До сих пор, едва я закрою глаза и представлю ту отвесную стену, которой открывалась высокогорная снежная долина, у меня мурашки бегают по коже.

В целях самоутверждения мы с Максом тем не менее поднялись, утопая по колени в снегу, на одно из ближайших возвышений и, приняв приличествующие случаю позы, некоторое время молча обозревали простиравшиеся далеко окрест снеговые вершины.

После этой прогулки обед в уютном ресторане показался просто божественным, а закат солнца после обеда — прямо-таки фантастически прекрасным. (Как я не раз убеждался, закаты в горах лучше всего воспринимаются на сытый желудок.)

Потом был быстрый спуск в вагончике с головокружительной высоты в темную бездну. Бешеная езда сквозь ночь по бесконечным зигзагам шоссе.

Очевидно, во всем на свете есть своя критическая точка, которую нельзя переступать. Возможно, мы переступили ее всего на один сантиметр или даже миллиметр, вдруг зазвучали угрожающий треск, скрип, тарахтение, и Макс поспешно остановил машину. Было очень темно и одиноко.

Мимо нас с зажженными фонарями проносились на бешеной скорости автомашины самых разных марок.

— Очевидно, они принимают нас за ночных разбойников, — предположил я.

— Я не думаю, — возразил Макс. — Скорей всего они спешат к своим очагам. Пойдем к бензозаправочной станции, это почти рядом.

Пока Макс как член клуба автомобилистов вызывал по телефону своего линейного автомеханика, я разговорился с шефом бензозаправочной станции Штефаном Бохинцем.

— Мой брат был в Москве и Ленинграде, — с явной гордостью сообщил он по-русски. — Говорит — здорово. Выпейте вина…

— Большое спасибо. Я, видите ли, не пью… Член общества, так сказать, трезвенников…

— У вас уже есть такое общество?

— Нет, еще нет. Просто так говорится…

— Ну, раз еще нет, выпейте стаканчик…

— Спасибо. Если вы так хотите, я выпью немного воды…

— А я был партизаном. Мне было всего семнадцать лет… Пожалуйста, это очень хорошее вино.

— Я вам верю и так. Ну, хорошо, не будем больше спорить— за ваше здоровье…

Мне вспомнился непьющий Макс, прилетевший из Тбилиси в Москву. Когда я встретил его на аэродроме, он томно улыбнулся и сказал:

— О, Георгий! Я еще никогда в жизни не пил столько вина…

Утром следующего дня я мчался уже в машине Божа Коса вместе с его маленьким семейством — супругой и двенадцатилетним сыном Михой совсем в другую сторону от Любляп — к знаменитой Постойнской яме — одному из чудес света. Эта яма, а вернее, карстовые пещеры расположены на севере Словении на границе с Италией. Общая длина переходов, залов, галерей, гротов равна двадцати трем километрам.

Сравнить их красоту с чем-либо просто невозможно. Это — настоящее подземное царство. Впечатление усиливают умелые световые эффекты. Один из служителей время от времени забегал вперед и включал прожекторы и подсветку.

Под ногами внизу глухо шумела речушка, проложившая все эти проходы. По дну маленького искусственного бассейна лазили, цепляясь за камешки ручками-лапками, уникальные безглазые рыбешки-протеи. Речушка, протекающая через Постойнские пещеры, единственное в мире место, где они водятся.

В одной из бесчисленных галерей мы перешли по мостику, который носит название «Русский мостик». Его построили во время войны советские военнопленные. Немцы устроили в Постойнской яме хранилище бензина. Партизаны сумели пробраться к нему через лабиринт галерей с другого потайного хода и подожгли бочки с горючим.

До сих пор несколько сот метров прокопченных стен напоминают об огромном подземном пожаре.

Обедали мы в уютном ресторанчике в деревне Хрушевица. Стены его были увешаны многокрасочными картинами беспредметной живописи, что отнюдь не повлияло на наш отличный аппетит. Перед едой состоялся примерно следующий обмен репликами:

Божа Кос: Вы любите першт? Это такие ломтики копченого мяса…

Я (с готовностью): Да, очень люблю…

Супруга Коса: А вам нравится спагетти по-болонски?

Я: Обожаю спагетти в каком угодно виде, а по-болонски особенно…

Миха Кос (с явным интересом): А вы любите суп?

