– О, какие люди…

Баррет с раздражением взглянул на человека, который присел напротив него с подносом.

– Хорошие манеры предполагают просить разрешения сесть, прежде чем садиться. Но в Пентагоне это неведомо, не правда ли?

– Я уже не работаю на Пентагон.

– Как интересно. И где же ты работаешь?

– Минюст.

– Туда пускают после Пентагона?

– Мне интересно, как сюда попал ты. Не подскажешь?

– Если коротко, Дик, – да пошел ты. Умник сраный. Занимайся лучше правами маргинальных групп и преследованием монополистов или чем там у вас занимаются?

Дик – показал указательным пальцем на них, усмехнулся и встал, чтобы пересесть на другое место. Это было выражением угрозы.

– Дерьма кусок… – выругался Вал, агент защиты ЦРУ, сидевший рядом – как он тут-то оказался?

– Помнишь, чем он занимался в Ираке? – спросил Баррет.

– Искал ОМП Саддама.

– Вот именно. Возглавлял оперативную группу морпехов, которые занимались поиском ОМП. Вот из-за ОМП – его к нам и сунули.

Про себя Баррет подумал – то, что Дик Стенланд тут, это очень хреново. Очень. Он еще в Ираке доставлял проблемы. В присутствии генерала на брифинге встал и сказал, что никакого оружия массового поражения нет, и вся эта история – дерьмо собачье. И если он остался таким же – а он остался – то это означает большие для них проблемы.

Они стояли на обочине. Караван федеральных джипов «Субурбан» с выключенными пока мигалками, дорожные крейсеры местного управления шерифа и полиции штата, два броневика местной команды SWAT. Было прохладно, но сухо. Типичная местная осень…

Местный шериф – по виду мужик упертый, крутой, скорее всего отслуживший – жестко втолковывал что-то окружившим его федералам. Тодд Баррет, который ради этого рейда не переоделся в форму и так и был в костюме и при галстуке – протолкнулся поближе, чтобы послушать.

– … мы не вышибаем двери, не кладем никого лицом в пол и не заворачиваем руки. Мы стучим в дверь и просим разрешения войти, показываем документы и говорим, что мы должны сделать. Никакой грубости, всем понятно. И не тыкать стволами во все стороны.

– Шериф, этот парень изжарил заживо двадцать тысяч…

– Мне плевать, что сделал этот парень, его там нет. Но там есть мои избиратели11, это приличные люди, там много детей. И я, мать вашу, не потерплю здесь ковбойского вестерна. Если кто-то переступит черту, я его арестую, и клянусь Богом, буду держать, пока не будет федерального ордера, и пока мне его не привезут на бумаге. А это дело долгое…

Баррет сплюнул и пошел к «Субурбану». Все-таки он был одет легче других, а в глубинке да по утрам – уже было ощутимо прохладно.

– Что там, шеф? – спросил Вал, агент защиты ЦРУ и бывший морской котик, сидевший за рулем

– Местный шериф качает права.

Вал фыркнул.

– Нашел время.

– Мы уйдем, а ему тут жить.

– Да…

…

– Поверить не могу, что есть евреи, поддерживающие палестинцев. Это как вообще, а?

Баррет с видом умудренного жизнью аксакала – пожал плечами.

– В Йемене есть типы, которые раз в два года берут кувалды и целый день громят собственные деревни. Это у них такой праздник – праздник обновления. Чтобы построить что-то новое, надо разрушить старое. В мире много всего странного.

…

Примерно через двадцать минут головные машины каравана, без сирен, но с мигалками, освещая синими всполохами тихие улицы, вкатился в Кирьяс-Джоэль.

Это было очень странное место. Небольшой городок на частной земле близ Нью-Йорка, где живут только соблюдающие евреи – хасиды. Большие дома, дешевые минивэны и джипы – в еврейских семьях не редкость семь – восемь детей, автобусные остановки – автобусы принадлежали общине, они отвозили желающих в Нью-Йорк и обратно. Это место можно было бы принять за гнездо общины амишей, если бы не современные автомобили – евреи были не против современной техники.

