Как хорошо рядом лежать, но – черт побери! – утро торопит расставить все точки.

Света поднимает голову, глядит на часы на столе.

– Скоро автобус мой – он ходит раз в сутки.

– И куда ты поедешь?

– Спроси, куда бы я не поехала!

– А где ты живешь?

– В Усть-Катаве. Едем со мной.

А что есть резон – будет работа у меня по специальности, жена неистовая в постели, детей заведем….

Наверное, сомнения на лице – Света внимательно их разглядывает.

– Нет, не поедешь! – вздыхает она и откидывается на подушку.

– Мне хода нет со «Станкомаша» еще два года: ведь я – молодой специалист.

– Это как в армии отслужить? А мне ждать…

После этих слов гостья моя замыкается. Уже нет той девчонки, готовой с радостью говорить о любви и заниматься сексом. Вместо нее рядом лежит достаточно взрослая девица с поджатыми губами, злыми глазами и в кровь расчесанными руками. Наверное, она ждет предложения: «Переезжай лучше ты в Челябинск». А я:

– Что хочешь на завтрак?

В ответ непробиваемая стена молчания.

– Пойдем в кафе?

Света игнорирует вопрос – закрывает глаза.

– Что же тебе не хватает – ведь все у нас хорошо?

Теперь умолкаю я. Света завладела инициативой.

– Ладно, встаем – пора одеваться.

Глаза ее полны слез. Она косится на меня и вытирает их украдкой.

– О чем ты думаешь? – я с тревогой.

– О лжи.

– Серьезно? О какой лжи?

Света прищуривает глаза.

– Ты врешь, что живешь: ты – покойник.

– Не понял.

– Флюрка про тебя говорила: целыми днями лежишь на диване и о жене сбежавшей страдаешь, а по цеху как зомби ходишь….

Я дал ей возможность выговориться, потом погоревать.

Покормил в кафе на вокзале, купил билет, посадил в автобус.

Я не из тех, кто публично выражает свои чувства: никогда не стану целоваться на людях – мы просто смотрим в глаза и прощаемся.

– Мы могли бы быть счастливы, – говорит она.

– Послушай, ты все принимаешь близко к сердцу и слишком торопишься сделать вывод. Давай назначим новую встречу и там увидим, что получится. Дай телефон, я тебе позвоню. А ты пиши – Флюра даст адрес.

Света грустно улыбается:

– В отпуск приезжай.

– В этом году отпуска зарубили.

– Снова врешь?

– Спроси у Флюры.

– Я люблю тебя, мастер, – шепчет она.

– Это проходит.

Автобус отходит. Мы машем друг другу.

Вернулся домой, прибрался, и спать. Приснилась мне Лялька – рядом лежит. Я ласкаю ее и целую. Потом вижу руку свою на ее прекрасной обнаженной груди. Рука эта не моя – крупная, грязная, со сбитыми ногтями и наколкой на запястье «не забуду мать родную». Вздрагиваю. «Что случилось?» – спрашивает жена. «Что-то не так», – отвечаю. Она хватает незнакомую руку и крепко-крепко прижимает к себе. «Все так».

Когда просыпаюсь, к моему удивлению, в комнате вижу курсанта Эдика.

– Было открыто, и я постучал. Кто тебя так?

Будем считать, что он извинился.

– С дивана упал. Долг принес?

– Погоди еще. Ты когда на работу пойдешь?

– Когда пригласят.

– Керосинчику принеси бутылек.

– Зачем?

Он недоуменно смотрит на меня, будто пытаясь понять смысл вопроса.

– Как зачем? А…! Помнишь, Верку? Наградила, бл..дь, мандавошками.

Я и бровью не повел: как будто все абсолютно естественно – где проститутка, там мандавошки. Потом память преподносит сюрприз – в тот день сосед надевал мое трико. И от этой мысли внутри все переворачивается. Тут же возникает желание обо что-нибудь почесать кулаки. Лицо курсанта от мусарни – соблазнительная мишень.

– Ты трико мое брал – постирал, возвращая?

На его недоумение взрываюсь:

– Пропадите вы пропадом, мусора с проститутками! Пошел вон и трико прихвати.

Сосед исчезает, прихватив мой подарок. А я напрягаю память – надевал ли его после того случая? Выходило, что надевал – когда в душ ходил, а потом со Светкой спал…. О, черт! Фантастическое невезение.

