Давайте сразу уточним, я не большой знаток родного языка, о чём я, кстати, часто сожалею. И сам я говорю порой не так, нет, ну бывает я жене скажу – ну, что, поехали-те или чё. Но это я забавы ради, не то, что б прямо я не знал, как надо говорить. Она, конечно, злится на меня, но всё прощает, знает, что не со зла. И уж ни в коем случаи, я не имею ни каких претензий к говору. Есть много мест, где люди окают, а есть места, где акают и укают. А кто из вас не улыбнется когда протяжное услышит моолоокоо? Ну, разве это не красиво, разве не ласкает слух? Вот как по мне, то в этом есть своя, земная красота. А как красиво дети говорят, порой мне кажется, что есть у них свой тайный, ни кому не ведомый язык. Услышишь от такого малыша: «Доедывать не буду, масалёт», – и вот уже улыбка на твоих устах, а гномиков они как называют, не слыхали?
Но то, как взрослые порой коверкают родной язык, я честно поражаюсь. И делаем мы это каждый день. Как безобразно говорить мы стали и лидером считаю я звонить. Идёшь по улице и слышишь: «ты мне позвОнишь?», – но я урок давно усвоил, этом слове не должно быть вони.
Жена, не слышав ни чего, меня всё дальше тянет по рядам. И вот уже в пакетах лук с морковкой, а я иду с улыбкой на устах. Мы подошли к прилавкам от фермерских хозяйств. Там продавали сыр и масло, творог с колбасой, там было молоко, сметана, сливки. Жена моя за этикетки сразу принялась. Что там за сыр, а жирность у сметаны какова, а цвет, а запах? А перед нами женщина стояла, и что-то объясняла продавцу. А он, тот продавец, стоит весь красный, раздулись щеки, губы сжаты, как будто в рот воды набрал. Я подошёл поближе и услышал, как женщина ему, видать не в первый раз твердит: « Ну что вам не понятно, мне надо пачку матла, тыр и колбату. Тыр, матло, колбата. И втё».
Когда к жене я повернулся, я был похож на продавца, раздулись мои щёки, плотно сжаты были губы, как будто в рот воды набрал. Вот только покраснеть я не успел. Жена взглянула на меня сурово, поводила носом и дальше стала этикетки изучать. Я выдохнул, тихонько, так чтоб не засмеяться, а в это время мимо нас прошел мужчина. Остановился возле женщины, немного постоял, послушал разговор и, обратившись к продавцу, сказал: «Ну что вам не понятно, нам надо, вон тот кусочек масва, с ковоковами и ковбасы, павку сервевата…». Он не успел договорить. Продавец сбежал схватив с витрины тряпку, которой он прилавок протирал. И закрывая ей лицо, сквозь продавцов и покупателей, он, убегая, хохотал. Супруга долго не могла понять, куда мы так спешим, когда схватив её за руку, я к выходу рванул. И выбежав на улицу, я долго объяснить не мог, к чему была такая спешка.
Всё началось в субботу, ранним утром. Когда я толком и проснуться не успел. С тех пор меня будить и говорить, что мы сегодня в магазин идём – не надо. Ранним утром по субботам, я долго жду, когда моя жена накрасит губы и ресницы. Кода она румяна нанесёт, и мы пойдем по магазинам. Тогда зайдём мы в гастроном, потом пойдём в универсам ну и, конечно же, на рынок. Но не останусь я с покупками у входа, а вместе с ней пройдусь я по рядам. И буду слушать, кто как говорит.
Клуб DS
Запахи из кафе заполнили своим ароматом всю комнату. Утренний хлеб, булочки с корицей, персиком и вишней, всю эту прелесть достали из печи и положили поближе к улице, бариста намолол кофе и смешал его запах с ароматом хлеба, давая понять, что пора просыпаться и идти завтракать.
Утренние посиделки за чашечкой кофе, держание за руки, объятия и пожелания хорошего дня. Как же она ненавидит все эти прелести и радости.
