Литмир - Электронная Библиотека

Пробегая в комнату, заметила бабушку Лиз, стоя́щую у окна. Меня бросило в жар, но стараясь об этом не думать, распаковала пластиковую капсулу, поправила слега помятый от сумасшедшей дороги цветок, приводя волосы и лицо в порядок.

Маргаритка была дома меньше, чем через полчаса. Мы всё вошли в комнату, аплодируя. Мама сделала круглый пирог из тыквы, воткнув в него фосфорные свечи. Листок вместе с папой громче всех пели «С днём рождения Маргаритка», мама с печальной гримасой протягивала ей пирог, а сестра утирала слёзы. Всё так же, как и в моё совершеннолетие.

Вот и у меня было всё точно так же. Только тогда папа пел мне «С днём рождения Третья», бабушка Марта протягивала пирог с теми же шестью фосфорными свечами, а мама утирала слёзы платком.

Тогда для меня было удивительным видеть маму в слезах, казалось, что в дом проникло что-то злое и нас ждёт что-то нехорошее. Искренне не понимала причин её грусти.

Папа в тот день усадил меня на стул, всё остальные расселись по кругу, а он начал одну из своих обычных поучительных тирад:

– Третья, вот ты и стала взрослой. Твоя жизнь теперь изменится. Ты поступаешь в академию и будешь работать. Теперь ты, как и всё мы, отвечаешь за нас, свою семью. Ты должна вести себя хорошо, учить уроки, посещать каждый день лекции и работать в продовольственной лаборатории, так как, скорее всего, как и твоя мама, ты будешь почвоведом… Помни, что всё мы одна семья и каждое твоё действие, плохое или хорошее, это действия твоей семьи МЕ-1236.

А на следующий день я пошла в академию в ту, что на второй площади, где и училась до двенадцати лет, пока не настала пора переходить в главную академию штаба.

– Маргаритка, вот ты и стала взрослой. Твоя жизнь теперь изменится. Ты поступаешь в академию и будешь работать. Теперь ты, как и всё мы, отвечаешь за нас, свою семью. Ты должна вести себя хорошо, учить уроки, посещать каждый день лекции и работать в продовольственной лаборатории, так как, скорее всего, как, и твоя мама ты будешь почвоведом… Помни, что всё мы одна семья и каждое твоё действие, плохое или хорошее, это действия твоей семьи М-Л1748, и семьи твоего дедушки МЕ-1236. – Голос мужа сестры звучал эхом поверх моих воспоминаний. Стало невыносимо тоскливо, наши жизни словно прописаны способом «копировать – вставить», меняются только имена и код семьи. Неужели, когда у меня будет ребёнок, мой муж также зачитает эту же тираду?

Вот, даже Листок, он муж моей сестры, а схож с нашим отцом больше, чем родной сын. Настолько типовой, настолько предсказуемый, делает всё точно так же, как и мои родители. Или это мера ответственности перед детьми так меняет людей?

Брат не смог приехать на день рождения племянницы, прислал аудио поздравление, которое мы слушали уже в сотый раз. Маргаритке нравился его голос. А мне он напомнил другой, очень похожий голос и ещё раз, прокрутив фрагменты сегодняшнего дня, пыталась больше об этом не думать.

Листок подарил дочери электронный «ежедневник отчётов», с той же пламенной речью, стал объяснять, для чего он нужен. Сестра постепенно успокоилась, а я впала в ещё большее заунывные размышляя. Ведь мы всё словно в заданной кем-то и когда-то программе. За нас всё определено с самого рождения, и мы лишь усердно исполняем прописанный алгоритм. Неужели нет ни шанса ничего изменить?

Даже дети, это всего лишь продолжение родителей. Если ты девочка, а твоя мама, почвовед, скорее всего, ты, станешь почвоведом. Максимум если ты будешь усердно учиться и работать, а аттестационный коэффициент будет максимальным, родители могут рискнуть и пода́ть прошение в реестр… Возможно, там его одобрят, и тогда тебе дадут одну или две профессии на выбор, но очень близкие… Иногда разрешают взять профессию своего дедушки или бабушки, если у них был больший статус, есть и такой шанс. Но, чаще всего же статус дедушек и бабушек ещё ниже родительского. Они могли быть камнетёсами или строителями туннелей. Редко когда их статус был выше. Так, что это только мало сбыточные мечты, но всё же бывают исключения.

