На чердаке родительского дома я хранил закопанный в солому меч. Не деревянная кургузая палка, а настоящий железный клинок, найденный в канаве на окраине деревни. Когда мальчишки на улице лупили друг друга своими поделками, рука моя тянулась к нему, и, достав свое сокровище, я рассекал спертый воздух чердачного пространства, на удивление ловко обращаясь с оружием. Как мне хотелось, скатившись по лестнице, выскочить на улицу, врезаться в самую гущу боя и разогнать недоделанных рыцарей одним своим видом, но вторая половина меня, напоминая о чем-то, охлаждала юношеский пыл, и я дрожащей от возбуждения рукой зарывал меч-искуситель обратно в хрустящую солому.
В десять лет отец поставил меня перед выбором. Вызвав во двор, он указал на два предмета – это были лук и лопата.
– Сынок, – произнес отец, – пора определиться в жизни. Ты можешь стать охотником или землепашцем. Выбирай.
Я взял лук, вложил стрелу и, почти не глядя, всадил ее в соседское пугало, подняв возмущенную стаю ворон, облепивших его черными гроздьями (сказались ежедневные тренировки в лесу, о которых никто не догадывался).
Отец одобрительно крякнул. Затем я поднял лопату и, повертев ее в руках, ткнул в землю. Кромка полотна, угодив на камень, тут же погнулась. На сей раз отец сурово покачал головой, а я твердо заявил:
– Буду землепашцем.
Он внимательно посмотрел на меня и, подумав, ответил:
– Может, ты и прав.
Я сделался землепашцем. Это ремесло давалось мне плохо, а точнее, вообще не давалось. Я не чувствовал земли, не внимал погодным переменам, не слышал голоса семян. Посевы мои были скудны, урожай мал, я был беден и голодал, ни одна женщина не захотела связать со мной свою судьбу. Но тем не менее я продолжал такое бытие, будучи твердо уверенным в его правильности, ибо слушал голос, что звучал внутри меня.
«И вот теперь мое упорство вознаграждено, мне обещан Рай. Один шаг до рая», – думал я.
– Один шаг, – подтвердил Голос.
– А если я вернусь? – вдруг неожиданно для самого себя выпалил я. – Что меня ждет?
– Ад, – снова коротко ответил Голос.
– Ты всегда так шутишь? – вымолвил я, опешивши.
– Это не шутка, – Голос опять был ровным.
– В чем же выбор, если он очевиден?
– Рай нельзя изменить, Ад – можно.
– И все же выбор очевиден, – я пытался понять его истины.
– Не очевиден, – Голос был бесстрастен.
– И кто-нибудь был хоть раз смельчаком? – позлорадствовал я.
– Христос, – Голос дрогнул, а я заткнулся, мечтая от стыда провалиться сквозь… воздух.
«Сын Божий выбрал спуститься в Ад, чтобы трансформировать его в Рай, но это Сын Божий», – так думал я, поглядывая на бездыханную оболочку возле стола.
– А если он стал Сыном Божьим только после своего решения? – Голос вопрошал, взывал ко мне и… сделался знакомым.
– Откуда я тебя знаю? Я уже слышал тебя? – спросил я у Голоса, почти догадываясь об ответе.
– Ты слышал и, главное, слушал меня всю свою жизнь.
– Кто же ты?
– Твое высшее «Я».
Смерть, на удивление, принесла мне множество открытий и, по сути, никаких неприятностей. То тихое, едва уловимое во мне оказалось путеводной звездой, настоящим «Я», не властителем мира, не нищим, не Бог знает кем еще, а истиной от Истины.
– Что бы сделал ты? – спросил я у своего «Я».
– Если можно вернуться, не важно куда, чтобы исправить, надо возвращаться, – ответил Голос.
– Даже в Ад? – уже почти не пугаясь, сказал я. – Ведь со мной будешь ты, правда?
– Вернувшись, ты не вспомнишь этого разговора… я замолчу совсем, таково условие сохранения Баланса. Возвращение открывает Новый Контракт. Решай.
Я вспомнил лук, лопату и подумал: «До Рая был один шаг», – и снова «поднял лопату».
Открыв глаза, человек у стола оторвал голову от подошвы, потер распухший лоб, на котором отпечатался рисунок обувных гвоздей и взялся за иглу.
Потоп
Иссякни дождь, когда волна
Уже не встретит противленья,
Пусть встанет красная луна
Над бесконечным отраженьем.
– Ной, что ты знаешь о Потопе? —
Спросил у Ноя Дух Земли.
Ной, отойдя от перископа,
Ответил:
– Мы все время с ним.
