— Отдельные молодые художники-карикатуристы отдают предпочтение абстрактному юмору, — сказал ваш корреспондент. — Что вы скажете на этот счет?
— Читатель или зритель не видит художника. Ему безразлично, старый он или молодой. К художнику надо подходить, как это предлагал М. Горький, с точки зрения общественной полезности его труда. Конечно, рисунок может смешить нелепостью. Я не за то, чтобы его изгонять, считать вредным. Но это не основной путь развития карикатуры. У многих наших мастеров-карикатуристов очень смешные рисунки, но в них есть и жизнь, и наблюдательность, и свое отношение к чему-то. Это делается для чего-то, в этом есть мысль, а не натужное желание любой ценой удивить и рассмешить…
Ваш корреспондент с уважением и понятным интересом слушал старого мастера и думал: «Вот говорят — тихая, спокойная старость. Какая чепуха! У настоящего художника не бывает старости. Ему некогда скучать…»
Дверь в мастерскую вновь открылась, вошла Ксаночка с листом бумаги в руках.
— Нужен еще один фломастер? — спросил правнучку Борис Ефимович.
— Нет, дедушка. Тебе телеграмма…
— «Дорогой Борис Ефимович, — прочитал вслух художник. — Президиум Академии художеств СССР сердечно поздравляет Вне с высокой наградой Родины — орденом Ленина. От всей души желаем Вам доброго здоровья, новых творческих успехов…»
ВЫСОТА СМЕХА
Мы мирно беседовали в мастерской Ивана Максимовича Семенова (в дальнейшем в тексте именуемого просто И. М.), а крупный годовалый пес-боксер по кличке Ларсик, поматывая головой, старательно жевал что-то у наших ног.
Оказалось, он сжевал лучший галстук художника. И. М. вытащил из пасти рычащего пса жалкие остатки галстука. По-весеннему синие глаза его светились улыбкой.
— Любите собак? — спросил я.
Вопрос был чисто риторическим. Четвероногий друг человека — один из любимых персонажей И. М… и не просто персонажей, а активно действующих «лиц» многих его рисунков.
— Возможно, это не случайно, — сказал И. М. — Моего прадеда — крепостного пятнадцатилетнего мальчика из-под Воронежа выменяла на пса в 1844 году донская помещица. Но сам я родился и вырос уже в городе Ростове-на-Дону. Ехали мы однажды с мамой из Ростова в Нахичевань (тогда самостоятельный город, ныне — Пролетарский район Ростова). Их разделяло большое зеленое поле. Мама говорит: «Вот хлеб растет». Я удивленно таращил глазенки (мне было 4 года): «Где хлеб растет?» С тех пор, сколько себя помню, не перестаю удивляться, открывать для себя новое в жизни, в людях…
Интервьюеру оставалось лишь подхватить «мячик»:
— А какими были самые сильные впечатления вашей юности?
— Вырос я в бедности, хотя как-то не замечал ее. Учился урывками. Мальчишкой торговал папиросами. Потом был грузчиком, маляром, землекопом, весовщиком и даже актером. Увлекался спортом. На первенстве Северо-Кавказского края я прыгнул выше всех — стал чемпионом. Иду со стадиона, улыбаюсь во весь рот, прохожие удивляются, оглядываются: «Чего он, чудак, улыбается?!» Это была радость взятой высоты, радость победы. А вскоре — буквально несколько дней спустя — 27 мая 1926 года я взял еще одну высоту. В областной газете «Молот» была напечатана моя первая карикатура. Трудно с чем-то сравнить чувство, которое я тогда испытал, — это было как рождение, первого ребенка. Да, пожалуй, так и было — самые сильные впечатления юности — это радость жизни.
— А теперь, И. М., коснемся профессиональных вопросов. Как вы рисуете? Как работаете? Есть ли у вас какой-то определенный творческий метод?