Так было с Богдасаром. Сын доктора, сколько я помню, брату ежедневно твердили:

«учи анатомию»;

«ты должен знать всё о человеческом организме»;

«Богдасар, ты сын врача, ты будешь врачом!»;

Но наш Богдасар уникум, для себя он решил по-другому. В возрасте пятнадцати лет самостоятельно написал прощение и отнёс его в реестр, конечно же, его отправили домой, а вечером мать клокотала пунцовая от гнева. Отцу устроили взбучку на работе и даже вызвали на собрание в реестр.

– Я буду астронавтом! – Гордо заявил брат и его не волновали материнские вопли, или отцовские грустные пристыженные вздохи, что он не эталон для своего сына.

– Твой отец, врач и ты будешь врачом, – упорствовала наша мать.

– Его прадед был лётчиком, а дед должен был стать астронавтом, он каждую неделю на протяжении двадцати лет поднимался на землю. А потом и вовсе работал испытателем на авиастроительном полигоне. – Поддержала бабушка Марта. Это был единственный раз, когда всегда спокойная бабушка Марта так бойко выступила.

– Мама?

– Он может продолжить дело деда, реестр подобное разрешает! – Богдасар прыгал, почти касаясь головой каменного потолка, а наследующий день отправился с бабушкой Мартой в реестр. А через месяц пришло уведомление, что он зачислен в корпус механиков-строителей, чем и гордится, по сей день.

– Третья, помоги мне посуду оттереть. – Бабушка Лиз настойчиво требовала моего участия, собирая пластиковую посуду, точно из такого же материала что и наш обеденный белый стол.

Внутри что-то сжалось.

Мы собрали испачканную посуду, погрузили в объёмный тёмно-серый таз на кухне, немного налили воды и принялись оттирать остатки желе и овощей от тарелок.

– Третья? – Я молча ожидая подвоха. – А кто привёз тебя домой? – Едва прошептала она, так чтобы никто не слышал.

– Мне стало плохо, – сбивчиво начала я, но с бабушкой Лиз так нельзя. Она не только эталон женственности и красоты, но и мудрейший человек из всех, кого я знаю. Будучи ребёнком, я даже верила, что она умеет читать мысли. Выдохнув, всё же решила сознаться, – Я чуть не попала под вездеход. Так торопилась домой, чтобы успеть до прихода Маргаритки, что чуть не попала…

– Третья! – Почти зашипела она. – Ты понимаешь…

– Да, да… Я буду очень осторожной.

– Ты могла погибнуть. Третья, ты…

– Я знаю. – Голос дрогнул пережитыми эмоциями, слёзы снова подступили к глазам.

– О, девочка моя, – вдруг пролепетала бабушка Лиз. – Гормоны-то плещут.

Я была ошарашена её словами, так и застыла, смотря глаза в глаза.

– Взрослеешь. – Улыбались её ярко-голубые глаза.

– Нет, это просто эмоции. Это…

– Эти эмоции из-за того, что ты становишься девушкой. Тебе уже скоро восемнадцать. Ох, как быстро летит время в этом сером подземелье. – Она усиленно тёрла тарелку.

– Я просто переволновалась, я видела управителя сегодня. – Выпалила, хотя чётко решила никому не говорить ни о нём, ни о Марсе Нарышкином.

Глаза бабушки Лиз вспыхнули почти огнём, она смотрела на меня пронизывающе.

– Главный управитель. – Повторила она, я смотрела в её яркие голубые глаза с опушкой темных ресниц.

– Бабушка Лиз, а правда, что у людей, родившихся на поверхности у всех яркие глаза? Как у тебя?

– Правда. – Буркнула она, уперев взгляд в оттираемую тарелку.

– У него глаза, как у тебя, он тоже родился на поверхности?

– Тоже.

– Но он такой… Молодой – подбирала я слова, чтобы не обидеть бабушку.

– Молодой. – Засмеялась она, – а кряхтит, как старик.

Наш разговор прервали. Папа вкатил на кухню бабушку Марту, дочь Лиз, хотя выглядели они, словно их родство перепутали местами, и Марта была скорее не дочерью, а матерью Лиз. Сейчас даже моя мать выглядела старше само́й Лиз.

– Мама, дай мне пить. – Прохрипела бабушка Марта.

11
{"b":"818253","o":1}