Через несколько шагов начинался второй лес, стоящий на подстилке из опавших игл, он был наполнен терпким, смолистым сосновым запахом. Редко где можно было увидеть пучки травы, которые смогли при минимуме тепла пробить себе дорогу. Длинные, голые ветви тянулись к солнечным лучам, но густые, плотные кроны все впитывали в себя и не пропускали к страждущим и лучика надежды. Только на входе в лесной массив росли плотные кустарники.

Это место всегда завораживало. Буйство трав, обилие света и жизни резко сменялось на забвение, спокойствие и невидимую борьбу за каждый лучик солнца, за каждую крупицу тепла. Редкое сочетание.

Я глубоко вздохнула. Люблю сосновый лес, хоть там сыро и мрачно, мне все-таки ближе и роднее именно он. Но иногда темнота надоедает, хочется выйти из сумрака и вобрать в себя свет и тепло.

 На пересечении двух явлений природы, разных, но при этом естественных проявлений жизни, стояла однокомнатная избушка. Та самая, что на куриных ножках. Хотя правильнее будет сказать – на длинных сваях, защищающих от подтопления весной и от заметания снегом зимой. Чтобы можно было выйти, а не сидеть заваленной по самую крышу. Вокруг избушки – забор с черепами, в которых на ночь зажигались огни. А чем, по-вашему, можно заняться долгими зимними вечерами? Сидит нежить, тихонько вырезает поделки из дерева, и такие шедевры иногда выходят.

Я толкнула незапертую калитку и прошла во двор. Давненько я сюда не заходила, теперь тут полноценная ферма. На входе меня поприветствовали утки, дальше паслись гуси и вдалеке виднелись клетки с кроликами. Все, приплыли, Крис поглотило хозяйство.

«Оборотень фермера-садовода ее покусал, что ли?», – размышляла я, топая мимо клумб с розами, грядок с какой-то травой и теплиц. Зачем такое разводить? Засеяла все травой, посадила цветы и больше ничего не надо. А тут прямо хозяйственный двор какой-то.

Я поднялась по высоким ступенькам и нажала на звонок. «К настоящему колдуну, он загубил таких, как ты, не одну», – раздался из-за двери великий хит «Короля и Шута»3.

– Заходи, – крикнул знакомый голос, – кто бы ни был путник, заходи.

Я открыла небольшую деревянную дверь и переступила через широкий порог. Темные, прохладные сени, в которых хранились пустые банки, ведра и мешки с неизвестным веществом. Дернула на себя еще одну дверь, обитую тканью, и зашла в сам дом. «Для тепла», – многозначительно ответила как-то раз Баба-Яга.

Дому было лет двести, не меньше. Темные от времени бревна, дощатый пол с длинными, полосатыми коврами, которые хозяйка называла дорожками. Маленькая кухонька, в которую влезали лишь холодильник и шкаф, служивший и кухонным гарнитуром, и варочной поверхностью. Больше ничего в этот закуток не помещалось.

Далее большая печь, которая занимала одну треть всего пространства. За печкой была спальня, ограниченная шторкой. Потом шла просторная комнатка с одним окном, под которым стояли два огромных сундука с ценными предметами. По стенам – куча всяческих полок со склянками, несколько стеллажей с пробирками и колбами, в которых плескались жидкости разных цветов, а в некоторых не только жидкости. Посередине стояли стол и диван. Рядом со мной находились еще два больших, старинных платяных шкафа. Больше в домике ничего не было.

На кухне хлопотала сама хозяйка помещения – Яга Марго Кристина Эдуардовна. В кругу своих мы звали ее Крис.

Максимально уникальный экземпляр! Одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять, на какой стадии работы она находится: обдумывает новую идею или закончила проект. Все видно по степени ее лохматости.

Нет, она не оборотень и не превращается в зверя. Просто она запускает руки в волосы, когда работает. От природы они у нее пушистые, и одного дуновения ветра или интенсивного почесывания головы хватает для того, чтобы они встали дыбом. Если торчит лишь челка, значит, идет обычный рабочий процесс заготовки снадобья, а если резинки нет и вся рыжая копна сбита как попало, значит, она создает новое снадобье. А если волосы аккуратно уложены, она закончила и теперь ждет новую волну вдохновения.

