– Гха-бха-гагга.

Только я перестал рвать, как глаза захлопнулись.

– Ижика ааа.

Веки вновь открылись. Вновь детское лицо.

– Т-т-ы.

Губы едва двигаются, а тело не могу прочувствовать до конца. Особенно конечности. Да и голова. На ней словно целая команда барабанщиков сыграла.

– Ижика ааа.

Маленький ротик открылся и закрылся. Моих губ коснулось что-то мягкое и мокрое. Попало в рот. Противное на вкус, но я сглотнул. Нет сил выплёвывать.

– Деце-деце.

Девочка довольно улыбнулась и так мило, что стало не по себе, будто бы что-то холодное и твёрдое сдавило лёгкие.

«Что за девчонка?»

Снова что-то мокрое попало в рот. Сглотнул.

Глаза, налитые свинцом, закрылись вновь, как только она закончила, но перед этим показалось, что я услышал чьи-то стоны.

––

– Мама, мама!

Крик ребёнка вот-вот готового расплакаться. Открыв хрупкой рукой размытую от слёз дверь, он переступил порог.

Завидев женщину, пьющую чай за столом, он замер, почувствовав вину от одного лишь её взгляда. Взгляда замученной женщины.

Она лишь на мгновение присела в тщетной надежде побыть со своими мыслями.

– Влад!

Завидев в руке красный комок, она в бешенстве ударила по столу кружкой. Белоснежную скатерть залил зелёный чай. То, что она, помешанная на чистоте, ненавидит.

– Ты опять!

Потекли слёзы, сдерживаемые ребёнком во время бега. Он лишь всхлипывал, когда взгляд падал на руку и продолжая двигать ножками, подбадривал себя, тем, что мама поможет.

– Но.

Дрожа губами, он прикрыл тяжело дышащее существо в руке, другой. Взгляд же не отрывается от разъярённой матери, угрожающе нависшей над ним. Он уже понял, что будет, когда придёт отец. А до этого ребёнок просидит несколько часов в углу.

Он понял это ещё с того самого момента, как увидел кошку. Черную, с оторванным ухом и одним глазом. Жёлтым и полным голода.

Острые клыки впившиеся в кожу мышки, не обращая внимание на густую серую шёрстку, окропляя её в красный, не дали пройти мимо.

– Я же тебе говорила!

Схватив сильно за локоть, вместо, где больней всего, очевидно, что специально, она дёрнула крохотное тельце к себе, желая забрать мышку. Но мальчик не отдал. Несмотря на крики и замахнувшуюся для удара руку.

– Ей больно. Больно. Мама! Помоги ей.

Тут обняв мышку, повернувшись к матери спиной, мальчик почувствовал дыхание. Хриплое. Оно затихает.

«Умирает»

– Помоги ей.

Мальчик упал на колени и разрыдался. Прося лишь об одном.

– Помоги ей, пожалуйста, мама!

––

Когда я очнулся мне стало заметно лучше. Зрение прояснилось. Хотя трудно сказать, хорошо ли это.

Ведь первое, что увидели глаза это проржавевшие решётки.

«А?»

Нащупав холодный пол и растерев пыль на подушечках пальцев, попытался подняться, но в голову иглой вонзилась боль.

«Что так больно та?»

Голову сдавило, словно в тесках. Нащупав нечто напоминающее шершавую ткань, краем пальца зацепил шапку.

– Хрван.

И вновь девочка перед глазами. Теперь вижу не только лицо, но и крохотное тело, упакованное в мешок. Её рыжие волосы напоминают гнездо. Кажется, что если долго на них смотреть вылетит парочка воробьёв.

«Что это у неё на голове?»

Прищурившись, подметил два отростка.

– Хрван, ыт омар?

Беспокойные глаза цвета серой бляди приблизились ко мне. К горлу подступил комок. Не сглотнуть.

«Что она несёт? Что за язык?»

Приподнял голову в попытках уйти от этих больших глаз. Не по себе от них. Они словно видят нечто белое и непорочное.

«Тюрьма?»

Первое, что пришло на ум, стоило взгляду скользнуть по помещению.

– Хр арь дер.

Я почему-то подумал, что в этом грязном помещении только я и она. Всё сжалось внутри, когда прохрипел другой голос. Голос мужчины, явно усталого.

«Мент? Опять ловушка?»

