Прилетело очередное сообщение:

Оставайтесь на месте!!!

Три восклицательных знака. Какие же вы восторженные по ту сторону экрана.

Я повернулся к коптеру, развёл руками и прожестикулировал:

— Какого хера ты ко мне привязался? Я что, бегу куда-то? В баньке решил погреться, имею право, — и показал средний палец. Думал, после такого жеста прилетит сообщение в самых вычурных выражениях великого и могучего, но зуммер молчал. И слава богу, а то у меня на языке ещё много скверных слов вертелось, мог ещё чего-нибудь наговорить.

Я откинул щеколду, приоткрыл дверь. В предбаннике чисто и сухо. У стены сложены берёзовые поленья, над головой веревка, на верёвке веники и полотенце. Справа широкая лавка с кучей тряпья и ушатами.

Я перешагнул порог. Внутри не так жарко. Приставил ушаты к двери, в случае чего сработают как сигнализация. Тряпьё разложил по лавке. Чёрт его знает, сколько времени штурмовики будут добираться до меня, и пока не добрались, можно поваляться.

Ноги гудели от ходьбы. Я разулся, помассировал ступни и лёг. Автомат положил на грудь. Если ушаты сработают, останется только нажать на курок…

В глаза ударил свет, под подбородок упёрся нож; одно движение — и лежать мне с перерезанным горлом.

— Имя?

— Женя! Тьфу. Донкин… То есть…

Спросонья я совсем забыл, как меня теперь зовут.

— Дон! — наконец вспомнил я. Давление на горло уменьшилось, но не настолько, чтобы сердце перестало испуганно биться.

— Один?

— Один!

— Что здесь делаешь?

— Я? Лежу! Сплю! — нет-нет, это не то, должно быть что-то другое. — Играю… Заяц! Я заяц!

— Не ори.

Нож убрали, свет погас. Я сощурился. На фоне дверного проёма проявились два силуэта. Не церемонясь, они сдёрнули меня с лавки и поставили на ноги. На поясе ни подсумка, ни гранаты, автомат валяется у порога. Как же ловко они вошли и обезоружили меня. Ничего не почувствовал. Это не дикари и не охотники. Я глубоко вдохнул, выдохнул. Бояться нет смысла, если бы эти люди хотели убить меня, то уже убили бы, вместо этого просто указали на дверь.

— Выходи.

Продолжая щуриться, я обулся и вышел из бани. Возле входа стояли ещё четверо, как близнецы похожие друг на друга. На каждом комплект «Ратника»[1], за плечами рейдовые ранцы, лица закрыты тактическими очками и масками, стилизованными под волчьи пасти. У троих АК-12 в цифровом варианте. Такие я видел лишь однажды на полигоне у армейского спецназа. Ещё двое с винторезами, у четвёртого на плече «Печенег-СП» с оптическим прицелом. Чуть выше рыхлил воздух пропеллерами коптер.

Обещанные штурмовики. Не хилая команда. У одного в руках моя граната, видимо, старший группы. Он с удивлением крутил её в пальцах, отвинтил крышку, подёргал за шнур.

— Где ты это нашёл?

Если сказать, где я её нашёл, они найдут и танк, и патроны, и Курта. На Курта насрать, не жалко его, в крайнем случае, похоронят, а вот всё остальное мне пригодится в переговорах с Конторой.

— В пятиэтажке, где от охотников прятались, — как бы нехотя проговорил я. Штурмовики наверняка могли отследить мой путь от кинотеатра до оврага, поэтому утверждать, что весь этот набор мне достался от бабушки, я не стал. — В шкафу под коробками. Номер квартиры не помню. На третьем этаже слева. Можете проверить, только там всё равно ничего больше нет.

Старший кивнул.

— Складно врёшь. Но у меня задача доставить тебя на точку, а не правду выпытывать, иначе бы ты всё мне рассказал.

— А если бы не рассказал?

— Не было ещё такого.

Он сказал это совершенно серьёзно, поэтому продолжать тему я не стал. Слишком скользкая. Тут легко на «слабо» развестись, и тогда придётся доказывать свою состоятельность, а я не уверен, что могу терпеть боль. Может, конечно, и могу, но проверять как-то не хочется.

— Возвращаемся, — приказал старший.

— Мужики, — взмолился я, — убейте, но без автомата не пойду. Мне без него край.