Добавлю к образу, что она бухтит под крючковатый нос, когда с грохотом перебирает склянки (ведь нужна именно та – с остатками розмарина). Носит обычно что есть чистое, одежда напоминает балахон, говорит, что так удобнее. Увидев ее во всей красе, с непривычки можно испугаться.

Бабкой-Ягой она стала зваться из-за своего неуемного желания всех накормить. Причем до такой степени, что организм был на грани «сейчас лопну». И могла не разговаривать с тобой при следующей встрече, если ты откажешься у нее чай выпить. Поэтому создавалось впечатление, что это не женщина лет тридцати, а старая бабушка, к которой привезли долгожданных внуков.

Я посмотрела на девушку: волосы собраны в пучок, волосок к волоску. Может, все же надо передумать? А то полезу на рожон со своим предложением. Может, бог с ним, пусть главный гад живет во здравии до конца своих дней? Но сразу перед глазами всплыло его самодовольное лицо со слегка прищуренными глазами и взглядом «все с тобой понятно, все вы одинаковые». И сразу руки непроизвольно сжались в кулаки.

– Доброго, – кинулась ко мне Крис, но на несколько мгновений остановилась, – что там у нас за окном? Утро, день или вечер?

– День в самом разгаре, – уточнила я улыбаясь. Это тоже свойственно моей подруге, у нее только одно маленькое окошечко на всю избушку, а зелье она может варить сутками. А потом также сутками отсыпаться. Как-то она сделала отвар для придания предметам стальной твердости, но забыла, сколько часов его варила. Не записала ни на одном клочке бумаги. Потом пришлось несколько месяцев искать нужное время, которое приводит к необходимому результату.

– Доброго денечка, – улыбаясь девушка протянула ко мне руки и обняла. – И что же тебя нечистые притащили ко мне?

– С чего бы начать, – я смутилась. В голове все было четко выстроено и понятно расположено, однако, когда мысли обретают словесную форму, то выходит полная муть и чушь, похожая на лепет обиженного ребенка.

– С начала, – она рассмеялась. – Как всегда желательно начать с начала, а там уже подумать, что сделать.

Я с восклицаниями рассказала про необходимость переезда, про разговор с Тятей, про парня и то, что он отчитал меня, как малолетку, за утопленника, к судьбе которого я была совершенно не причастна.

– Так, это понятно, – она запустила руку в волосы и почесала голову. От этого привычного движения челка встала дыбом, и теперь Крис напоминала панка. – А я чем могу помочь? Давай на него СОР натравим или стадо мурен отправим. Пусть развлекается с ними.

– СОР? – не поняла я, что за очередное диво завелось у нее.

– Система оповещения радиоактивная, – рассмеялась Кристина. – Это пара удачно запрограммированных голубей. Они выслеживают цель и везде ее преследуют. Понятное дело, обстрела не избежать.

– Он просто за языком не следит и ведет себя по-хамски, а не отобрал у меня болото. Пусть мурены еще посидят в подвале, не будем переходить к радикальным мерам. Если он продолжит в том же духе, тогда возьму несколько. Для профилактики, как говорится, – рассуждала я вслух.

– Тогда что будем делать? – девушка достала из пучка на голове карандаш, который держал ее волосы хоть в каком-то порядке.

– Я почему-то подумала о зеркалке, – неуверенно начала я.

– Так он красавчик! – она поиграла бровями и двусмысленно заулыбалась, уставившись на меня.

– В смысле?  – опешила я от такого предположения.

– В коромысле, блин! Зеркалка, ты же знаешь, нужна для того, чтобы видеть, слышать и разговаривать с тем, на кого ее направишь. А раз ты на него заказываешь зеркалку, то явно он тебе понравился, – девушка торжествующе сложила руки на груди и немного задрала вверх подбородок.

– Кто? – до меня доходило, как до жирафа.

– Конь в пальто! – она от нетерпения топнула ногой. – Рассказывай, какой он.

– Ну… Две ноги, две руки, – начала я, подняв глаза к потолку.