Отец вздыхает и отвлекается на дела, перечитывает бумаги и отвечает на сообщения через встроенный в рабочий стол сенсор. У меня тоже такой есть, но меньше размером. В основном, я разговариваю с дядей и помощницей по вещевому магазину Голдман. Ну, не в основном даже…я правда только с ними и разговариваю, больше у меня никого в контактной книге нет. Это очень не нравится матери: недавно она заявила, что к своим годам я должна начать обзаводиться хорошими знакомствами (и вообще, что круг общения из чёрного парня и подружки-вертихвостки – замкнутый). Отец заступился и сказал, что сам начинит мою контактную книгу полезными номерами и мне не придётся тратить на это годы и силы, как делал он.
Я считаю уходящие вниз этажи, которые могу разглядеть. Те, на которых построена соседняя улица и которые никогда больше не осветятся изнутри. Один этаж, второй, третий – и вот тень моста падает поперёк; четвертый, пятый – следующий мост перечёркивает окно, а тень ставит на нём крест; шестой, седьмой – стёкла погружаются во тьму и ни единый блик проплывающих вывесок не дотягивается до них; восьмой, девятый – конец. Окна пропадают: тонут в чёрном океане, погружаются в беспросветную тьму. Я знаю, что даже пешим шагом ниже спускаться нельзя, не получится, там поджидает смерть; да и мысль о том, чтобы покинуть поверхность – девиантна. Это отклонение, болезненный вирус-червяк в голове.
Я знаю, что человек убивал природу, после чего она решила убить человека. Глупая, ведь у неё не вышло…Теперь киснет у нас под ногами, а мы с величием продолжаем жить. Мы. Люди с поверхности.
В детстве я любила читать журналы. Старые, напечатанные. Их выплёвывали станки, о чём мне рассказывал дядя. Удивительно, ведь ныне все тексты набирали на клавиатурах или под диктовку и распространяли в электронном виде. А что касается журналов…там рассказывали о жизни сразу после Коллапса (на самом деле я удивлена, что после масштабной, всеобъемлющей катастрофы люди нашли в себе силы и желание передать горстку информации о происходящем будущим поколениям). Я открывала эти тексты, чтобы вновь и вновь перечитывать горе людей; мне хотелось наблюдать за ними, смотреть со стороны. Я так часто это делала, что особенно тревожащие из моментов выучила наизусть. Они писали:
«И озарилось небо диким пламенем:
Пламенем,
Подобно глазам матери,
Из рук которой вырывают дитя»
Каждый стих преследовала иллюстрация. Как сейчас помню: с этими строками изображался невысокий холм с крохотными домами в несколько этажей, на небе двигались красные шары, а вместе с ними во тьме рассыпались крохотные точки – звёзды. В Новом Мире звёзд не было…то есть по природе своей они существовали и все о них прекрасно знали, но их никогда не видно: днем – из-за пасмурной погоды, а ночью – из-за застилающего улицы непроходимого тумана (к тому же находиться за пределами дома после объявления комендантского часа категорически запрещено – это нарушение под суд). Дядя подарил мне звёзды. Маленькую проекцию на потолок. Стихи дальше:
«Ночь поменялась с днём:
Всё озарилось будто свет,
Который исходил от крошечных
людских сердец,
ударил в небесах»
Силуэты бегущих людей смывались, крыши домов горели, деревья вспыхивали, а через секунды тонули в огненном океане.
«Люди сбегали – сбегали куда? –
Искали места,
Где укрыться могли,
Где могли бы спасти и детей,
и себя».