Я: Да, конечно…

Супруга Коса: Вы хотите жареное мясо?

Я (глотая слюнки): Безусловно…

Божа Кос: К этой закуске и к мясу мы возьмем Терран. Это очень вкусное вино. Вы не возражаете?

Я (поспешно): Ну что вы? Что вы?! Как можно?!

После обеда мы отправились в Любляны.

Божа Кос мастерски вел машину — моментами стрелка спидометра дрожала на цифре 150. У деревушки Крапива прямо перед носом машины рыжей молнией пронеслась молодая косуля. Все решилось в ту долю секунды, в которую Божа успел притормозить. Довольный, он обернул к нам свое улыбающееся лицо.

— А я и людей люблю, хотя и работаю в сатирическом журнале.

Закончив дела в Люблянах, я выехал в Дубровник. Автобус отходил в 23 часа.

— Хотел бы я знать, кто окажется твоим соседом… — задумчиво произнес Макс. — Это очень важно для хорошего настроения в пути…

— Да, конечно! — поддакнул я. — На этот раз, надеюсь, мне повезет. (Те, кому часто приходится ездить в командировки, поймут меня!)

Моей соседкой оказалась почтенная седая дама. Я не сетовал на судьбу, ибо давно привык к ее мелким и крупным ударам.

Мы проехали с севера на юг по самой кромке Адриатического моря. Моя попутчица выходила на каждой остановке подышать свежим воздухом, а едва автобус трогался, тотчас закуривала крепчайшие сигареты. Когда она не курила, то спала, привалившись головой к моему плечу.

И все равно это была чудесная поездка.

В Москве была зима, а в Дубровнике у автобусной остановки лежала с широко раскрытой пастью, высунув от жары язык, собака и тяжело дышала. Цвели розовые кусты, и зеленые мандариновые деревья были, как на картинке, усеяны желтыми плодами. Кактусы важно восседали тугими листьями-стрелами на каменных кручах. У журчащего фонтана в центре старого города туда-сюда двигались стайки молодежи.

Здесь я встретился со своим коллегой из Москвы — он уже сутки жил в Дубровнике и чувствовал себя аборигеном.

Можно было бы рассказать, как мы бродили и ездили по старой крепости Дубровника и его окрестностям — этой настоящей жемчужине культурных связей, как угощали молодых американцев каспийской килькой, а они со страхом и сомнением держали ее в вытянутых руках, пока не разобрались что к чему, как мы попытались разбавить в воде таблетки с надписью «сухой джин», оказавшиеся обыкновенными конфетами, как ездили в гости к старому партизану.

Многие югославы свободно владеют русским языком. И в этом им помогает то, что югославский и русский языки имеют общую языковую праматерь. Случались, правда, и маленькие недоразумения.

Когда мы обсуждали в редакции «Павлихи» вопрос о тиражах, Макс дружески подмигнул мне:

— Имеете блат?

— Ну что ты, Макс? Какой может быть блат в нашем деле? Была бы бумага…

— А я о чем говорю? — засмеялся Макс. — Имеете блат? То есть бумагу…

Прощаясь, югославские товарищи каждый раз вежливо говорили по-русски: «Здравствуйте!», а мы отвечали: «До свидания!»

Потом выяснилось, что «Здравствуйте» на языках народов Югославии значит то же, что и наше «До свидания!».

Вот почему, покидая Югославию, мы на прощание с добрым чувством оказали: «Здравствуй, Югославия!»

ПОЕЗДКА С ЭРУДИТОМ

Наша малолитражка рванула с места и, оставляя за собой голубой шлейф, помчалась из Белграда со скоростью антилопы, убегающей от тигра. Я посмотрел на спидометр и пожалел, что не застраховал свою жизнь.

Лента шоссе стремительно скользила под колеса машины. Мимо проносились скошенные пшеничные поля, окрашенные желтизной осени холмы, коровы, стога сена, живописные рощи… Йован с бесстрастным лицом суперковбоя прибавлял скорость. Солнце скрылось за тучу. Мне уже казалось, что мы не едем, а летим по воздуху.

— Йован! — воскликнул я. — Осторожность никогда никому не мешала, даже великим полководцам. Тише едешь, дальше…