– Катастрофа произошла ещё в двадцать первом веке, тогда наша планета выглядела именно так! Людей на земле было в шестьдесят раз больше, чем сейчас, а стран и вовсе осталось лишь семнадцать. Наша страна на данный момент крупнейшая. Каждая из ста девяноста пяти стран двадцать первого века имела свой управляющий аппарат, принимающий решения от лица своих жителей. Это вам сложно понять. – Она встряхнула тёмными локонами, словно отмахивалась от назойливого насекомого.

– Между управляющими структурами стран было много нелепых, порой и абсурдных договорённостей, но были и те, что служили во благо всему человечеству. Нередко эти договорённости нарушались, провоцируя на конфликты, решаемые как дипломатическим способом, так и насильственным с применением разнородного орудия. Это были постоянные истории, испокон веков, нации отстаивали свои права и нарушали чужие. Те, кто из вас хорошо изучал историю и знают, что мироздание включает в себя деление на эпохи… – Она замолчала, окинув всю группу вопрошающим взглядом, ни один не отозвался. Наверное, профессор опять ожидала какого-то ответа. – Что ж, помните, предмет «Мироздание» является ключевым на аттестационных экзаменах.

Щёлкнув кнопкой пульта сменив слайд, тукнула пурпурной точкой лазерной указки в гущу людей на картинке.

– Одна из проекций войны близкая к подлинной! Люди гибли в войнах ещё до первой эры мироздания, а уж в период средневековья были случаи столетних войн. Жизнь людей преследовали боль, смерть, голод, разорение и несчастья, но по их вине.

– Как же она любит всё время кого-то упрекать, дед говорит, это была необходимость. – Шепнул мне Лето.

К слову, многие мальчишки увлекались историей и мой сосед Лето, уж точно из их числа. А его ворчливый дед может часами перечислять названия воин, даты, когда они начинались и оканчивались, кто был виноват, а кто был прав. Но мы так редко видели яркие, тем более раскрытые на пять метров картины, что всё внимание было захвачено иллюстрациями.

Профессор осекла Лето одним лишь взглядом, это она умеет, как никто другой. Парень вжал голову в плечи, демонстративно смотря на проекцию и только тогда, она продолжила:

– Одна из стран нарушила всё мыслимые и не мыслимые предосторожности, впервые массово применив страшнейшее оружие. Ужасней оружия не было применено ни разу до той поры. Оно было запрещено международными конвенциями. Пожалуй, вам ещё рано о конвенциях. – Она снова поджала губы. – В общем, одна из стран применила новейшее оружие.

Мадам перевела дыхание, словно сама присутствовала в то время, более столетия назад. И щёлкнув пультом, сменила слайд на тот, где падают снаряды. Затем на искажённые лица от боли, на кровоточащие раны людей.

– Никто и не мог предположить, что произойдёт подобное… – Обвела лазерной указкой женское лицо, искажённое криком. – Снаряды падали с неба, раскрываясь, в воздухе покрывали землю белым, словно пепел порошком. Всё, чего касался порошок, сгорало практически за секунды. Ветер разносил порошок на многие сотни километров, покрывая всё на своём пути этим проклятием.

– Что такое проклятие? – Лето почти подпрыгнул, задрав руку, за что был вознаграждён тем же недовольным взглядом.

– Это неважно, – отмахнулась профессор, вернувшись к иллюстрации.

– Мой дедушка тоже часто говорит «проклятие», но никогда не может объяснить, что это. – Группа захихикала, но окинутые сухим, прожигающим взглядом мадам, всё тут же утихли.

– Лето, проклятие – это как пожелание, но отрицательного характера.

– Пожелание? – Попробовал он на вкус. – То есть если я своей подруге желаю быть счастливой и здоровой, то проклятие, это когда я пожелаю ей болеть и быть несчастной? – Непроизвольно взгляды устремились в его сторону.

– Очень близко к этому, – задумчиво кивнула профессор.

– Ну, дедушка даёт. – Лето хлопнул рукой по пластиковому корпусу парты. – Получает, дед постоянно всем желает бед и несчастий?

– Для твоего дедушки это лишь безобидный фразеологизм, не имеющий смысловой нагрузки. – Профессор оперлась руками о небольшую кафедру.

– Фразеологизм? – Буркнул недоумённо Лето, рухнув обратно всем весом на стул.

