* Об этом скороспелом и наивном заключении, которое позднее сделали и строители курорта, я еще с горечью вспомню двадцать лет спустя.

у людей, которые с топорами и пилами прорубали здесь двадцать один год назад первую тропу через дебри, у людей, которые уже тогда стремились к Рице, любили и изучали эту природу.

Что означает "К. К. Г."? Вспоминаю, что встречал в библиографиях упоминание о "Записках Крымско-Кавказского горного клуба". При сокращении это название и дает "К.К.Г.К." Последнее "К", вероятно, заросло корой.

В суженной части долины седая от пены Лашипсе бесится на порогах. Лес становится реже, а дно долины ровнее. Прогалины заполнены чащами рослых папоротников, "листья" которых - вайи - так огромны, что могут укрыть и пешехода и всадника.

Всем бы хороша долина Лашипсе: могучи ее древние леса; взгляд уходит в зенит, если хочешь увидеть верхушку пихты; густ подлесок с глянцевой вечнозеленой листвой. Только нет ни одной площадки с широким обзором - ни на ближние кручи, ни на дальние дали. А когда выходишь на папоротниковые поляны, то и вовсе с головою ныряешь в них, как в зеленые озера,- не видишь ничего, кроме колышущихся опахал, а в небо глядишь, словно из подводного мира.

Озеро открылось совсем неожиданно, темно-зеленое, гордо спокойное. Предугадать его существование можно было только по тишине впереди - все время шумевшая справа от нас Лашипсе здесь, словно захлебнувшись водами Рицы, смолкала.

РИЦА

И снова чудится и снится, И никакие сны не лгут, И островерхих пихт ресницы Немое око стерегут.

Мы на Рице. Долгожданное свершилось. Рюкзаки сброшены, и мы в оцепенении смотрим на открывшуюся нам черно-зеленую гладь. Как она отличается от откровенно синего Кардывача! Как непроходимо круты ее лесистые, поросшие пихтами берега! Склоны под сорок-пятьдесят, а то и под семьдесят градусов обрываются прямо в воду. Из озера вдоль берегов торчат пни и коряги - что это? Затопленный при образовании озера лес? Не только кипучая Лашипсе захлебнулась озерной водой. Вся долина затоплена озером, словно подгруженная, ушла под его воды со всеми своими скатами и кручами и затаилась там, на невидимом дне, как сказочный Китеж...

Отмелое прибрежье лишь там, где пойма Лашипсе упирается в озеро. Вот даже крохотный пляжик. На сыром гравийном грунте шагают пятерни округлых следов - медведь приходил на водопой.

Безлюдье, тишина. Мир совершенно новых красок, запахов, звуков. Еле всплескивается у уреза воды бахромка легкой ряби. Нет-нет и стрельнет что-то среди глади, и по воде расходится круг - это играет форель.

Переглядываемся и невольно улыбаемся. Какие мы счастливые и как мы сейчас благодарны один другому. Усталые, с мокрыми выше колен ногами, уже начинающие знобко дрожать, как мы награждены сейчас за дни нелегкой дороги, за дожди и снега. У Лены, когда она смотрит на Рицу, совсем не серые и не голубые, а зеленые, немножко русалочьи глаза...

Первое оцепенение кончилось. Теперь за костер, чтобы вызвать лодку.

В самой левой части поймы видно постоянное место сигнального огня, а под ближайшими пихтами - лагерные "плацкарты". Здесь ночуют те, кто не дождался лодки.

Всматриваюсь в карту. На ней картина еще невероятнее, чем на Кардываче. Солнце клонится к западу, и нам видна через все озеро полоса закатного блика. Значит, Рица простирается с востока на запад. Почему же на карте она вытянута строго по меридиану?

Не прошло и часа, как в дальней части озера показалась лодочка с одиноким гребцом. К берегу причалил вооруженный охотничьим ружьем пожилой абхаз, неожиданно отрекомендовавшийся "комендантом озера".

Лодка с трудом вместила нашу группу. Всеволод сел на весла, и началось совсем новое удовольствие - скользить по зеленой глади, по отражениям дремуче-лесистых гор, следя за меняющимися очертаниями прибрежных круч. Сразу же справа открылась крутосклонная лощина с пенистым ручьем, падающим к Рице каскадами.

Вдоль берегов были видны новые и новые пни, торчащие прямо из воды. Хозяин лодки, имя его Диго, говорит, что не все они коренятся в дне. Есть и стволы, свалившиеся в воду при обвалах: они как бы поставлены на якорь грузом грунта и камней на их корнях.

Тихо всплескивают весла. Какая баркарола передаст это упоение, этот отдых?

Плывем близко-близко к северному берегу озера. Вдруг Диго вскидывает ружье, прицеливается в сторону лесного склона и стреляет, когда мы еще ничего не успели различить. У устья следующего ручья что-то метнулось в кустах. Подгребаем к берегу. Диго выскакивает и бегом устремляется в чащу. Через две минуты он появляется с еще продолжающей вздрагивать серной на плечах. Он кидает тушу в лодку и без того уже предельно нагруженную. Рогатую головку, из которой хлещет кровь, опускает в воду, и теперь за лодкой тянется красный след.

Какою глушью встретила нас Рица! Серны и медведи ходят на водопой... Выстрел Диго прозвучал резким диссонансом в этой тишине. Больно было видеть умирающее животное. Сказочно замкнутый мир Рицы так соответствовал понятию "заповедник", казалось таким естественным, что человек обязан обеспечить неприкосновенность этой природы. Потом мы узнали, что Рицынский заповедник на бумаге уже существовал. Однако мы видели, как соблюдал эту "заповедность" сам лодочник-комендант.

На западе открылась совсем неожиданная картина. Нам стал виден противоположный конец озера, к которому примыкала более светлая по сравнению с пихтовой зелень соснового леса. А над Сосновой рощей высился страшный отвес - огромная двугорбая гора, ее словно топором обрубили по фасаду, обращенному к озеру. Ничего похожего на нее не было на всем Западном Кавказе. Сколько сотен метров в этой пепельно-серой стене? Над отвесом правой горбины виднелось наклоннее плато, белое от молодого снега. На гребне левого горба торчал пальцевидный останец.

- Смотрите-ка, гора показывает кукиш: поди-ка влезь,- шутит впервые проявляющий склонность к юмору Гоша.

- Как называется эта вершина?

- Пшегишхва,-отвечает Дпго. - А вон то - Ацетаква *.

Из-за ближайшего справа мыса показывается целая гряда гор, блещущих белизною. Они высятся над Рицей