Таким образом, в библейском повествовании об Откровении Моисею у неопалимой купины присутствует совсем не образно-метафорическое описание некоего мифического события времён ветхозаветной древности, как это часто представляет научно-популярная литература по библейской мифологии. Здесь имеет место лингвистическая манифестация божественного именования, закреплённого в ветхозаветном тексте в форме тетраграмматона, который становится хранимым достоянием в масоретской традиции и транслируемым в греческом переводе Септуагинты богословием сказуемого, т. е. произносимого и призываемого, имени Бога.
Сравнительно-лингвистический анализ именных моделей Исх. 3:14 в Септуагинте и масоретском тексте позволяет сделать предварительный вывод о том, что ономатологическая конструкция тетраграмматона в имплицитном виде включает парадоксальное совпадение субъекта речи (субъекта Откровения) и акта высказывания (Аз есмь / Я есть Тот, Который есть) и являет собой феноменальный лингвистический случай, в котором исключена характерная для такого совпадения профаническая языковая тавтология: Бог сказал Моисею: «Я ТОТ, КТО Я ЕСТЬ. Так и ответь сынам Израилевым: “Меня послал к вам Тот, чьё имя – ЭХЙЕ́ (Я ЕСТЬ)”» (Исх. 3:14; перевод РБО)[101].
1.2. К лингвистической герменевтике богооткровенного имени
1.2.1. Анализ герменевтических подходов к истолкованию богооткровенного имени в библейской книге «Исход» в контексте греко-иудейского культурного синтеза
В соответствии с традицией, которая считается устаревшей и не нашедшей в современной науке фактического подтверждения, древнееврейский глагол ehje в конструкции הֶיְהאֶ רשֶׁאֲ הֶיְהאֶ [ehje asher ehje] («имя-глагол»[102], ставший основой четырёхбуквенного имени Бога – YHWH) является породой piel или, согласно более поздней лингвистической интерпретации, каузативной породой hiph'il – от древнееврейского глагола быть [haway/hayah].
Архиеп. Феофан (Быстров) дал подробный критический разбор этих трактовок и указал их главных авторов-представителей, начиная от средневековой теологии до христианских учёных XIX в.
Каузативное значение пиэльной породы, – «виновник бытия, дивным образом устрояющий мир и историю»[103], – характерно для средневековой экзегезы (караимский учёный Аарон бен Элия (XIV в.), испанский теолог-антитринитарий Мигель Сервет (XVI в.), швейцарско-голландский протестантский теолог Жан Леклерк (Jean Le Clerc; рубеж XVII–XVIII вв.), а также в России – митрополит Филарет (Дроздов) (середина XIX в.))[104].
Значение глагола в каузативной породе hiph'il обычно представлено описательной лингвосемантической конструкцией, выражающей значение побудительности/причинности – «дарователь бытия, призывающий к бытию, творец» (Ю. Фюрст)[105]. Такую лингвистическую интерпретацию отстаивали немецкие учёные XIX в.: названный выше гебраист Юлий Фюрст, ориенталисты Эберхард Шрадер и Пауль де Лагард[106].
В библеистике XX в. близкой трактовки придерживались П. Гаупт[107], У. Ф. Олбрайт[108], Ф. М. Кросс[109], Д. Н. Фридман[110]. Ю. А. Вестель приводит наиболее показательные примеры предлагаемых этими авторами переводов грамматической конструкции Исх. 3:14: по П. Гаупту, первоначальный смысл формульной конструкции – «Я даю бытие тому, что обретает существование (I cause to be what comes into existence)»; по У. Ф. Олбрайту и Д. Н. Фридману: «Я творю то, что творю (I create what I create)»[111]. Таким образом, в русле указанных традиций (трактовка глагола на основе пород piel/hiph'il) семантика богооткровенного имени включает основную идею творческого начала: Бог – Творец par excellence, причина бытия, устроитель сущего[112].
В критическом анализе рассматриваемой традиции справедливо указывается на главное её противоречие – при фактическом анализе библейского иврита глагол быть в каузативной породе не встречается:
Этот вопрос сам собою решается на почве действительного словоупотребления – библейского и талмудического. Последнее представляет нам то замечательное явление, что от глаголов הרה [haвa] и היזה [hайа] форма Hiphil здесь совершенно не употребляется[113].
Наиболее достоверное толкование конструкции следует искать на основе грамматической формы глагола быть в породе qal, что и делают большинство современных исследователей. Прежде всего, отмечается, что глагол быть היזה [hayah] употреблён в древней форме кальной породы (הרה [haway]), что грамматически соответствует форме 3-го л. ед. ч. так называемого древнееврейского имперфекта и в формульной конструкции переводится выражением, не вполне соответствующим индоевропейской грамматике: «Я есть (буду) Тот, Который Я есть (буду)» (см. варианты перевода на русский язык в работах И. Ш. Шифмана, М. Г. Селезнёва, И. Р. Тантлевского, Ю. А. Вестеля, К. А. Битнера и др.)[114]. Имперфект породы qal имеет грамматическое значение повторяющегося или продолжающегося действия в будущем, настоящем или прошлом (так называемое хабитуальное время, по М. Г. Селезнёву[115]).
В консонантном написании обе формы древнееврейского имперфекта – простая и каузативная – одинаковы и практически совпадают с тетраграмматоном (YHWH), но огласовка породы qal – yihweh; огласовка породы hiph'il – yаhweh, что соответствует наиболее вероятной реконструкции произношения имени Бога как Яхве:
Нельзя не сознаться, что в еврейском языке в стадии его развития, засвидетельствованной литературой библейской, qal-ной приставкой является ji, а не ja, которое здесь употребляется для образований hiphil-ных. На некоторых из защитников qal-ного понимания тетраграммы обстоятельство это, действительно немаловажное, производит такое впечатление, что для своего понимания они готовы пожертвовать самым чтением Jahveh. Но в действительности дело по вопросу о глагольных второ-аористных преформативах обстоит вовсе не так безнадежно, чтобы требовалось такого рода тяжёлое пожертвование. С грамматической точки зрения решительно нет прав отрицать возможности преформатива ja и в Qal. Филологическими исследованиями достаточно выяснено, что qal-ное ji не первоначальная форма, а только вторичное видоизменение первоначального ja, как это видно из языка арабского[116].
Упоминаемый владыкой Феофаном второй аорист – категория грамматик XIX в., которой соответствует в современной терминологии имперфект, выражающий в русском языке, как правило, значение будущего времени[117]. Так или иначе, в современной библеистике принято исходить из кального понимания загадочной грамматической конструкции, которая в силу парадоксальности перевода, имеющего характер тавтологии («Я есть Тот, кто Я есть»), получила наименование idem per idem («то же самое, через то же самое»). Спектр её интерпретаций достаточно широк – от попыток тотальной семантизации высказывания субъекта, говорящего от лица Бога, до герменевтики намеренного отказа/уклонения этого субъекта от ответа.