Море отдалено от Кубы на значительное пространство. В Баку вело две дороги: одна по горам, трудная для обозов, другая степью. Булгаков избрал последнюю. По ней иловатый грунт в мокрую пору непроходим. Ни леса, ни кустарника не находится, и бурьян служил отряду дровами. Кое-где виднелись запустелыя деревни. Сарачинское пшено было уже убрано, а обыкновение напускать воду на пашни, по иловатому грунту, делало их недоступными, потому что можно было формально утонуть. Дорога, оставленная между полями, была узка и чрез канавки не везде находились мосты. Постоянно было много хлопот с артиллериею и обозами, тем более, что лошадей сильно изнурила бескормица. Изредко находили кучи обмолоченнаго проса и набирали его для людей и лошадей. Солдаты толкли зерно, сделав в земле яму, просеевали в руках и варили кашу. Находили также в ямах разные фрукты и овощи, и мигом все съедали. Хозяев даже и не благодарили, и они украдкою, из за гор, с кислыми минами, посматривали на такое распоряжение их запасами. После нескольких трудных переходов, отряд снова приблизился к Каспию, влажным своим дыханием прохладившему уставших людей. Купанье их оживило. К морю прилегают высокия горы Биш-Бармак или пять пальцев; один из них уродливо торчит на суше, а четыре высунулись из хляби морской, как страшилища для мореходцев. На горном пальце, старшим братом называемом, наши осматривали крепость, сооруженную Петром Великим, и дорогу к ней, сделанную также по повелению бессмертнаго Монарха. Все дивились, как деды чудо-богатыри могли туда забраться. Эта крепость оказалась оставленною, и Булгаков также не счел нужным ее занимать.
Продовольствие отряда продолжало быть скудным; особенно страдали от недостатка его лошади: оне ложились и отказывались идти, так что, при малейшем возвышении или грязи, люди тащили на себе обозы. Однако же, наконец, находились уже в одном переходе от цели. Тогда отправлен был легкий отряд для рекогносцировки. Крепость, по его донесениям, казалась в грозном виде; в ней все, что было на ногах, вооружилось. Но сам Гуссейн-Кули-Хан, предчувствуя неотразимую беду, решился бежать с своим двором и главными сановниками, особенно когда завидел русскую флотилию, приближавшуюся к городу. К несчастию, суда наши, от бури, едва все не потерпели крушение и были разъединены. Первый подошел к Бакинскому заливу бомбардирский корабль «Гром», растерявший свои гребныя суда. Ночью, под самым его бортом, проплыл хан на киржимах, спасаясь из города, и не было возможности этому воспрепятствовать. Вслед за тем, жители решили сдаться на милосердие победителей, клянясь, что убийцею князя Цицианова был один хан с его клевретами, которых уже нет в городе.
Ночью 2-го октября отряд приблизился к стенам Баку. Крепостная артиллерия гремела в честь Русских, и кругом, вместо иллюминаций, горели ярко подсветы, – зажженные лоскутья, обмокнутые в нефть. На другой день поутру весь народ, предварительно обезоруженный войсками, занявшими караулы в городе, явился пред нашим строем, предшествуемый армянским духовенством, в полном облачении, с крестами, св. иконами и хоругвями. Персияне находились в таком страхе, как бы к смерти приговоренные. Старейшины поднесли Булгакову ключи, и народ, по своей вере, присягал пред батареею на верноподданничество Государю Императору.
Вид Бакинской крепости. XVIII век
Производили по городу розыски о злоумышленниках, но, кажется, все остались правы. В ханском дворце, который очистили для Булгакова, обратили внимание наших офицеров историческия картины персидских войн, писанныя весьма искусно на стенах масляными красками и раззолоченныя. Их для победителя откололи от стен длинными долотами, и некоторые даже, к удивлению, не попортились. Вообще этот дом выказывал богатство: двери и рамы краснаго и чинароваго дерева, много дорогих ковров, шелковых материй и даже, против азиатскаго обыкновения, находились зеркала. Видно было, что хан очень не торопился выездом. Всему этому добру досталось порядком, и наши так подчистили, что ничего не осталось.
