Позвонил Гафуров, который только что вернулся из области.

— После курултая нас, первых секретарей райкомов и горкомов партии, председателей горрайисполкомов, пригласили в обком на расширенное заседание бюро, — рассказал он. — Сам же видел, сколько министров было с Санамовым, так они все участвовали, учли замечания и пожелания наши, объяснили ему, каким образом намерены решить предстоящие проблемы. Это первое. Но главное, брат, Санамов сказал, что скоро ЦК примет постановление о развитии производительных сил нашей области, которое предусматривает выделение больших средств по линии государства на строительство новых каналов и дорог, освоение новых земель. Отныне мы будем осваивать землю только комплексно. То есть строить жилье для хлопкоробов, соцкультбыт и одновременно готовить земли со всеми необходимыми для этого гидросооружениями.

— Наш колхоз на отшибе, — сказал Муминов, — и ему ничего не перепадет. Да нам и не нужно, собственно. Обойдемся как-нибудь.

— Нет, раис. Для того, чтобы выполнить то, что ты наобещал с трибуны курултая сегодня, нужна помощь государства, одни вы не осилите даже половины. Кстати, министр сельского строительства получил указание срочно создать передвижную мехколонну для строительства центральной усадьбы твоего колхоза и обеспечить ее необходимыми материалами. Кирпич, правда, будет использоваться местный. Поздравляю!

— Спасибо. А еще что скажешь?

— Ты хорошо продумал, как будешь выполнять обещанное?

— И хорошо, и даже отлично продумал, а толку?! Выше головы не прыгнешь! В первую очередь нужна земля, Нияз. Каждый год из оборота выпадают десятки гектаров самых плодородных угодий на приусадебные участки. И что за народ пошел… Не успеет отец женить сына, как оформляет его в сельсоветской книге отдельным хозяйством, а ты, будь добр, наделяй его землей! Где ее взять-то столько?!

— Но и народ понять нужно, — сказал Гафуров.

— Последние тридцать лет я только этим и занят, — ответил Муминов. — И прихожу к выводу, что все время игра шла в одни ворота.

— А как же ты хотел? Все для человека, все для блага человека. Это не мои слова, партийного съезда. Наша же с тобой обязанность — выполнять. План по мясу когда будет?

— Полугодовой через недельку.

— На молоко тоже жми, раис. Санамов прямо-таки пристыдил нас, мол, безобразие это, позор. Народ ропщет, детские садики и ясли, больницы без молока! Так что размышляй, Муминов. — Нияз положил трубку.

Будто он не размышлял. И сейчас размышляет. В одном из урочищ Бабатага давно уже приметил гектаров пятьсот пригодной земли. Если там поработают механизмы, кое-где разровняют, кое-где уберут бугры, вспашут, года два можно выращивать люцерну, а потом и хлопчатником засевать. Нужны насосы, чтобы воду подавать. И трубы, километров пять. Где их взять? Может, написать Санамову? Он ведь сам обещал помочь? Нет, писать не надо, поехать самому — дело. Записаться на прием и рассказать о задумке. Поддержит.

Размышляя дальше, Муминов увидел в «целинном методе» много скрытых резервов. Если их все с умом пустить в дело, колхоз «Маяк» будет недосягаем ни одному хозяйству в области. Теперь, когда он, Муминов, заверил Санамова в том, что «Маяк» станет передовым колхозом, отступать некуда.

Спустя четыре месяца после того курултая состоялись очередные выборы в Верховный Совет республики. По рекомендации Санамова Муминова избрали депутатом этого высшего органа. А затем на съезде Компартии Узбекистана он был избран еще и членом ЦК. Такого даже многие министры не удостаивались. Сам того не замечая, он привык к тому, что прежде чем сказать о нем просто «председатель колхоза „Маяк“», газеты, радио и телевидение стали перечислять его выборные чины, подчеркивая таким образом сопричастие к государственным и партийным делам республики. Правда, такого не было на его памяти, но если бы хоть где-то позабыли упомянуть об этом, он, наверняка бы, обиделся. Встречи с избирателями, выступления на пленумах райкома партии от имени ЦК возвысили Муминова в собственных глазах и если, случалось, кто-то пытался возражать ему хотя бы в малом, он смотрел на него, как на ограниченного человека. «Что он мнит о себе, — думал он, разглядывая его, — подумаешь, пуп земли! Приказывает еще! Я сам человек государственный, знаю, что к чему!..»