— Заранее я примерно представляю себе только тему карикатуры. Но еще не знаю, как ее нарисую. Начинаю рисовать, и моя рука, то есть карандаш и бумага строят художественный образ. Как бы мыслят вместе с головой. Все рождается непосредственно в момент работы. Начинаю рисовать, чувствую: нет, не туда пошла рука, не получается. Беру новый лист, рисую заново. Вхожу в психологию типажа. Стараюсь представить его характер, то, как он поведет себя в изображаемой ситуации. Для меня важно не только правильно решить тему, то есть четко выявить в рисунке идею, мысль, но и сделать это оригинально, по-своему, с достаточным мастерством. К сожалению, некоторые молодые художники пренебрегают мастерством. Им важно решить тему, а как это сделано — для них дело второе.
Нужно хорошо знать жизнь и уметь перенести ее на лист. Молодым я любил ездить с альбомом в трамвае. Искал образы, детали, характеры «героев» будущих рисунков. За внешней безобидностью сатирического рисунка скрывается глубокое содержание. Мысль художника определяет направление «удара» каждого его штриха, каждой линии рисунка.
Не сочтите хвастовством такой случай. Как-то в Новороссийске я назвал администратору гостиницы свою фамилию. Стоявший рядом моряк спросил: «Неужели вы тот самый Семенов из «Крокодила», рисунки которого мы все очень любим?» Я был глубоко тронут. Жить одной жизнью с народом, его радостями и печалями, верно отражать и защищать его интересы — в этом для меня высшая радость творчества, «моя высота». В этом и суть моего творческого метода. Много лет назад в Лондоне на приеме в Академии художеств ко мне подошел один художник: «Мистер Семенов, мы никак не можем понять, что такое социалистический реализм. Объясните нам это как можно понятней». Я говорю: «Видите, вон там моя жена беседует с вашим коллегой? Она реалистическая по форме?» «О, да! Разумеется!» «Так вот, уверяю, что она социалистическая по содержанию»…
— Читатели Крокодила любят ваши рисунки за веселую выдумку, за остроту, массовые композиции, а самое главное за то, что они по-настоящему смешные. Двадцать лет назад Сергей Михалков посвятил вам стих:
Ты мастер брать на полотно
То, что действительно смешно.
А это, скажем между прочим.
Не всем художникам дано.
— Поделитесь секретом, почему у вас получается смешно. От чего это зависит?
— Секрета никакого нет. Все зависит от самого художника, от его видения жизни, его отношения к тому, что он рисует. В жизни я видел и пережил много трудного, страшного, особенно в годы гражданской и Отечественной войн, участником которых был. Но по натуре я оптимист. Пессимист не может рисовать смешное. Чувство смеха, юмора — это свойство восприятия жизни. Оно не у всех одинаково. Так же, как и способность воспроизводить смех. Хотя и то и другое можно, разумеется, в какой-то мере развить в себе.
В целях экономии площади журналист стал задавать сдвоенные вопросы.
— В какое время дня вы любите работать? Всегда ли рисование доставляет вам, И. М., радость?
— Я работаю всегда. И днем и ночью. С одинаковым удовольствием. Мне кажется, я даже во сне рисую. Я устаю только от безделья. Для меня рабств — самый лучший отдых. Однажды я сильно порезал стеклом руку. И надо лее — в этот самый момент на ум пришла тема веселой карикатуры. Карандаша не оказалось. Стал рисовать прямо раненой рукой.
— А есть ли у вас какой-нибудь любимый девиз, крылатое выражение?
— Да. Это шутливые строки одного моего друга поэта: «Пусть заходит ум за разум в мире неизвестности. Но не дамся двум заразам: тусклости и трезвости». Надеюсь, вы понимаете, что слово «трезвость» здесь использовано как метафора.
— Многим будет интересно узнать, о чем вы мечтаете?
— Как у сатирика у меня давняя мечта нарисовать ад и рай. А ко второй мечте — проиллюстрировать басни Ивана Крылова — Я уже на полпути. Весь этот год буду делать рисунки к книге басен великого баснописца. Хочу сделать их так, как до меня никто не делал.
— И последний вопрос, И. М. Всегда ли вам самому нравятся ваши рисунки?
— Я никогда не бываю доволен тем, как нарисовал. Не уверен — хорошо ли получилось. Мне всегда кажется, что можно сделать лучше. Последний вариант нарисую — опять недоволен. Готов до бесконечности переделывать. Но деваться некуда — времени больше нет, нужно сдавать рисунок в редакцию.
