаю...
Фрунзе попросил связать его с Блюхером.
— Блюхер у телефона, — сказал Паука, передавая телефонную трубку.
— Пришел твой час, Василий. Вода заливает Сиваш, наши на Литовском полуострове погибнут, если не поможем. На рассвете в лоб атакуйте Турецкий вал...
Он стоял у стола, положив руку на военную карту, стискивая пальцами карандаш, и машинально начертил на карте пять волнистых линий. Прислушался к напряженному ветру и представил себе картину предстоящей атаки Турецкого вала.
Волнистые линии обратились в пять «волн», и каждая имела свою задачу — еще утром они с Пауком и Блюхером разработали этот план атаки.
Первая волна атакующих — разведчики, саперы, бойцы, обученные резке колючей проволоки. Они расчищают проходы в проволочных заграждениях.
Вторая — по два батальона стрелков от каждого полка первой линии. Эта волна, преодолев заграждения, подкатывается к Турецкому валу.
Третья, сливаясь со второй, захватывает Турецкий вал.
Четвертая волна, эшелонированная в глубину, состоит из четырех ударных полков. Они развивают успех первых волн и преследуют противника.
И наконец, волна пятая — два кавалерийских полка атакуют сломленного, уже отходящего врага.
Но все же это только оперативный план, пусть продуманный, пусть предельно ясный, а все-таки — на бумаге. Хорошо, что командиры знают, что им делать каждое мгновение, но ведь и у противников есть планы.
Фрунзе мысленно видел, как по Сивашу передвигается дивизия Блюхера. Сиваш наполняется морской водой, и все непроходимее становятся броды, бойцы спотыкаются, падают, поднимаются, снова бредут, сгибаясь под тяжестью оружия и мокрой одежды. Они молчат, уверенные, что своим молчанием сохранят тайну переправы, но может ли быть совершенная тишина при переправе многих тысяч людей, животных, орудий, броневиков, повозок с боеприпасами?
Ветер улегся. Скоро рассвет. Фрунзе посмотрел на телефон, на Пауку. Тот стоял, скрестив на груди руки, в светлых глазах пробегали огоньки мигающей свечи. О чем думает он?
«Конечно, о том, о чем я сам: скольких храбрецов недосчитаемся мы в этот роковой рассвет? Какой ценой заплатим за штурм Турецкого вала?»
Опять слабо, но тревожно зазвонил телефон; в трубке послышался далекий голос Блюхера:
— Переправились. Пятьдесят пять орудий готовы открыть огонь по Турецкому валу, но штурмовать невозможно. Туман. Такой туман — не вижу своей руки.
— Ждите, пока туман рассеется.
Туманные полотнища стали редеть, появились синие проталины неба, очертания вала, колючая путаница заграждений, орудия, нацеленные на плоский, голый берег Сиваша.
По команде Блюхера пятьдесят пять орудий ударили по Турецкому валу одновременно, и тотчас хлынула на него первая волна атакующих. Немедленно загремели орудия белых, сплошным огнем отрезая путь. Снаряды рвались и справа, и слева, и в центре «волны», разбрасывая, кромсая, уничтожая все и вся. Бойцы первой «волны» погибли, даже не достигнув намеченной цели.
На штурм поднялась вторая «волна». Поддержанная броневиками, она преодолела только первую полосу заграждении. Врангелевцы смели и ее.
Грохот, крики, скрежет, треск разваливали небо над сивашской равниной, все смешалось с кровью, грязью, дымом, — казалось, небо обрушивается на красных и белых, а люди потеряли инстинкт самосохранения.
Блюхер лежал в яме, пытаясь связаться с Фрунзе, и невольно прижимался к земле, когда над ним свистели осколки.
— Первые две волны атакующих погибли, — доложил он, услышав голос Фрунзе.
— Приостановить атаку до вечера. Берегите бойцов. Предложите врангелевцам капитуляцию на почетных условиях.
Блюхер подозвал комиссара 1-го ударного полка.
— Согласны ли вы добровольно пойти на верную смерть? Нужно передать противнику письмо.
— Давайте письмо.
— Вас наверняка убьют по дороге.
— Письмо!..
Комиссар дошел до противника, передал письмо, получил отказ и вернулся к Блюхеру. Из бойцов своего полка он один остался живым.
С вечерней темнотой началась новая атака. Третья «волна» красноармейцев захватила вторую полосу укреплений, но дальше продвинуться не могла.
После полуночи Блюхер в четвертый раз поднял полки на штурм. Гром ночной канонады заглушал слова команд, но бойцы уже не нуждались в приказах, они рвали заграждения, по горло в воде переходили глубокий ров, лезли по скользкому скату на вершину вала. Их расстреливали в упор, сбрасывали штыками в ров, но на месте погибших возникали другие.
«Сегодня в смертельной схватке сошлись мужество нашей идеи и храбрость их отчаяния», — думал Блюхер.
Перед ним только что стоял ротный командир, тяжело раненный в плечо. Кровь стекала по шинели, лицо было искажено болью. Он что-то кричал, но что — Блюхер не слышал. Махнув рукой, командир повел роту в атаку и упал, сраженный пулей. А сейчас сообщили, что полковой комиссар бросил на колючую проволоку свою шинель и перевалился через нее на вершину вала. Красноармейцы устремились за ним. Комиссара убило осколком снаряда.
Пространство перед Турецким валом превратилось в сплошную стену огня. Блюхер отдал приказ о последней атаке грозного вала.
В третьем часу ночи 455-й и 456-й полки одновременно ворвались на Турецкий вал, за ними поднялись красноармейцы 453-го и 454-го полков.
В то же самое время противник был атакован с Литовского полуострова. Врангелевцы в панике покидали окопы, и только разрозненные группы офицеров еще ожесточенно сопротивлялись.
— Перекоп взят штурмом! Наступаем на Армянский базар, — голосом, дрожащим от волнения и радости, сообщил по телефону Блюхер.
Центр сражения переместился на линию Армянский базар — Юшунь, но все попытки захватить Юшуньские позиции были отбиты врангелевцами. На Перекопском перешейке сложилась парадоксальная ситуация: и красные, и белые добились успеха на противоположных флангах и угрожали друг другу заходами в тыл.
Это сразу учел Фрунзе. Он приказал Ивану Грязнову, командиру 30-й дивизии, атаковать противника у Чонгара, где уже вели бой кавалерийские части Буденного.
В ночь на 11 ноября Грязнов начал переправу через Сиваш. Снова дул острый ветер, падала температура, Гнилое море задергивалось ледяной пленкой. Бойцы коченели от ветра и все-таки шли по узкому мостику. Обледенелые бревна раскачивались под ногами, но неудержимая, словно магическая, сила тянула бойцов на вражеский берег.
Они появились там совершенно неожиданно и молча бросились в атаку. Помогая им, заговорила красная артиллерия, и началась новая схватка во мгле ноябрьской ночи. Прожекторные снопы света бегали по Сивашу, орудийный огонь белых сосредоточился на шатком мостике, но саперы тут же восстанавливали его. Боец за бойцом перебегали на берег.