А конкретно эти – были против Израиля. Это потому, что они считали – создание еврейского государства до прихода на землю Мошиаха – есть преступление. Потому многие вешали над дверью не израильский, а палестинский флаг.

Им не препятствовали. Но и рады не были. Пока они катились по тихим улицам – по краям дороги стояли люди, все в черном, в шляпах. Рядом с ними всегда были дети, много детей. Они недобрыми взглядами провожали федеральные машины, и было видно, что им тут не рады.

Бам! В стекло угодил камень или что-то еще, но так как стекло было бронированным, камень отскочил не оставив отметины.

– Притормози – сказал Баррет – не лезь на рожон, не приближайся…

Их Субурбан притормозил, потом остановился. Баррет достал свой планшет, начал что-то искать

– Что вы ищете, сэр

– Церковь. Или как там у них…

– Синагога, – послышалось с заднего сидения.

– Во-во. Синагога.

…

– Не следует идти по стопам других.

…

Евреи отнеслись к их визиту совсем недоброжелательно…

Все они были соблюдающими – меховые шапки, все в черном, на ногах вместо брюк какие-то гольфы, в руках камни. Не только арабы рождаются с камнями в руках – евреи не отстают. Но сейчас время было совсем другое.

Когда камни полетели в сторону машин, спецназовцы в ответ долбанули несколько человек Тазерами, а потом применили оружие. Один из ешиботников был ранен в ногу, другой в живот. Этого евреи не ожидали – камни кидать они перестали, но и сотрудничать не собирались. Кто-то пытался фотографировать, кто-то истерил, перекрикивая полицейские сирены.

– Что будем делать? – спросила Алиса

– Понятия не имею. Но я точно знаю, что мы делать не будем…

…

– Давай, найдем тут школу, или что-то в этом роде.

Иешиву – религиозную школу – они нашли. Но им там тоже не были рады…

– Что вам здесь надо? Уходите отсюда.

Баррет медленно выставил перед собой руки, ладонями вверх.

– Мир вам.

– Что вам надо? – повторил еврейский ребе, но уже без особой агрессивности. – Здесь вам не рады, уходите отсюда

– Я просто хочу поговорить. Я не буду ничего громить и никуда не буду врываться. Я ничего не заберу у вас. Я не принадлежу к вашей вере, но я хочу поговорить. Разве вы не можете со мной просто поговорить? Разве это плохо?

Ребе колебался.

– О чем вы ходите поговорить?

– Об Адаме Фротмане.

– Я ничего не знаю о нем! – Агрессивность вернулась.

– Я ни в чем вас не обвиняю. Но он вырос здесь. Разве вы не можете просто рассказать о нем? Каким он был? Как жил? Как рос?

Ребе подумал, потом кивнул.

– Хорошо, идите за мной.

В местной молельне они разговаривать не стали. Ребе привел их в какое-то место, похожее на небольшой клуб – со столовой, но без бара со спиртным. Сказал что-то на местном наречье, им принесли чая.

– Здесь вам не рады, – сказал он.

– Это мы уже поняли, – сказал Баррет.

– Зачем вы пришли? Вы знаете, какой сейчас день?

– Нет, не знаем. Но мы вынуждены выполнять закон, – Баррет быстро перевел разговор на другую тему: – Вы знали Адама Фротмана? Какой он был? Я не жду от вас, что вы будете вспоминать про него плохое и рисовать монстром. Расскажите, вы помните его?

– Мой отец его обрезал, – мрачно сказал Ребе. – Кто же знал, что он станет таким?

– В какой семье он вырос? Может его били в детстве?

– Семья Фротманов очень уважаемая семья. Мы много раз праздновали вместе еврейские праздники, и в их доме и в нашем… его никогда не били. Он…

Ребе задумался.

– Знаете… мы часто говорили. Я думал… он пойдет по пути праведников. Получит религиозное образование. Станет ребе.

– Почему вы так думали? – осторожно спросил Баррет

– Он… знаете, мы с ним много спорили. Наша религия очень сложная. Существует множество книг. Так вот, когда мы с ним спорили – Адам никогда ничего не принимал на веру, он требовал показать то место в книге, на которое я ссылаюсь. Меня это иногда так злило…