Рука скользнула под подушку и нащупала ошейник. Крепко сжимая его в руке, она встала и подошла к трюмо. Красивое молодое тело смотрело на неё из зеркала, откинув волосы назад, она надела ошейник и затянув его потуже, встала на колени. Вот она, готовая рабыня. Ей не интересны нежные романтические объятия, ей по душе удары по телу, ей не нужны цветы, если только ими не били её по лицу, по молодому телу, и желательно розы, чьи шипы оставляют кровоточащие раны, от которых поёт душа. Ей не нужны нежные поцелуи, ей по душе плевки в лицо. Дикость, варварство, грубость, насилие, сильная рука, что будет властвовать над нею, приказывать, ну а она, как верный пес служить ему, вот что ей интересно, вот что ей нужно. Он скажет, сядь – и она сядет, он скажет, принеси – и принесет, а если она провинится, то он накажет. И это будет радость для неё.
Ошейник расстегнулся, и грудь наполнилась воздухом, а сердце колотилось так, что казалось оно, хочет вырваться из груди.
«Быть может, я больна, ведь не бывает так, ведь не должно быть так. Страдать и быть счастливой это не нормально. Это глупость, это дурость, лечить меня и чем скорей, тем лучше. Пойду и запишусь к врачу, пусть вылечит меня, пусть буду я как все, мечтать о поцелуях, объятьях нежных, романтика и всё такое. Пусть буду я как все! Да что за бред! Надеть двуличья маску и радоваться всем, быть тем, кем я не являюсь, разве это счастье? Пусть я такая, ну и что, я зла ведь не желаю ни кому. Люблю я подчиняться, люблю насилие, люблю я власть, но что бы надо мной, и ни кого я не прошу быть тем же. Я лишь хочу сама с собою честной быть! И это выбор мой и для меня!»
Открыв один из шкафчиков, она достала перстень. Серебряный, с эмблемой клуба, короной сверху и плетью внизу, а между ними буква S. Сколько счастливых дней она там провела, а покидая свой родной город, ей вручили этот перстень. Свободная рабыня. Клуб был анонимный, никто не афишировал его. Редкие встречи со своим господином давали заряд бодрости на много дней, а то и на неделю. Но он уехал, толи по работе, толи по службе, но он оставил клуб и свою рабыню, а спустя несколько месяцев и ей самой пришлось уехать. Большой мегаполис, где отец занял место директора, открывал большие возможности, а ей, любимой дочке, нашлось неплохое место в компании. «Родители, – от этой мысли она встрепенулась, – они же сегодня организовали приём»
День пролетел незаметно. Позавтракав на скорую руку, она договорилась о встрече с подругой в торговом центре. Нужно было выбрать подарок для мамы. Она радовалась как дитя, когда ей что-нибудь приносили, какую-нибудь мелочь, безделушку, и ужасно огорчалась, когда гости приходили с пустыми руками. Походив по магазинам, она остановила свой выбор на палантине. Уверена, что мама проходит в нем весь вечер. Посидев немного с подругой в кафе, она отправилась к родителям.
Вечер был в самом разгаре. Никакого официального застолья не было, все приходившие гости расходились по интересам. На втором этаже шумная компания играла в бильярд, налив себе по бокалу горячительного и прихватив с собой бутылку. Они спустятся лишь к концу приёма, и будут расхваливать хозяина дома за столь великолепный вечер. В соседней от них комнате играли в карты, но что-то у них было тихо – игра видать не задалась. Женщины расположились на террасе, вытянув ноги, они обсуждали моду.
Увидев её, мама поставила свой бокал и отчитала за опоздание. Но получив подарок, её сердце оттаяло, и она, схватив её, повела знакомить с новыми людьми. В основном это были мужчины. Старания мамы выдать свою дочь замуж, были видны невооруженным взглядом. В принципе она была не против, подчиняться ей нравилось, но эти любезности, восхваление её красотой нагоняли на неё тоску. Каждый из них был готов подарить ей кусочек неба, или звезду, и как только они начинали говорить об этом, она спешила удалиться.
Сбежав от очередного ухажёра, она вошла в библиотеку. Здесь почти никогда никого не бывало. Но сегодня она была там не одна. Один из гостей сидел в кресле и читал книгу. Он не обратил не неё ни какого внимания, лишь краем глаза взглянул на неё когда она вошла. Он был молод, немного старше её. Он был красив, гладко выбрит и в очках на тонкой оправе. Своим безразличием и хладнокровием к её присутствию он заинтересовал её. Усевшись в соседнем кресле, она стала гадать, кто же он такой. Может он чей-то родственник? Нет, есть не гласное правило, приходят только свои, и нарушать его нельзя. Может водитель? Тоже вряд ли, для прислуги, водителей, поваров есть отдельное помещение. Так кто же он?
