Омск, как известно, лежит под 54° 59’ с.ш. и 91° 3’ в.д., в расстоянии слишком 3,300 верст от С.-Петербурга, на небольшом возвышении берегов рек Оми и Иртыша. В то время это была крепость и город. Первая, построенная в 1708 году, состояла из землянаго вала со рвом, покрытым путем, траверзами и гласисом, расположенными по правилам Вобана; пред гласисом были утверждены рогатки с надолбами. Стоило только на берме, или на подошве рва, поставить палисад, чтобы доставить храброму гарнизону полную возможность держаться, хотя против какого неприятеля. На левом берегу Иртыша находился ретраншамент или цитадель. Цель его построения была – укрывать проезжающих от нападения хищников, в то время, когда не предстояло возможности переправиться чрез реку, в бурную погоду или за ходом льда.
Все строения в крепости состояли в инженерном ведомстве: церкви соборная Воскресенская и лютеранская Св. Екатерины, дома: главной гауптвахты – двухэтажный, главнаго начальника и коменданта – одноэтажные, и несколько казарм и кордегардий; пороховой погреб и денежная кладовая – все каменные. Об архитектуре и изяществе отделки, разумеется, тогда и спрашивать не следовало.
Омская крепость. Омск
Собственно город состоял из восьми форштадтов, раскинутых, каждый почти отдельно от прочих, вокруг крепости, за эспланадою, и бедных строением. Домы, кроме небольшаго числа посредственно хороших, состояли из избушек, крытых дерном или берестою, с бревенчатыми и даже плетневыми заборами. Вот какую физиономию имел Омск в 1808 году, когда Григорий Иванович в нем поселился.
Экипажей тогда еще ни у кого не водилось; генеральския семейства имели, правда, кареты и коляски; но они, по редкости, были на диво целому городу.
Дом командира Линии и инспектора войск стоял в крепости, на площади; низменный, в один этаж, он представлял квартиру, достаточную для помещения. Мебель, до последняго стула, была сделана только пред самым приездом Григория Ивановича, в солдатских мастерских, и состояла из самых обыкновенных предметов, простой отделки, выкрашенных и обтянутых затрапезом. Это составляло уже роскошь, потому что у всех жителей мебель была еще проще, даже не везде крашеная, и без подушек. Диваны, вроде лавки, прикрывались коврами тюменскаго рукоделья или киргизскими.
Общество было порядочное; но здесь жили не так, как в Георгиевске и Екатериногрзде. В Омске господствовала тихая семейная жизнь, в чистоте первобытной, подчиненная строгим приличиям. Молодой человек не смел и подумать – извините за выражение – завраться. При подобном покушении, чепцы на головах у старушек мигом, бывало, задвигаются, и горе неосторожному. Тогда старики любили журить молодых, и делали это не всегда мягко; но никогда их от себя не отталкивали, и были рады, когда получивший справедливое замечание, не принимая его очень серьёзно, приходил снова в дом. Хлебосольство и приветливость были общия всем сословиям. Если, бывало, поддаться, то, в буквальном смысле, запоят и закормят. С ссыльными жители обходились снисходительно и разделяли с ними последнюю копейку и кусок. Никто не доискивался: кем прежде был ссыльный и за что он наказан; но все знали его под общим именем: несчастный. Ни происхождение, ни религия, ни нация не делали различия в обхождении с ними, хотя и часто случались разительные примеры неблагодарности некоторых преступников.
Между холостыми служащими, офицерами и даже генералами было в обыкновении заводить постоянныя связи с простолюдинками, дочерьми солдатскими и мещанскими. Это происходило, повидимому, от строгости нравов в семейных кругах. Такия связи укреплялись привычкою и прижитием детей, а желание примириться с совестию побуждало согрешавших вступать в законный брак с обольщенными. Этим путем простолюдины нередко входили в родню старинных дворянских фамилий, – что, по уважению местных обстоятельств, необходимо извинить.
Войсками, до прибытия Григория Ивановича, командовал генерал-майор Антон Антонович Скалон, шеф Иркутскаго драгунскаго полка. Комендантскую должность исправлял полковник Елфимов; окружной инженерный командир был генерал-майор Вознов – первообраз старинных инженеров! Он никуда не выходил, занимаясь счетами и сметами, сидел, заперев накрепко ворота, окруженный, впрочем, прислугою из крепостных арестантов. Ежемесячно, иногда и чаще, он пускал себе кровь, а чтобы в это время не скучать, то и ближайшей прислуге, для компании, приказывал тоже делать кровопускание.
