- За что же суд?
- За то, что ученый. Говорили, не было бы ученых - не было бы и войны и заповедника не было бы.
- Вот оно что! И к чему же его присудили?
- Присудили убить. Привязали к лошадиным хвостам и погнали.
- Кого погнали?
- Лошадей. Так всего и побили. Так что его и тела не нашли. Говорят, одну книжку записную потом обнаружили.
В голосе Саши не промелькнуло ни нотки сожаления или осуждения по поводу случившегося. Кто его ведает, может быть, и он воспитай был в такой же вере, а теперь сам вынужден помогать ученым!
- А откуда же ты это знаешь, Саша?
- Наши рассказывали. Один из тех бандитов мой дядя был.
Саша и это произнес без капли смущения. Родства с Дикой бабой стесняется, а о родстве с убийцами говорит чуть не с гордостью. Дремучие же тут можно встретить души людские, тоже чем тебе не зубры!.. Сашин рассказ звучал тем убедительнее, что в основе совпадал с официальной версией о гибели Исаева.
Поднимаемся по косогору горы Аспидной к Аспидному перевалу. Между полосами рододендронов спускаются ленты снегов - они лежат вдоль каждой лощины, по путям зимне-весенних лавин. Чтобы провести нашу Машку по этим крутонаклонным снежникам, долбим в них топориками карнизные уступы - ведь мы идем первыми в этом сезоне, в июне. В одном месте поленились, и Саша решил пройти с лошадью прямо по снежной целине. Легкомыслие было немедленно наказано.
На крутом снежнике копыта стали скользить, ноги разъезжаться. Вьюки закачались, лишили животное равновесия, лошадь упала и поехала. Затрещали веревку из мешка вывалился и поскакал мячом вниз по рододендронам один из рюкзаков. Хорошо, что снежник в этом месте был неширок. Через несколько секунд Машка застряла, упершись брюхом в первый крупный куст.
Освобождаем ее от вьюка, ослабляем седловку. Лошадь в отчаянии косит глазом, храпит, бьется. Сашка грубо орет на нее и с силой тащит под уздцы, заставляя подняться. Ноги целы, только на боку заметная ссадина. За ускакавшим рюкзаком пришлось спускаться по кустам на добрую сотню метров вниз - он застрял в криволесье. Лошадь снова навьючили и пошли к перевалу, теперь уже всюду тщательно прорубая ступеньки.
Цепко впившаяся в скалистые склоны сеть рододендроновых стеблей. Узкие струи водопадов. Первые для Наташи облака, которые можно потрогать.
С Аспидного перевала спустились в долину уже родного мне Уруштена. Позади остались еще десятки удивительных видов, долин, ручьев, высокотравных полян. Но что-то изменилось в пейзаже - он стал суровее. Исчезли вечнозеленые кустарники, чаще стали попадаться ели и сосны. Получалось, будто Аспидный хребет, вытянутый по меридиану, отделял не запад от востока, а юг от севера. Сосны на склонах, на островах между протоками Уруштена. Аромат сосновой хвои и смол...
Пожалуй, это не случайно. К западу от Аспидного хребта еще чувствуется дыхание южной природы с ее вечнозеленым подлеском, той самой, что проникла в бассейн реки Белой через "Колхидские ворота" под Чугушом. Аспидный же хребет для этой природы непреодолим. Вот почему в бассейне реки Лабы, а именно к нему принадлежит Уруштен, господствуют уже типы ландшафта, "нормальные" для северного склона Кавказа.
Все угрюмее долина. Лес уступил место криволесью. А вот и вовсе оголенные склоны - здесь даже криволесье сметено все опустошающими лавинами. Тропу преграждали вывернутые с корнями кривые буки и клены, снесенные со снегом и вытаявшие из лавинных выносов. Чем выше мы поднимались, тем чаще тропа на целые километры исчезала под навалами недотаявшего снега, и идти приходилось по его грязной ребристо-щебнистой поверхности. Снег перекрывал все днище долины, так что и сама река Уруштен исчезала под ним, пробивая себе неведомые траншеи.
Как странны были входы в такие туннели! Они походили на широко распахнутые гроты с причудливо лепными потолками, словно состоящими из пчелиных сот. Ячейки разделялись выступающими ледяными гребешками. Как такие гребешки образовались?
Снег в лавинном выносе неоднороден. Это не только снежная пыль, но и масса слипшихся, смерзшихся снежных глыб и комьев. Плоскости смерзания этих глыб пронизывают все тело лавинного выноса как бы сетью оледеневших перегородок. Ребра этих перегородок тают медленнее, чем снег комьев, вот и вытаивают в виде сети гребешков. Отсюда и мозаичный вид лепки туннельных потолков.
Осторожно преодолеваем завалы. Как знать, где под этой многометровой толщей снега прячется река и не провалится ли под нами свод туннеля? Такие провалы мы уже видим: черные колодцы среди снега.
Лавинное царство. Какой же артиллерийский грохот стоял здесь, когда массы снега рушились в Уруштен, Заодно воображаю, каково было проходить здесь Мало-Лабинскому отряду генерала Граббе. Ведь именно здесь он первым пробивался к Красной Поляне - Кбаадэ в 1864 году, и было это совсем ранней для таких высот весной - в мае. Володя с Сашей и лошадь с вьюком почему-то отстали. Иду впереди, торопясь скорее выйти к Холодному лагерю, к первому совсем знакомому месту на этом маршруте.
Еще один бугор... Сейчас я увижу площадку лагеря... Взглядываю и инстинктивно приседаю, прячусь. Наташа подбегает пригнувшись, и мы не дыша выглядываем из-за пригорка.
Перед нами на фоне оранжевого закатного неба, как статуя, красуется великолепный олень. Он стоит, гордый и трепетный, на лужайке среди снежных пятен. Стоит как хозяин, как властелин. В талых лужицах у его копыт отражаются отсветы зари. Он уже почуял шум или запах и встревоженно смотрит в нашу сторону.
Как хочется поделиться друг с другом радостью, а надо молчать. Зато руки встретились, и их пожатие было как поздравление, как взаимная благодарность... Наш олень!
Он недовольно топает копытом, разбрызгивая оранжевую лужицу, своенравно закидывает голову и делает несколько прыжков. Еще раз всматривается в нашу сторону и, уверившись, что тут не все благополучно, с достоинством уходит в криволесье. Видение исчезло.
ПЯТЬ МЕДВЕДЕЙ
Нас предупреждали, что Холодный лагерь сожжен туристами, не потушившими очага при уходе. Поэтому сегодня первый раз ставим свою палатку.
