Майно Дегатти даже не подозревал, но в Валестре его хорошо знали. Как и его отца, как и его деда. Дегатти – одна из самых старых и прославленных семей. А он, к тому же, еще и лауреат премии Бриара.

А еще лучше его стали знать в последние два года, когда он неожиданно женился, причем на собственном фамиллиаре, причем на паргоронской демонице. Ооооо, Валестра бурлила от слухов. И уж конечно, как бывает в таких случаях, Дегатти не требовалось кого-то знать, чтобы узнавали его.

Собственно, его легко узнать по жене. Не все волшебники хорошо читают ауры, но уж отличить высшего демона сумеет даже школяр.

Мэтресс Родакатти сделала вид, что идет домой, но поскольку ей было сто девяносто пять лет, она имела законное право еле-еле плестись, кряхтеть, то и дело останавливаться и нюхать гортензии. И она этим правом пользовалась, не отрывая от уха слухового артефакта.

– Ну-у-у… – опустила взгляд Лахджа.

– Почему сразу не сказала?

– Ну-у-у…

В воздухе повисло напряжение. Полудемон. Всем прекрасно известно, что собой представляют полугохерримы, например. Несчастные, скорбные разумом существа, похожие на очень тупых троллей.

Дети гхьетшедариев – дело другое. Они разумом не скорбны, хорошо владеют магией, очень долго живут и в целом похожи на людей… или эльфов. Те же гартазианки. У них бывают врожденные уродства, но это поправимо, если ты живешь в мировой столице волшебства. Однако они злобны и развращены, и никакое воспитание не способно этого изменить, если верить бестиариям.

Дети бушуков… Дегатти знал только об одном случае, причем не от человека. Полубушук-полугном… злобное уродливое существо, оставившее о себе дурную память.

Везде, кроме Империи Зла.

А вот что с детьми фархерримов? Прецедентов не было, виду Лахджи всего двенадцать лет. Волей Матери Демонов они явились на свет в количестве двух с половиной сотен, рожденные из людей, большей частью жителей Легационита… и они, кажется, пока не смешивались со смертными.

Что у фархерримов появляется от гхьетшедариев, известно. Оно живет у Дегатти дома. В целом милый ребенок, особенно когда перестала чихать кислотой и сворачивать головы голубям. Первые полгода Астрид приходилось держать взаперти, она все время норовила выпрыгнуть с балкона и жить там вольной жизнью.

Лахджа провела поистине титаническую работу по социализации дочери в мире смертных. Да и своей собственной. Долгое время ее это поглощало практически целиком. Но теперь Астрид более-менее приспособилась, ее даже можно выгуливать в парке, не боясь, что она кого-нибудь загрызет.

И теперь у Лахджи появилось свободное время. Долги перед Вератором тоже поиссякли, на отработку приходится ходить все реже, так что прекрасная демоница потихоньку начинала скучать.

Она уже перечитала всю библиотеку мужа… ту, что хранится в кошеле. Большая часть осталась в семейной усадьбе… сгнила там, поди, давно…

– Давай я все-таки устроюсь куда-нибудь, – вкрадчиво сказала Лахджа, пока они шли домой. – В Монстрамин вот ваш…

– Преподавать?.. ты не сумеешь, у тебя нет нужных знаний.

– Зачем мне преподавать? Я могу быть ассистентом… лаборантом… аспирантом…

– Аспирантом ты быть не можешь, – снисходительно сказал Дегатти. – И в Монстрамине… учатся специфические индивиды. Там… ты можешь перейти в разряд пособия.

– Ну они же не магиозы.

– Я не хочу, чтобы ты занималась вивисекцией.

– Вот! – вспыхнула Лахджа. – Как, по-твоему, мне улучшать метаморфизм, если ты мне шагу не даешь ступить?!

– Это ради твоего же блага.

Лахджа потянулась к мужу мыслью и ощутила беспокойство. Он одновременно представлял беснующегося демолорда и ее за лабораторным столом, с миллионами нервов, протянутыми к…

– Я не стану магиозом! – сказала Лахджа. – То есть ты не станешь магиозом! Я знаю, что у вас запрещено, а что нет! А Хальтрекарок давно про нас забыл. Он не живет прошлым – и ты не живи.

– Откуда тебе знать? – спросил Дегатти, открывая дверь. – И… и не сбивай меня с толку! У нас есть более важные темы для… как ты умудрилась вообще?!