В Омске тогда квартировали: Омский гарнизонный баталион (командир полковник Волосатов), Омская инвалидная команда, инженерная команда, артиллерийская гарнизонная рота и крепостной штат, Ширванский мушкетерский полк, две роты полевой артиллерии – батарейная и легкая, составлявшия бригаду, линейных казаков до 100 и военно-сиротское отделение кантонистов. В Ширванский полк, после выбытия шефа, генерала Лаврова, был назначен полковник Федор Васильевич Зварыкин; артиллериею командовал полковник Парфенек. Между офицерами было много лиц, вполне достойных своего звания, из дворянства казанскаго, оренбургскаго и симбирскаго.
Все части войск, – по словам очевидца, – ожидая смотров новаго начальника, постоянно обучались. Ежедневно происходил развод с церемониею; музыка и барабаны гудели целый день, напоминая, что Омск военное место. Ширванский полк и артиллерия выступили в лагерь для практических занятий. Лагерь полка находился за Казачьим форштадтом, а артиллерии – за Бутырским, совершенно в противоположных сторонах. Палатки, расположенныя в одну линию, были поставлены только для красы, а люди жили в плетневых бараках, довольно прочно устроенных. Все ожидало Григория Ивановича с трепетом, не потому, чтобы могли опередить его какия-нибудь неблагоприятные слухи, а так! В Сибири редко случались встречи и приемы главных начальников, поэтому многие были одержимы подобострастием, доходившим до смешного.
Наконец Глазенап приехал. Разумеется, отборный караул, ординарцы и все офицеры поспешили представиться новому начальнику, ласково их приветствовавшему. После краткаго отдохновения, Григорий Иванович поехал по городу и в лагерь Ширванскаго полка. Оказалось, что лагернаго караула не имелось, люди не жили в палатках, и Глазенап видел, как офицеры перебегали, в халатах, по лагерю. Мимоходом скажем, что самого Григория Ивановича и камердинер даже никогда не видал в шлафроке, и их во всю службу у него не было. Знаменитый его дядя, генерал Михельсон, давший ему первоначальные уроки воинской службы, вселил в него сериозную ненависть к шлафрокам, а потому можно догадаться, как расходилось командирское сердце. Командующему полком, подполковнику Дьячкову, дан был строгий выговор, и предписано, по получении, выступить из квартир (разумее под этим плетневыя бараки) в лагери, где, кроме палаток и форменнаго обоза, ничего не иметь, и лагерное место еженедельно переменять, сохраняя весь воинский порядок по уставу. Халаты только что не преданы анафеме и всесожжению. Таким образом, не весела была первая встреча ширванцев с начальником. Они, имея прежде шефом инспектора, воображали, что нет уже полка лучше их, и, оканчивая почти лагерный срок, теперь, вместо того, чтобы идти на выгодныя квартиры по деревням, начали снова лагерь с перекочевками. В это же время к ним приехал новый шеф, полковник Зварыкин.
Должно и стоит того, чтобы сказать, что такое был Ширванский полк. Офицеры в нем, как уже замечено, принадлежали к очень хорошим семействам и были люди достаточно образованные. Нижние чины – все исполины и стройные красавцы; старика ни одного; рост с 2 арш. 13 вершк. до 2 арш. 6 вершк., особенно между гренадерами. Музыка изрядная для фронта (тогда не наступило еще время щеголять многочисленною музыкою); обоз превосходный; лошади все одной масти, не хуже драгунских, сбруя блестящая с набором; шанцовый и прочие инструменты, полированные, укладывались в футляры, обитые сукном. Григорий Иванович называл это галантерейною лавкою. Квартировал полк в лучших деревнях, широко и прихотливо, отъедаясь на отвал; солдаты шагу не делали пешком, все на подводах, с обилием съестной провизии. Шествие ширванцев в лагерь составляло эпоху. Другой, увидя нескончаемые обозы, подумал бы, что это идут две армии, или целая губерния колонизуется в места обетованныя. Но артели не были так богаты, как в других полках. Щегольство в одежде было замечательно: перевязи, портупеи, ранцовые ремни и сапоги чистили под лак, пуговицы и пряжки полированы. Мундиры и панталоны сшиты отлично. Выправка и стойка были неправильны и некрасивы; маршировали на каблуках с вздернутыми носками, шаг был короток, и потому качки и стуку было много; ружейные приемы делали сильно, но без ловкости и развязки в руках; стреляли залпами хорошо, но рядами слабо. Наконец, шумели во фронте, суетились, толкались. Такия замечания сделаны новым инспектором на первом ученьи новому шефу.