Доведись вам в то время, о котором пойдет речь, оказаться в Сен-Мишеле, и лучше не в облике человеческом, а в упругом теле чайки, чтобы, с комфортом оседлав монастырский шпиль, приглядеться в западном направлении, то вы обязательно приметили бы на берегу залива странную троицу. На мокрой плашке скалы, облепленной молодыми устрицами, устроились Ученик, Учитель и Архангел Михаил.
Холодная мутная вода, минуту назад скрывавшая по щиколотку ноги юноши, вдруг галопом сорвалась в сторону Ла-Манша, обнажив вязкий серый песок и гладкие розовые пятки Ученика. Учитель, предпочитавший доселе не мочить без толку ног, спустился со скалы на песок и тут же увяз в нем.
Ученик рассмеялся:
– Учитель, вы старательно оберегали свои стопы от воды, но стоило ей последовать за небесной спутницей Матушки-Земли, как вымочили их в мокром песке.
– Мой друг, суждения твои поверхностны, не в силу умственных пределов, но по причине юных лет. Оттого ты и плескался в холодной воде, не принося пользы ни телу, ни душе. Я же погрузил чресла свои в пески, полные водорослей и останков мелкой морской живности, в гниении своем и союзе с солями дающих целебный эффект суставам, а также способствующих заживлению трещин раскрывшейся кожи.
И Учитель с удовольствием потоптался на месте, увязая в лекарственную массу все глубже. Молодой человек, глядя на блаженную мину старика, присоединился к нему, морщась от незнакомых ощущений и вскрикивая всякий раз, когда острые осколки ракушек впивались в подошвы ступней.
– Не могу присоединиться к вашим плотским удовольствиям, весьма неоднозначным, судя по ауре юноши, – влился в разговор Архангел, – но хочу напомнить, что за отливом следует прилив, более скорый в своей прыти, и, увязнув по уши, есть шанс захлебнуться до того, как выберешься.
– Ты ведь сейчас не о песке? – понимающе спросил Учитель.
– Я сейчас о любителях глубокого погружения в вопрос, – улыбнулся Архангел.
Ученик с нескрываемым интересом наблюдал за происходящим. Картина была довольно комична – Учитель, невысокий седовласый сгорбленный старикан, задрав полы своего плаща, стоял, уже по колено погруженный в зыбучий песок, отчего казался еще меньше ростом. Над ним возвышался светящим коконом Михаил, отражая начищенными латами лучи заходящего солнца. Они оба, не сговариваясь, но, видимо, уловив нечто необъяснимое, вдруг повернулись к юноше и одновременно произнесли:
– Речь о тебе.
Молодой человек от неожиданности хлопнулся задом на мягкое песчаное дно, чем вызвал бурный восторг у обоих представителей этого и загробного мира.
– Друг мой, – сказал Учитель, протягивая руку, – не пугайтесь и не удивляйтесь. Из нас троих вы и в самом деле натура, ищущая глубин.
Ученик отчаянно замотал головой.
– Да, это легко объяснить, – продолжил как ни в чем не бывало Учитель. – Познав истины, земные и небесные, потратив на это остроту глаз и телесную крепость, мне хочется вернуть силы плоти, дабы мудрость обручилась с молодостью. Такой вот обратный путь, такой вот парадокс. Что же касается Архангела, так он вечно пребывает на самом дне Истины, и, следовательно, нет ему нужды в погружении, ибо уже погружен.
– На этом берегу в качестве истинного Ищущего остались только вы, – подытожил Михаил, – вопрошайте.
С громким чмоком оторвавшись от песка не без помощи Учителя, удивленный до крайности Ученик спросил:
– О чем?
Архангел, по обыкновению, близкому к традициям этих мест, легонько коснулся лба юноши своим копьем и сказал:
– О чем пожелаешь. Одну из Истин открою сегодня вам, для того здесь стою.
Молодой человек потер лоб. Он был обескуражен таким поворотом событий и грузом ответственности, свалившимся вдруг на неокрепшие плечи. Мудрость, полученная из уст Учителя, на тему, им же предложенную, – это одно. В паре Ученик-Учитель первый занимает, как правило, пассивную позицию. Сейчас же неземное существо высшего порядка может приоткрыть дверь к знанию им обоим, но какую дверь, нужно решить (или придумать) Ученику. Пока сомнения проветривали юную голову, ледяные воды Атлантики скрыли колени Учителя и нащупали голени самого Ученика. Прилив начался неожиданно и быстро занимал оставленные позиции. Теперь уже молодой человек помог своему Учителю выбраться из песчаного капкана, и они вдвоем вернулись на скалу.