– Я дочь Матери Демонов. Нас такими создали – чтобы мы плодились… размножались… и ассимилировали всех остальных. Я так думаю.

Дегатти не высказал своего мнения по этому поводу. Уже войдя в прихожую и бесстрашно встретив взгляд енота, он напомнил:

– Но чары же…

– Я не знаю! Что ты от меня хочешь? У нас будет ребенок, смирись. Если родится что-нибудь непотребное, утопим в ведре.

– Нет уж… – проворчал Дегатти.

– Шоколадку пьинесли? – высунулась из шкафа Астрид.

Ее мордашка была перемазана шоколадом. Девочка сидела на горе оберток, облизывалась и хотела еще.

– Хорошо, что у демонят не бывает диатеза, – флегматично сказала Лахджа.

Обычный ребенок столько шоколадок за раз бы не осилил. Но Астрид – наполовину гхьетшедарий. У нее внутри есть анклав, собственный складной мирок. Гораздо меньше, чем у полноценных гхьетшедариев, глотать вещи крупнее нее самой она не может, но все равно тянет в рот чуть ли не все, что видит.

Раньше это было настоящей проблемой, но со временем ее обжорство худо-бедно обуздали… худо-бедно. Она по-прежнему периодически съедает больше, чем способна переваривать, но теперь ее хотя бы не рвет этим. Теперь это становится частью анклава… и он, возможно, растет.

Дочь следовало наказать, но мысли были заняты другим. Поэтому нотацию Астрид прочел отец.

– Дочь, нельзя съедать все вкусное сразу, – проникновенно заглянул ей в глаза Майно. – Тогда тебе ничего не останется на завтра.

– А… завтра Добрый День! – нашлась Астрид. – Бабушка Юмпла принесет новых!

– Боюсь, к невоздержанным жадным девочкам бабушка Юмпла не прилетает, – сказал Дегатти, проходя на кухню.

– Да, завтра Добрый День… – с намеком протянула жена.

– У меня есть подарки, – с превосходством ухмыльнулся Дегатти.

В прежние времена, когда Дегатти еще был вольным холостым волшебником, у него периодически сменялись пассии. Иногда так часто, что он не успевал запоминать их дни рождения и прочие знаменательные даты. И чтобы не падать лицом в грязь, волшебник завел в кошеле особый тайничок. Тайничок, где хранил подарки на любой случай.

Всегда, когда у него появлялись лишние деньги, он делал запас на будущее. И когда очередная добрая знакомая вдруг оказывалась именинницей, Майно Дегатти делал хитрое лицо, совал руку в кошель и говорил: «А у меня для тебя кое-что есть…»

Подарки там самые разные, но все довольно универсальные. Многие отлично подойдут и для четырехлетней девочки.

Надо только вспомнить, что там у него скопилось…

Но это завтра. А сегодня… Лахджа принюхалась к чудесному аромату. Енот как раз доставал из жаровни курицу. Бытовой фамиллиар поразительно ловко орудовал кастрюлями и сковородками, несмотря на невеликий рост.

– Гусыня, индейка или кур-рица – тр-радиционное блюдо, подаваемое на Последний День, – отчеканил попугай, вышагивая по столу. – Глава семьи в этот день р-разр-резает птичью тушку лично, одар-ряя всех по своему р-разумению!

– Ясно, – сказала Лахджа, беря нож.

– Эй, минуточку, – возмутился Майно, тоже потянувшись к ножу. – Я глава семьи!

– Ты не можешь быть главой семьи, – ухмыльнулась демоница. – Нож-то у меня.

Дегатти рассмеялся, но хватки не ослабил, а его взгляд стал жестким.

Енот невозмутимо расставлял тарелки с печеным бататом, нарезанными овощами и сыром. Появились соусники с разноцветными подливами, бутылка янтарного хошимирского и сок для Астрид. Засветились вечные свечи в бронзовых канделябрах.

Енот Ихалайнен сегодня весь день готовил предбонадисное угощение. Завтра они пойдут гулять и будут принимать гостей, но сегодняшний вечер – только для семьи.

Тем временем Лахджа и Дегатти продолжали сражаться за нож. Это почему-то стало принципиальным. Попугай тревожно переводил взгляд с одного на другого. Он курицу не любил, но вот батата и орешков ему хотелось. А трапеза не начнется, пока эти двое не…