Старший кивнул:

— Верните ему, — и протянул гранату. — Держи. Сам только не подорвись.

Выбирались мы через дыру в заборе, которую проделал я. Первыми шли два стрелка, замыкал здоровяк с пулемётом. В разговорах между собой старший группы называл его Гномом. Хорош Гном, не каждый великан с таким сравнится.

Мы вернулись к оврагу и вдоль обрыва двинулись к мосту. Штурмовики шли расслабленно, но это было напускное. Каждый внимательно отслеживал свой сектор. Коптер плыл над головами, исполняя роль разведчика. Старший держал постоянную связь с оператором, сверяя маршрут с его данными. Удобное взаимодействие. Сверху легче заметить опасность и среагировать на неё. Плюс экипировка, оружие. Да и подготовка на порядок лучше курса молодого бойца, осиленного мной в армии.

Где-то впереди громко щёлкнуло, как будто доску переломили. С деревьев поднялась стая галок, возбуждённо загалдела, сделала круг над головами и полетела к центру города. Мы дружно присели. Стрелки прикрыли периметр, коптер рванул к источнику шума. Мне тоже захотелось поучаствовать в действии. Разложил приклад, прижал МП к плечу, взял на мушку двери ближайшего дома. Вряд ли оттуда выйдет кто-нибудь страшный, но других целей я просто не видел.

Старший стукнул пальцем по гарнитуре и сказал:

— Внимание всем. Держим сектор. Гном, сдвинься к оврагу, глянь, что внизу.

Через секунду прилетел ответ:

— Склон чистый. На дне всё как обычно, командир: деревья и мусор. Ничего не меняется.

Тембр голоса такой, словно хозяин вечером пива перебрал, а с утра у него голова трещит, и от того, что нельзя похмелиться, он на всех огрызается.

— Принял. Всё равно поглядывай, не забывай.

Старший хлопнул меня по плечу.

— Расслабься, заяц. Ты здесь пассажир, а не охранник.

Он достал монокуляр и стал осматривать линию домов по ту сторону оврага.

— Часто зайцев вытаскивать приходится? — спросил я.

Обсуждать тему он не хотел. Он вообще не хотел со мной разговаривать. Плевал он на всяких там мелкопушистых. Но меня распирало от желания поговорить, пусть даже с самим собой.

— Ты наверно думаешь, вот же поганый заяц, чего не сдох на первом этапе, да? — мне было всё равно, слушает он или нет. — А теперь приходится рисковать своими людьми, чтобы вытащить его из этого говна. Да кто он такой? Всего лишь тупое вислоухое животное, предназначенное на убой. Никакой он не человек, так, палочка в отчёте. Да и отчёта наверняка никакого нет, максимум — картинка на экране, которую будут помнить, пока режиссёр не смонтирует новую. И не важно, что у этого зайца где-то больная жена, шестилетняя дочка. Что с ними, где они? Всем насрать. Значение имеет лишь цвет майки и количество статов на счёте. Сплошное паскудство! Концлагерь с элементами постапокалипсического общества, где для того, чтобы выжить, нужно гнобить себе подобных.

На ответ я не надеялся, но старший опустил монокуляр и посмотрел на меня с иронией.

— Ты ведь не местный, так? Из-под станка выбрался?

— Это делает меня унтерменшем[2]?

— Ты ничего не знаешь об этом мире, Женя Донкин. Ты ничего не знаешь о Загоне, Развале, Квартирнике, Водоразделе, о прочих Территориях. Объяснять нет смысла, завтрашний день ты не переживёшь, и поэтому да, для меня и моих ребят ты тупое вислоухое животное, предназначенное на убой. Твои рассуждения о жене и дочери — сотрясение воздуха. Их судьба действительно никому не интересна. Все, кто живёт по законам цветовой гаммы… Как ты сказал? Унтерменш? Да, вы такие и есть. И это не концлагерь, это ваше собственное говно, в котором вы варитесь и которое жрёте. Вы не делаете ничего, чтобы подняться над этим и стать людьми. Вы — шлак! И вы останетесь шлаком.

О как! На минуту я растерялся. Думал, поделиться накипевшим, вызвать сочувствие, а меня взяли и мордой в собственные отходы — на тебе, на! Не дать ли по нему очередь? Он хоть и штурмовик, и в бронике, но вдруг получится? А не получится… Если завтрашний день я не переживу, тогда какая разница: днём раньше, днём позже?