По дороге на завод греет одна только мысль – я не чувствую на себе насекомых. Однако керосиновой дезинфекции не избежать – хотя бы для профилактики.

Пойти мне некуда кроме как в цех. Работает он в прежнем ритме, но на участке сборки много новых лиц. Нашел Борю Пушкина и со своей проблемой к нему. Точнее – попросил бутылек керосина. Взгляд его понимающий выражает осуждение развратного образа жизни, который, по его мнению, я веду. Впору рассмеяться, если бы не хотелось ругаться.

Борису достать керосин не проблема – у него жена работает в нашем цехе кладовщицей лакокрасочных материалов. Вручив бутылек, он добровольно и со знанием дела инструктирует о способах применение народного средства против лобковых вшей – будто это обряд изгнания нечистой силы или что-то вроде того. У меня от его наставлений начинается зуд в причинном месте. Думаю, Пушкин не преминет раструбить по цеху о цели моего визита и постигшем конфузе. Но через все это надо пройти.

Впрочем, буду ли я еще здесь работать – вопрос.

И к благодетелю:

– Смотрю – перемены. Тебе не предлагали участок завершения?

Борис потирает шею. Эта тема ему интересней.

– Но тебя я уже не возьму….

В одно мгновение у меня в голове появились сотни злых слов в ответ, но говорю я вполне прилично:

– Знаешь что? Если я был вольнонаемный, прямо сейчас бы сказал тебе: «Да пошел ты нах..!», но, увы, диплом надо отработать.

Пушкин улыбается на мои слова и продолжает:

– Вы, инженера, все дипломами гордитесь и мечтаете об уютных креслах начальников, а в реальном производстве концы с концами не сводите. И с пролетариатом не умеете ладить.

Все ясно – я здесь затычка в футбольном мяче.

– Спасибо за керосин, – разворачиваюсь на каблуках и покидаю цех.

О профилактике фтириаза я, пожалуй, что опущу – ничего в том нет привлекательного, познавательного…. И вообще – не дай Бог никому!

Я уже лег на диван и глаза закрыл – в дверь постучали.

Не дай Бог Лялька! – екнуло сердце – А у меня ароматы в комнате как в москательной лавке.

Это был Эдик с бутылкой в руке.

– Попрощаться пришел – уезжаю. Слушай, денег нет, долг вернуть – возьми вот….

Хлопнул бутылку коньяка на стол.

– Что так скоренько?

– По-черному залетел – представляешь! Еду в троллейбусе да по форме. Водитель вдруг объявляет: «Товарищ милиционер, вмешайтесь, пожалуйста». А там баба пьяная с пассажирами лается. Ну, за шкварник ее, машу – открывай, мол. Смотрю портфельчик при ней – и сам вышел. Доволок до кустов – в торец дал, портфель конфисковал. Дома открываю – шайтан мне не брат! – с бутылкой коньяка удостоверение майора милиции. Вот тебе баба скандальная! Дяде звоню, во все признаюсь, а он: «Жопу в горсть и чтоб через час духу твоего в Челябинске не было». Домой поеду. Я как дембельнулся в мае маму еще не видел….

Мусор есть мусор! Рассказал, я услышал – что еще надо? На посошок? Всю бы распил, но не с тобой. Топай отсюда, не тряси мандавошками – вези их подарком седому Эльбрусу. Злость к соседу пузырилась в душе, как волдыри языка.

Но вслух сказал:

– Конечно, если майор, то мигом найдут….

Эдик испуганно оглянулся на дверь.

– Верка появится, что передать?

– Убью суку!

– А говорил – «расстаться не можем».

О керосине напрочь забыл – а в комнате запах его витает.

Странный парень – внешне красивый, а внутри циничный и все видит в черном свете. Я даже начал подумывать, что, такие как он, уравновешивают на земле, таких как я. Если бы не последние события – тут мы как бы с ним уравнялись, и греха стало больше.

Очаровательное утро! Первые пять секунд после пробуждения оно кажется блестящим и хрустящим, как новенький рубль – непомятым, надежд исполненным. А потом вспоминаю – меня вызвали в совет молодых специалистов. Песочить будут – такой-сякой, пошто завод не любишь? А за что его любить?