На следующей иллюстрации женщина с изрешеченным морщинами лицом и дряблыми руками прижимала к себе свёрток грязной ткани. Дитя. Я вглядывалась в картину, однако настигало меня не сострадание и сочувствие, не переживание и тягота от осознания, к чему пришёл человек. Я видела старуху. Я думала о старости. Я думала о неразвитости былых государств, о неспешности их развития. Получив блага, которые устраивали их в определенный момент, они забывали, что рано или поздно осточертеет и это. Почему после исторически важных переворотов люди стремятся к созданию и изобретению нового? Они боятся, что вернутся в ту же кучу животных фекалий, синонимично выступающей их жизням, и вновь будут по горло хлебать заслуженное. Люди боятся перемен, но после толчка – подразумевающего пинок – боятся вернуться в былые обстоятельства и времена, приведшие к сему, отчего бегут и выдумывают на ходу. Люди умели и умеют создавать новое. Но только тогда, когда их ужалит. Электричество, двигатели, автомобили, даже лекарства – про всё я читала и всё это заставляло меня размышлять о людском потенциале, который не раскрывала – как говорит статистика из отцовских книг – большая часть живущих на Земле. Мы же – люди с поверхности – та самая часть, которая может и делает это. Люди, рождённые в Новом Мире – априори достойные и награждённые всеми возможностями для раскрытия собственного потенциала. Наша элита разрастается по городу, и, может, нас не так много, как раньше заполняли землю те бессмысленные тараканы-люди, но мы занимаемся действительно важными вещами. Мы привносим новое. Мы создаём новое. Мы создаём лучшее. Мы создаём лучший Новый Мир.
Когда люди оказались ограничены в пространстве и земельных участках, пригодных для построения новых домов, они начали строить поверх былых конструкций; когда дорог для машин перестало хватать, наши автомобили поднялись в воздух; когда люди поняли, что выше всего существующего и сами есть боги – они поднялись над поверженной землей и вознеслись к небу.
Потому я была убеждена, что люди идеального государства могут выглядеть исключительно идеально. У нас есть все возможности, у нас есть развитая медицина. И старость – не предел красоты.
«Молитвы их стёрлись,
Молебен сошёл
С жизнью былой.
Им хотелось укрыть
В объятьях своих
Не только родных,
Но и вещи.
Алчных людей погубил
их же грех,
То не предвидел и вещий».
Мужчина волочил за собой чемодан, а подле – рассыпавшиеся по иллюстрации – собирали оставленные кем-то пожитки; мародёры всегда и во всём наживались на всеобщих несчастьях, и таким не было места в граде будущего – глупцы не поднимали глаз с земли и разбросанных вещей на волну, что росла за их спинами.
«Боги подняли воды,
Потопили уродов.
Потопили дома,
А затем – города.
Сор не видать,
Но люди с поверхности всегда существовали
И будут существовать»
Перед глазами тревожная иллюстрация: затопленные автомобили и здания под водой, трупы людей парят будто в воздухе, но они не смеют взлететь и возвыситься к нам, конечности утопленников раскинуты в разные стороны.
После пожаров и затопления, после горящих лесов и всепоглощающих цунами произошли утечки с заводов: химикаты попали в воду. Оставшихся в живых людей окружили взрывы, бесчисленные и бесконечные взрывы. Очистка ещё не была свершена до конца…
«Огонь и вода –
Как извечная пара –
Сошлась на реке,
Что крестом делит град,
Сошлась на реке,
Окунулась во мрак.
Наши предки тогда
Обрели навека
Приют и покой.
Над природой самой
Взяли контроль.
Они обманули стихию,
Утешив людей истерию».
Я всегда касалась пальцами последующей иллюстрации. Небольшого города, изображённого по обыкновению сверху: его делила река – крестом, на четыре района. Я рисовала крест. Север уводил к Дамбе и искусственному пляжу. Вода пугала и завораживала, а Новый Мир утягивал в свои блаженные каменные джунгли и связывал по рукам и ногам.
По началу существования нового мира ещё с малой буквы люди смели делиться на стороны. Одна из них доказывала, что в случившемся была вина человека и на то божия воля – он (почему «он», а не «она»?) наказал нас за грехи. Вторая пыталась заглушить первых и утверждала, что нас испытывала сама природа на приспособленность, и – в итоге – мы не только прошли проверку, но и уподобили себе упомянутую. Победили в споре люди с поверхности – иные. Учёные, что наблюдали за распрями двух союзников (и в этот же миг противников) и благодаря которым мы получили всё то, что получили. Спорящие не дожили до наших дней, а вот первые Создатели одарили будущие поколения изобретениями, технологиями, ресурсами и прочим.