Помнится, к концу работы первой сессии Верховного Совета, его нашел помощник Санамова и передал, что «шеф» приглашает его вечером в ЦК. Пропуск будет заказан. Он пришел к назначенному часу, беспрепятственно вошел в ЦК, дежурный сопровождал вплоть до дверей кабинета Санамова. Санамов расспрашивал о ходе строительства поселка. Муминов выразил ему благодарность от имени колхозников, сообщил, что дела идут отлично. Генплан поселка обсуждали на общем собрании, главный архитектор проекта доходчиво объяснил людям, где что будет построено, какие удобства ожидают их в ближайшие годы. Утвердили единогласно. Решили ежегодно выделять по миллиону рублей.

— У вас, Тураб-ака, — произнес Санамов, — почетные выборные обязанности. Народ и коммунисты оказали вам высокое доверие. И вы, надеюсь, понимаете, какие выводы вытекают из этого факта?

— Конечно, — ответил он, привстав, — спасибо прежде всего вам. Вы никогда не усомнитесь в правильности своего выбора, я вас не подведу!

— Я снова повторю свою мысль, высказанную в вашей прекрасной гостинице. Нужно сделать все, чтобы колхоз «Маяк» был образцовым во всех отношениях. На вашем примере мы будем подтягивать остальных. Сколько центнеров даст гектар колхоза, хлопка, я имею в виду?

— Тридцать восемь только по плану. У нас пока выходит по сорок одному центнеру. Больше, видно, не получится, потому что земля поражена вилтом.

— В среднем по республике двадцать пять, — сказал Санамов, — так что «Маяк» уже добивается рекордных урожаев. Сможете года три подряд продержаться на этом уровне?

— Постараемся. Впрочем, разобьюсь, а продержусь!

— Вот это ответ коммуниста, — улыбнулся Санамов. И, помолчав, спросил: — А что это за участок у вас «Пахтакор»?

— Это территория бывшего колхоза под тем же названием. Он объединился с «Маяком», когда у него дела пошли совсем плохо. Много задолжал государству, колхозники несколько лет кряду не получали ничего. Земля там плодородная, и она, можно сказать, половину нагрузки «Маяка» несет. А что?

— Да вот в ЦК поступило письмо от жителей этого участка. Двести с лишним подписей. Требуют восстановить прежний колхоз. Что вы думаете по этому поводу?

— Теперь, когда о «Маяке» заговорили повсюду, кое-кто на этом участке потерял покой. Мутят народ!

— Вот я тоже об этом подумал, — сказал Санамов. И нахмурился: — Я уже позвонил первому секретарю Каракамышского райкома партии, потребовал найти зачинщиков и строго их наказать. Вы должны побывать на этом участке и объяснить колхозникам, что ЦК ни в коем случае не допустит восстановления карликовых колхозов, будущее сельского хозяйства и степень благополучия дехкан — в крупных комплексах. Это генеральная линия партии и всякий, кто будет мешать нам, должен уйти!

— Спасибо! Вернусь и сразу же поеду туда…

13

Десятая пятилетка была пятилеткой триумфа «Маяка» и Муминова. И все потому, что колхоз и его председатель находились под покровительством Санамова, под его отеческой опекой. И еще потому, что Муминов сумел извлечь все выгоды из целинного «метода» применительно к условиям Каракамышского района, в частности, к «Маяку», развил этот «метод», довел до такого совершенства, что никакая, даже самая авторитетная комиссия из специалистов, не могла подкопаться. Возможно, она и смогла бы, да только ей такого права никто бы не дал.

Сейчас, лежа на диване в окутанной мраком комнате, Муминов вспоминал события тех времен, стараясь выбрать наиболее существенные, те, что работали на его авторитет. Первое, конечно, разгром группировки участка «Пахтакор». Помнится, Муминов приехал туда вместе с первым секретарем райкома Гафуровым в конце августа, когда у хлопкоробов выпадает время относительного спокойствия. До начала сбора сырца остается еще недели полторы, но и в междурядьях уже невозможно работать, поскольку кусты разрастаются так, что ни трактор не пройдет, ни человек. Только поливальщики одни и дежурят на полях.