Любуемся световыми чудесами псеашхинского заката. Куполовидный снежничек на гребне трапеции меркнет последним и, наверное, первым загорится завтра в утреннем свете солнца.
Вечер в палатке. Погашена свечка. Мы забрались в свои одеяла-мешки. Мирно посапывать через минуту, после того как лег, начал один Саша. Мы с Наташей вспоминаем оленя, а Володя спугнутого им в этот же день кабана...
Окружающий нас мир и ночью полон голосами живых существ. Отчетливо, с подвыванием кричит сова. Раздается визгливо отрывистый речитатив еще какой-то птицы. Совсем рядом за стенкой палатки попискивают мыши.
Что-то шуршит в кустах и в подступающей ко входу в палатку траве. Кажется, мы различаем даже дыхание и почавкивание навестившего нас существа. Кто это? Барсук? Куница?
Володе надоело прислушиваться, и он неожиданно громко шипит и фыркает. Сразу слышим, что неведомый гость шмыгнул в кусты.
Наташа обиженно шепчет:
- Володька, зачем ты его? Добрый теплый зверик, пусть бы к нам в палатку залез. Он бы понял, что мы его не тронем, приласкался бы...
Володя ворчливо басит:
- Ну его. Блох напустит.
...Хорошо просыпаться в палатке под отяжелевшей от росы крышей, выскакивать в обжигающую свежесть утра, умываться ледяным хрусталем, раздувать уцелевшие в золе угольки от вчерашнего костра.
Помогаем Саше навьючить лошадь. Перед нами спуск к кладке через речку Холодную. Вдруг Володя тихо и коротко вскрикивает:
- Тише, медведи!
Глядим прямо с места ночлега через долину. До ее противоположного склона метров двести. Там луга чередуются с криволесьем, а по лощинкам еще лежат полосы недотаявшего снега.
- Вон, вон, смотрите, на снегу!
Вниз по снегу катятся два темных мячика, вылетают на траву и превращаются в бурые пятнышки. Они поднимаются вверх по траве вдоль края снега метров на двенадцать, затем переходят на снег и вновь катятся вниз. Наташа уже поймала их в бинокль и шепчет нам:
- Это медвежата. Они катаются по снегу с горки, как ребятишки!
Впиваюсь в бинокль - действительно, два медвежонка лихо катятся по снегу, вылетают внизу на траву, с разгону перекувыркиваются, отряхиваются, а потом с деловитым видом лезут по траве вверх, переваливаясь на всех четырех.
Так, так, милые! Люби кататься, люби и саночки возить!
Саша раньше нас понимает, что неподалеку от медвежат должна быть и мать, шарит глазами и говорит:
- А вон и маманька!
Правее метрах в пятидесяти в кустах замечаем более крупного зверя. Он шевелится и... Да это же не один, это сразу два медведя рядом. Тут маманька с папанькой!
Когда Наташа рассмотрела под соседним кустом еще одного, видимо, более пожилого медведя (дедушку или бабушку?), мы просто не верили своим глазам. В какое же звериное царство мы попали, если можем прямо с места своего ночлега видеть одновременно пять медведей! Нам не поверят, когда мы об этом будем рассказывать, скажут - преувеличиваем.
Нет, не хвастался краевед Старк, встречавший в восьмидесятых годах на Псеашхо (в Озерной долине Дзитаку) одновременно до двенадцати медведей. Правду рассказывал и Ян Нахкур, убивавший в день до девяти мишек.
Достаточно полгода не ходить по тропе, и вот как перестают звери ее бояться. Это на самой торной, на главной трассе заповедника! На участке, где я уже столько раз ночевал, не подозревая, что совсем близко могут жить звери!
Саша оглядывается, смотрит на лугово-скальный склон хребта Дзитаку, видный прямо над лагерем, и меланхолически заявляет.
- А вон туры...
- Что? Еще и туры?
Бинокль помогает рассмотреть целый табунок туров - мы насчитываем пятнадцать светло-бурых пятнышек, ползающих по зеленому склону, точно тля.
Саша добавляет:
- Я их еще вчера видал.
- Что же ты ничего нам не сказал?
- А чего интересного, когда так далеко?
- Чудак, ты нам всегда говори, когда зверя заметишь. А почему ты думаешь, что это они же?
- А они завсегда здесь. И куда они денутся, им тут пастись и пастись.
И верно, ведь перед нами огромный склон, покрытый лугами. Зачем и куда переселяться этому табуну? Значит, и в прошлые свои посещения Холодного лагеря я мог бы также видеть этих туров. Они всегда тут!
Нам пора, а наша тропа идет прямо в царство Медведей. Не ждать же, пока медвежатам надоест кататься. Кстати, нас, если считать лошадь, пятеро, как и медведей. Саша берет под уздцы навьюченную Машку, и мы начинаем спускаться. Лошадь еще не догадывается о их присутствии, а медведи уже замечают нашу процессию. Первыми бросаются в кусты два взрослых. Потом один из них вероятно, мать - выбегает и, видимо, пугает на своем языке детишек. Они мячиками последний раз скатываются по снегу и молниеносно ушмыгивают в кусты. Последним поднимается старший, обеспокоенно тычется вправо, влево, а потом, тряхнув всей тушей вбок, тоже скрывается в чаще.
Дорога свободна. Перейдя речку по кладке и перегнав Машку вброд, идем тропой, на которой только что бродили медведи. Они, наверное, уже остановились неподалеку и прислушиваются, куда мы двинемся...
ДВАЖДЫ ОБЕЗГЛАВЛЕННАЯ
Перевал Псеашхо. Теперь уже глазами будущего специалиста и исследователя смотрю я на его рельеф, озадачивший еще Торнау.
Помню, как я и сам дважды ошибался, отыскивая перевальную точку. Ведь это не седловина на гребне, а единая поперечная долина, глубоко врезанная во всю ширину хребта... Еще до поступления в университет я вычитал в трудах геоморфолога Рейнгарда, что это перевал долинного типа и что по всей долине, и выше и ниже перевала, тек ледник, впоследствии исчезнувший. А снега, питавшие Прауруштенский ледник, лежали гораздо южнее, в цирке теперешних верховьев речки Бзерпи.
Идем и четверть века спустя после экспедиции Рейн-гарда чувствуем себя его учениками. Да, все выглядит именно так, как он говорил. Конечно, вся перевальная долина Псеашхо, весь этот долинный перевал - единый ледниковый т р о г, то есть корытообразная долина, словно запечатлевшая своей формой очертания массы некогда залегавшего в ней льда. Напоминаю спутникам, что, по мнению Рейнгарда, речки Пслух и Бзерпи, когда ледник исчез, в два приема перехватили верховья у Прауруштенской долины. Первым подобрался сюда отвершками оврагов в своих истоках Пслух. Он вгрызся сбоку в борт, а потом и в дно широкого древнеледникового дола и перехватил у верховьев Прауруштена их воду, заставив ее стекать в свое нижележащее, более глубокое и крутосклонное ущелье. Потом аналогичным образом часть вод древнего Пслуха украла своими истоками речка Бзерпи.