– Нужно чаще читать то, что задают на дом. После лекции принесёшь свой плезис на проверку.

Сосед прикусил губу, явно решив впредь молчать. Профессор, перекинув взгляд на картинку, продолжила:

– Животные, и люди умирали от ожогов и удушья. Крики и стоны от боли заполняли собой мир. Страдания людей были ужасающими, если они не умирали от удушья, то их разъедали ожоги. Ветер так быстро разносил яд, что остановить это было невозможно. Число поражённых от удушья становилось столько, что их не успевали хоронить и многие лежали на улице, источая ядовитые пары. А воздух всё тяжелел и сгущался, дышать становилось всё тяжелей. Птицы падали замертво на землю, животные выли, люди стонали, мир взвыл от боли.

На слайдах мелькали разные картинки, из животных я знала только крыс, кошек, и были собаки, который выращивали в специальных вольерах, а птицы были мелкими, серыми и незрячими.

– Только тогда люди поняли всю трагичность ситуации, но было уже поздно. Яд практически уничтожил поверхность земли, сделав её непригодной для жизни. Яд под действием влаги впитывался в землю, растения гнили на глазах, превращаясь в труху, мир земли умирал.

– Мир, птицы, животные, люди, стоны, крики… – Я погружалась наконец-то в сон.

Я совершенно не выспалась. Сегодня снова аттестация. Больше всего боюсь, что нам придётся писать доклад на вчерашнюю тему. Зеваю, тру глаза. Мама ещё на кухне, всё так же, как обычно, она готовит дневные контейнеры всем нам.

– Как же всё это вынести? – Возмущается она чему-то. Выходит, утро не только у меня сложное. – Снова уменьшают квоты на воздух. Придётся покупать уже два дополнительных баллона. Видите ли, очередной очиститель вышел из строя. Хорошо им там под куполом!

– Тише, ты что! – Папа очень опасается подобных разговоров. Только если мама уж совсем распаляется и начинает, громко выказывать недовольство он шепчет почти беззвучно, шевеля лишь губами: «круго́м уши, всё слышат, и всё записывают».

– Да, пусть знают… – мама пыхтит, но всё же речевые обертоны спадают, переходят в едва уловимое бурчание, а затем она и вовсе умолкает, поджав губы. Наши родители, предсказуемы, так словно их кто-то записал на видео несколько раз и теперь включает, ну и изредка меняет по очерёдности их настроение. Вот сегодня мама в режиме закипающей воды в кастрюле, папа тот самый кусок льда, который всё это остудит. Остудил. Мама суёт ему в руки карточку, аккуратно укладывая контейнер с едой, флягу с водой и переносной баллон с чистым кислородом в сумку на длинной лямке.

Игнорируя происходящее, целую бабушку, она смиренно сидит, как, обычно в кресле с кислородной маской на лице. У неё астма, которая всё сильнее и сильней день ото дня.

– Проснулась? – Мама указывает мне на часы, затем на такой же набор, что только что утрамбовала в сумку отца. – Это твоё. Сама сможешь хотя бы контейнеры сложить в сумку?

Мне абсолютно не хочется ни с кем разговаривать, тем более, сейчас. Просто киваю.

– После работы сразу домой! – Мама явно не в духе и виной тому, наверное, не только квоты на воздух. Снова киваю. – Нам сегодня выдают чеки, мы с отцом идём в банк, затем в главный реестр. Нужно кому-то побыть с бабушками.

– Да, мама!

– И вычисти, наконец, аквариумы! – Кричит мне в спину в тот момент, когда я пытаюсь укрыться от неё в ванной. – Это единственное, что я прошу тебя сделать!

Налив воды в умывальник, записываю в ежедневник отчётов: 200 мл воды плюс 0.1 квт энергии, статья расхода = гигиена.

День предстоит тяжёлый, облачаюсь в серую форму из плотной ткани, нахожу сумку с учебным планшетом и кейс с рабочими инструментами. Контейнер с едой, баллон с водой едва влезают в сумку, кислородный же предательски никак не хочет уместиться так, чтобы ничего не выкладывать.

Пытаясь всё утрамбовать, провозилась лишних семь минут и плезнер настойчиво верещит в кармане. Вот, уж вредная штуковина, этот портативный разум.