– А что такое «катарсис»? – спросила я, когда он закончил разглагольствования о феномене абьюза, его граница, скрытых мотивах. Мужичок посмотрел на меня, поджал губы и засопел. Молчание затянулось.

– А где мой телефон? – вдруг ответил он вопросом на вопрос.

– Наверно, где-то в воде. Он же утонул, а ты потянулся его доставать и упал, – я пожала плечами.

– А потом ты меня утопила, – он горестно вздохнул. – Конечно, ты тут одна сидишь, и меня, молодого, полного сил и энергии, с большими перспективами, погубила себе на потеху. Абьюз, как есть абьюз.

– Знаешь, – уже не выдержала я, – на фиг мне тут никто не нужен. Особенно напыщенный, самовлюбленный мальчик, который строит из себя невесть что. Ты сам во всем виноват. Твои и только твои действия привели к тому, что ты утонул. Я тут ни при чем.

Выбесил, реально выбесил своими обвинениями, что я такая плохая, а он весь в белом, ни в чем не виноват. На фиг он мне сдался, я и в одиночестве себя чувствую чудесно.

Я подплыла к ветке дерева, которая свисала над водой, забралась на нее. Прошлепала босыми ногами по стволу и, спрыгнув на берег, пошла к себе в избушку. А наш великий и ужасный обиделся и продолжил искать телефон, по крайней мере, полез в воду под корягу, примерно в том же месте.

Потом он поселился под этой корягой, иногда показывался, гневно посматривая в мою сторону и выкрикивая: «Катарсис, манипуляция, абьюз, провокация». Я быстро привыкла и уже не обращала внимание. Надеялась, что приедет полиция, отыщут тело и увезут его отсюда, или утопленник сам найдет занятие получше и уйдет. А может, наконец водяной получит документы из пенсионки и явится за своим неучтенным.

Недели через три или месяц слышу: подъехало несколько машин. Выскользнув из дома, я нырнула в камыши и увидела три больших, темных джипа на толстенных колесах. Все двери открылись синхронно, кроме одной, и на полянку высыпали парни: одинаковые, в черных костюмах и черных очках. «Все равны, как на подбор» – вспомнился мне классик русской литературы, с ними дядька, судя по тому, что ему открыли двери и он вальяжно вышел из автомобиля – это Черномор. Мужчины подошли к багажнику одной из машин и начали вытаскивать оттуда пухленького парнишку.

– Мужики, вы серьезно? Может, не надо сразу топить-то, – спокойно уговаривал попутчиков он.

– Евгений Степанович, вы же выиграли суд? Выиграли. А вас для чего наняли? Проиграть. Это так сложно было? Просто взять и запутаться в вопросах или не настаивать на ответах, – с печальным выражением лица проговорил чернобородый и развел руками. Затем он обратился к парням: – Доставайте!

– Мужики, – громче взмолился пухленький Женя, – я ведь сразу говорил, что там нет возможности проиграть. Все как на ладони, просто и логично. Давайте мы придумаем какой-то другой вариант.

– Докладывай, – приказал Черномор подошедшему парню.

– На том берегу есть сторожка, там лесники ночуют, когда на охоту идут. Больше ничего здесь нет. – Главный кивнул, а отчитывающийся скрылся из поля зрения.

Я порадовалась своей предусмотрительности. Эту сторожку я давно облюбовала в качестве своего дома. Очень хотелось расположиться с размахом, соорудить полки с книгами и вещами. Но меня останавливало то, что лесники все же в сторожке ночуют. Придут и увидят женские вещи, примутся искать заблудившегося человека или отшельницу. А показываться людям мне как-то особо не хотелось. Нашла плохо прибитую доску, выдолбила за ней нишу и туда сложила все свои вещи.

– Поздно, Евгений Степанович, поздно. Вы же понимаете, что я не могу такое оставить безнаказанным. Меня в городе не поймут. Могут подумать, что я стал мягче, – все так же печально говорил чернобородый. На его лице отражалась вселенская грусть. – Парни, несите.

Из машины достали раскладной стул, тазик, канистру и серый мешок. Тут мне стало любопытно, что происходит.

Пухляш продолжал кричать в том же духе. Парни усадили его на стул, в канистру набрали воды из болота и стали разводить какую-то смесь из мешка. Ничего себе, они явно пересмотрели «Крестного отца».