Я уже начал закипать от злости, когда взгляд пригвоздился … К мужчине?

«Волк?»

Лицо всё в пепельных волосах. Нет, это не мужчина, отказавшийся от бритвы, не моряк после плаванья и даже не женщина, желающая показать растительностью на лице, независимость. Нет. Его лицо всё в волосах. Только лишь жёлтые глаза отогнали их от себя.

«Какого?»

Я люблю животных. Даже больше. Не будет преувеличением сказать, что животные именно из-за отсутствия сознания превосходят людей. Своей прозрачностью и отсутствием лицемерия.

Даже с таким мнением, оказаться контуженным в неизвестной тюрьме и с волком, смотрящем на меня, как на еду, заставил мой обруч чести сжаться до предела. Зуб даю на отсечение, что сейчас обруч способен перекусить и прут стали.

Руки забегали по полу, ища чем бы отбиться, пока глаза следят за псом. Он следит, не отрываясь. Я же опустил взгляд.

«Лучше были бы менты. С ними та можно договориться, а вот с этим как? Полаять? Нет, шрам на филейных частях до сих пор напоминает о прошлой неудаче»

Перед глазами всплыл образ девочки.

«Блядь»

Я обнял девочку и закрыл собой, отдав на растерзание спину.

«Если это всё постанова то, буду этаким спасителем, если ловушка – педофилом, у которого отожмут деньги шантажом, если это обычная собака то, с тридцатью уколами от бешенства в живот. Ну что сказать я побывал во всех перечисленных ситуациях и нормально»

Прошло десять секунд, двадцать, но ничего не произошло. Ни лая, ни звука, быстро сокращающих расстояние, лап. Ничего.

«Хмм»

Закрыл плечом горло. Обернулся. Волк, или существо похожее на него улеглось спать. Я только сейчас смог оценить не только его морду, но и тело.

На нём такой же тканевый мешок грязно-зелёного цвета, а на спине проглядывается какой-то символ, похожий на репродукцию китайского символа.

– Гх-гха-ха.

Примагнитил взгляд чей-то кашель.

«Сколько же их тут?»

Ещё физиономии, словно из цирка уродцев.

Их десяток. Лежат на полу, уподобившись животным. Кто спит, а кто с безжизненным взглядом взирает в потолок.

«Это какой-то цирк?»

– Хрван?

Девчонка издала испуганный писк. Только сейчас вспомнив о ней, разжал руки, но прежде подметил, что у неё из волос что-то торчит и глаза до странности серые, словно прошли через фотошоп.

– Тсссс.

В голову опять ударила боль, а слабость тараканьими ножками взобралась по ступням.

«Что за блядство происходит? Это постанова? Меня разыгрывают?»

От слабости и пульсирующей боли уже совсем не осталось сил, даже двинуться. Удивительно как вообще я могу дышать.

«Это же постанова, так почему он так смотрит?»

Я раньше не замечал, но оказывается всё это время сидел оперевшись о стену, напротив мужчины.

Обычного, если не брать в расчёт странные линзы, делающих его глаза кошачьими и массивные клыки.

«И до этого повидал фриков. Что только стоит полностью забитый чел. И руки, и туловище, и ноги, и лицо. И всё это в стилистике пони. Блядь, сорок лет мужику.

Или баба, накачавшая сиськи десятого размера в какой-то палёной клиники. Потом ходила сгорбленной, но недолго.

У неё оказалась инфекция, после которой ей вообще отрезали грудь»

Поэтому внешний вид не удивляет.

– Мгххх.

Стон боли вместе со вздохом покинул чьи-то губы.

Нет, проблема не в глазах, цвета которых не разглядеть отсюда. Я не понимаю, что в них не так, но почему они заставляют сердце сжаться.

Словно стальными перчатками сжали так, что острые концы впились в мягкий пульсирующий орган, с каждым биением проникая всё глубже.

«Блядство»

Прикусив нижнюю губу, я уже хотел подняться, но перед глазами засветился красный свет.

–«Испытание души *****. Начало

Грех. Гордыня.»

Символы русские выцарапались в воздухе, пылая и уподобляясь огню, чтобы через секунду потухнуть»

«Голограмма?»

Я хотел поднять руку, дотронуться до символов пока они не исчезли, но рука не слушается.

–“ Гордыня людская будет унижена, гордость всякого грешника смирена”