А она молчала. Автомобиль действительно впечатлял, однако больше пугал, чем завораживал. На него можно было любоваться со стороны, но никак не находиться внутри. Во всяком случае, лично ей гораздо больше нравились совсем другие машины, проще и доступнее, используемые как обычное средство перемещения, а не предмет демонстрации собственного достатка.

– Нравится? – спросил молодой человек, не замечая ее смятения. – Садись, прокатимся с ветерком. На ваших дорогах только такая лошадка и нужна.

Ехать было удобно. Машина будто плыла по неровным, выщербленным трассам, делая дорожные дефекты совершенно незаметными. Тихая музыка в салоне даже помогла немного успокоиться. Катя расслабилась, прикрыла глаза, стараясь не думать о проблемах. Это получалось с трудом, но ей хотелось отвлечься. Ко всем насущным вопросам она обязательно вернется потом, когда избавится от навязанного ей общества.

– Наконец-то ты улыбаешься, – Антон вроде бы вздохнул с облегчением. – Я почти не надеялся этого дождаться. У тебя что-то случилось?

Он был чужим, совершенно посторонним человеком, и делиться с ним своей болью девушка не собиралась. Однако участие неожиданно оказалось приятным. Это ощущение и близко не походило на то, что Катя испытывала рядом с Кириллом, но и полностью игнорировать внимание парня было невозможно.

– Не хочу об этом говорить.

Антон кивнул.

– Ладно. Тогда и не думай ни о чем плохом сейчас. Давай просто возьмем от вечера все, что можно.

Набережная его не заинтересовала. Покорно выслушав рассказ девушки о местных достопримечательностях, он потянул ее в сторону ближайшего кафе. Выбрал место почти в центре зала, лучезарно улыбаясь торопливо подошедшей официантке.

– Два кофе, пожалуйста. Двойной эспрессо. Без сахара.

Катя пила кофе крайне редко, лишь когда надо было срочно взбодриться. И всегда – только сладкий, со сливками или мороженным. Черный даже проглотить не получалось. Но Антон лишь снисходительно улыбнулся в ответ на ее возражения.

– Солнышко, тебя просто не научили пить настоящие напитки. Кофе должен быть черным и очень крепким, иначе теряется весь его смысл. Уж поверь мне, я знаю в этом толк.

Спорить вряд ли стоило. Уверенный в своей правоте, парень резко напомнил девушке ее отца. Она только смочила губы в горькой, горячей жидкости и отставила чашку в сторону. Еще большая горечь терзала сердце, так имело ли смысл добавлять этого вкуса?

Позже они снова спустились к самой воде, где сновали белоснежные яхточки, зазывая отдыхающих на морские прогулки, несмотря на зимнюю прохладу. Кататься Антон отказался. Недоуменно фыркнул, с тоской бросив взгляд наверх, где на стоянке осталась его машина.

– Пройдемся?

Катя кивнула. Должен же наступить конец этому вечеру…

– Твой отец сказал, что ты учишься на филолога? С чего такой странный выбор?

– Ничего странного. Мне это интересно.

– В самом деле? – казалось, он ей не верит. – Что может быть интересного в изучении судеб давно умерших людей? Или вообще тех, кто никогда не существовал?

Она в очередной раз не могла ничего сказать. Как объяснить человеку, для которого чужды подобные мысли, что есть другой мир, несовременный, глубокий, напоенный мудростью поколений, впитавших в себя не только историю, но и опыт поступков и чувств? Это действительно смешило многих. Зачем нужны чужие уроки, если все можно попробовать самому? Для чего стихи в буднях, насыщенных реальными страстями? С какой целью могут понадобиться книжные откровения тем, кто живет лишь сегодняшним днем?

А Антон и не особенно ждал ответа. Ему было гораздо интереснее говорить самому, чем слушать ее. А рассказать было что: молодой человек уже не первый год работал вместе с отцом, хорошо разбирался в бизнесе, и, похоже, любил свою работу. Или ее результаты, такие приятные бонусы, как роскошный автомобиль или новую квартиру, о ремонте в которой он подробно поведал девушке.