– Чем ныть, лучше наслаждайся природой. Еще полчаса, и все, мы с тобой расстанемся, – чернобородый слегка наклонил стул с парнем, пнул тазик и опустил его ноги в раствор.

Парни о чем-то тихо переговаривались, Евгений молчал, наверное, молился или вспоминал, что детей не вырастил, дом не построил. Я бы на его месте именно так и сделала. Затем мужчины взяли его и закинули на середину болота. Как будто знали, где поглубже, ряски побольше и трясина. А она если поймает, уже не отпустит, по крайней мере, живого, да и тут такой груз еще висит на ногах. Бултых. Ухнул бедняга.

Парни отряхнули руки и расселись по машинам. Чернобородый еще некоторое время постоял, посмотрел, как на поверхность поднимаются пузырьки. Их становилось все меньше и меньше. Затем они совсем пропали, лишь колыхалась вода, затянутая ряской. Но и она вскоре тоже стала ровной и гладкой.

– Эх, Евгений Степанович, Евгений Степанович, – вздохнул Черномор и посмотрел на меня. Я отпрянула поглубже в камыши. В голову даже закралась мысль, что знаки для отвода глаз, расположенные вокруг болота, потеряли силу. Задержала дыхание. Мужик пригляделся, качнул головой и тоже сел в автомобиль.

Они уехали. А я потом целый месяц выковыривала этого Евгения Степановича из цемента. Жалко его было: такой мяконький, пухленький парень и не всплывает.

Вначале он называл меня богиней, нимфой, дивой лесной и болотной. Потом уже стал говорить: «Марина», «Как дела?», «Что там на поверхности?». Он несколько раз признавался мне в любви и хотел жениться, но я прекрасно знаю, все про парней. Уже одному такому поверила.

Нет, мальчики, я уж лучше буду дружить и ничего больше. Вы только словами разбрасываетесь, нисколько не задумываясь о последствиях. Хватит, один раз налюбилась на всю оставшуюся жизнь. Достаточно одного хорошего урока.

Выбравшись на волю, этот активный парень принялся лавочки делать около болота, облагораживать все вокруг. Говорил о создании группы по спасению высыхающих болот и просвещении местного народа. А также, что я как спасительница теперь должна выйти за него замуж. Если первые моменты я еще терпела, то последнее предложение было категорически отвергнуто. Мужикам я не верю, а с утопленниками связываться еще хуже. Единственный, с кем я нашла общий язык, – леший. Тогда он пришел вовремя и спас этого Евгения Степановича, а то руки чесались его обратно в цемент заковырять.

– О глаз моих очарование, – вышел из леса носатый, худой парень с загорелой кожей, которая в свете солнца казалась золотисто-коричневой. – Как дела, прекрасная Немезида?

– Пашка, как хорошо, что ты пришел! – я обняла старого знакомого. – Я тебе компаньона нашла. Забери его, пожалуйста, он меня максимально утомил. Представляешь, хочет меня у тебя отбить.

– Пардоньте-пардоньте, – развел руками пухляш. – Я не понял сразу, что дама уже занята.

– Вот, надо вначале спрашивать, а потом раскатывать губу, – рассмеялся парень и протянул руку. – Пашка.

– Жека, – подал он руку в ответ.

Я быстро сбежала от славной компании. На этом любовь Жени закончилась. Зато с лешим они сдружились и постоянно играли в шахматы. Для меня главное было, что от меня отстали, а в остальном – делайте что хотите.

С Пашкой мы знакомы давно и смеясь шутим, что между нами любовь. Ведь во всех сказках леший и кикимора – муж и жена. Бывает такое, что ты точно знаешь, что кроме флирта ничего между тобой и парнем быть не может. Даже если сильно постараться или пожить вместе, вряд ли что-то получится. И пусть у вас схожие привычки, вы понимаете шутки друг друга, это лишь вариант дружбы.

Тихо покачиваясь в гамаке, я лежала и смотрела на слегка пожелтевшую воду. Что говорить, осень совсем скоро полностью вступит в свои права. Леший уже стал коричневым, и я в ближайшее время переоденусь в зелено-рыжий цвет. А потом настанет зима, и наряды будут белесыми. Даже в волосах появится седина. Весной – ярко-зеленый оттенок. Единственное время года, когда цвет кожи и вещей нормальный, – это лето. Сейчас же по мне хорошо видно, что осень уже началась.