Караван-сараи были наполнены разными товарами: персидскими, индийскими и даже русскими шелковыми материями; бурметы, терма-лама, ковры высокой работы и ценности, бирюза, жемчуг и разные цветные камни, золотыя и серебряныя изделия находились в них в изобилии. Персияне бросились на наше серебро, с обманом обменивая его на свои абазы, весьма легковесные и низкой пробы, и принялись из наших рублей перечеканивать свою мелкую монету; но это скоро воспретили.
Торговля бакинцев с внутренними областями Персии, Индиею и Россиею, в Астрахани и Кизляре, была значительна. В заливе постоянно видны были киржимы, перевозившие товары.
Купечество персидское и армянское – последнее в особенности – показалось нашим очень ловким, гибким, придерживавшимся правилам мошенничества, и в плутовстве далеко образованнее дербентцев. Купцы и граждане всем генералам подвели персидских жеребцов. Один только Григорий Иванович не принял, по вкорененной привычке не брать ничего чужаго. Это правило переходило у него даже за педантство: много или мало, ему было все равно. С привычкою такою, казалось, родился этот беспримерный человек и с нею он и умер, беден, как солдат, но с чистою совестью.
Положение Баку оказалось и невыгодным, и некрасивым: место плоское, воды хорошей не было вовсе. В городском водохранилище собиралась вода или дождевая, или проведенная издали трубами; но солонцеватый грунт и подпруживание с моря делали ее неприятнаго вкуса. Садов кругом находилось множество; в них виноград различных родов и превосходнаго вкуса, груши, винныя ягоды, шелковицы, персики и многие другие плоды – в изобилии, а каштанов было более, нежели ныне у нас картофеля. Овощи и зелень в огородах произрастали роскошно. Не смотря на неблагодарность почвы, хлеб, при помощи поливки полей, родился хорошо; но трав и леса в окружности, может быть, верст на 50, не было вовсе. Вместо сена употребляли мякину и солому, да какую-то сееную крупную траву, продававшуюся вениками. Дрова привозились не в большом количестве, и они продавались высокою ценою. Для отряда за три коротеньких полена платили по гривеннику. Промысел Божий, отнимая одно, по благодати своей, вознаграждает человека другим. В окрестностях города большое изобилие нефти: она служит отоплением и освещением. Отряд хотя в ней и прокоптился, но употреблял ее с удобством на кухнях и в пекарнях. Однако, и это топливо вскоре было прекращено. Начальство рассудило, что выгоднее отдать нефтяные колодцы на откуп армянам за 60,000 рублей в год!!! Солдаты же, стоя в лагере на морском берегу, октябрь и ноябрь, подверженные холоду и сырости, принуждены были ходить верст за 10 собирать бурьян и отапливаться им; но он, будучи мокр от сырой погоды, не горел, и, случалось, что одни хлебы сажали по три раза в печь и все не допекали. К этому дурная вода произвела болезни и, в особенности, кровавый понос, от котораго люди умирали на ходу. Наконец, на наших напала вошь, которую огребали горстями из лазаретных карет. Солдаты жарились в искусственных банях, которые устроивали весьма просто: вырыв яму, накладывали в нее каменьев, разгорячали их несчастным бурьяном, закрывали (по неимению палаток) размоченными провиантскими кулями[13], и поддавая водою на камни, преизрядно холились. За нефть, на которую бросались как голодные волки на стадо, происходили беспорядки и наказания. Несытые солдаты, толковавшие о родимой говядинке, с которою давно не видались, употребляли преостроумные способы достать скотину от жителей, или из своего подвижнаго магазина, так чтобы и след, что называется, простыл. Зима застала отряд в летнем платье. Изнурение и болезнь, следствие всего этого, унесли в преждевременную могилу много людей.
Григорий Иванович, зная дух азиятцев, у которых «куй железо, пока горячо», еще из Дербента засылал в Эривань проведать о тамошних обстоятельствах. Когда же так счастливо овладели крепостями Дербентом, Кубою и Баку, следственно и вообще Дагестаном, то он предлагал итти из Баку на Эривань, ручаясь в успехе, который, по всем вероятиям, действительно был несомненен; но фельдмаршал предоставил эту честь лично себе, а отряду предписал возвратиться на линию, в свои квартиры. Какими печальными последствиями сопровождался поход графа Гудовича и его приступы к Эривани, совершенно неудавшиеся, довольно известно, и мы об этом будем говорить в другом месте.