Катя устала и очень хотела домой. Общество парня уже начинало тяготить. Они почти не молчали за этот вечер, но не нашли ни единой общей темы для разговора. Как два полюса; только он видел в их общении притяжение, а девушке казалось, что между ними – огромная пропасть, которую преодолеть невозможно.

Зачем отец был так любезен с ней сегодня? Почему настаивал на этой прогулке? Что именно осталось сокрытым? Одни вопросы – и ни одного ответа.

Глаза почти слипались, и в теплом покое уютного салона Катя едва не уснула. Но в одно мгновенье очнулась, ощутив на плече незнакомое прикосновение.

– Солнышко, мы приехали.

Антон склонился совсем близко, и от этого она ощутила панику.

– Боишься меня? Не надо, малыш, я не собираюсь тебя обижать, – и, прежде чем девушка успела ответить, прижался к ее губам.

Это было не просто неожиданно. Кате показалось, что какая-то дикая, неуправляемая сила ворвалась в ее мир, сметая привычные устои. Антон пытался быть нежным, но в каждом жесте пробивалась страсть. И взаимной она не была. Другие губы, другие руки, другое дыхание. Все чужое. Сердце бьется иначе, и в странном блеске глаз совсем не хочется утонуть. Наоборот – бежать, как можно дальше.

Именно это девушка и сделала. Дернулась, освобождаясь от немилых объятий, почти бегом покидая роскошный автомобиль и его хозяина.

***

Пережив очередную бессонную ночь, девушка чувствовала себя опустошенной. Губы саднило от мучительных попыток отмыться после поцелуя Антона. Она провела в ванной почти час, но легче не стало. Во рту горчило, словно тот кофе, который ей пришлось выпить, впитался в каждую клетку.

Позвонить Кириллу не решилась: нельзя было говорить о таких серьезных вещах по телефону. Перехватить мужчину до начала занятий тоже не удалось, и теперь, на парах, она отчаянно старалась поймать его взгляд, уловить, почувствовать, что происходит внутри у любимого человека.

Катя смотрела на него, словно видя впервые. Изучала чуть надломленную походку, чего никогда не делала раньше. И понимала, чувствовала его боль, впитывала напряжение, с которым он жил многие годы, ощущала страх, затаенный в редких морщинках на лице.

Многое стало понятно. Ее испуг, вызванный неожиданным открытием, он расценил иначе. Спутал недоумение с отвращением. Сколько было в его жизни таких чувств, насмешек, жалости? У девушки даже представить этого не получалось. Она лишь смотрела на сильного, привлекательного мужчину, ставшего для нее таким дорогим, и ощущала, как замирает сердце. И любила еще сильнее, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать об этом. При всех. Ей, тоже слишком часто оказывающейся объектом злых шуток и нелепых предположений, было известно, какой болезненной может оказаться непохожесть на других.

Прошлой ночью Катя осознала и то, что бабушкино пророчество никак не могло относиться к Кириллу. Даже если бы он знал о старом обещании, если бы захотел осуществить его… и тогда ничего бы не вышло. Встать на колени, не имея одного из них, было просто невозможно.

Но это открытие не принесло ни тоски, ни разочарования. Она вспомнила и другие слова бабушки: о праве выбирать. Принца, готового склониться перед ней, или того, с кем сплелась душой. И если человек, ставший для нее дороже всех на свете, оказался не таким, как она рассчитывала, значит, это правильно. Искать или ждать чего-то другого Катя не собиралась. Ни сейчас, ни позже. Оставалась «малость»: убедить в этом Кирилла.

А у того, похоже, была совсем другая точка зрения. Или как иначе объяснялось его отчуждение?

На лекциях мужчина вел себя как обычно. Шутил со студентами, увлекая их новой темой, читал стихи с таким жаром и вдохновением, что захватывало дух, и выглядел при этом довольно спокойным, словно и не было вчера их странного разговора, его заледеневшего взгляда и испорченного вечера. Он не игнорировал ее, но и не выделял, как прежде. Не улыбался ей своей неповторимой улыбкой, к которой девушка так привыкла. Не ласкал глазами, заставляя томиться от жажды его рук и губ.