– Бегу! – Кричу на ни в чём не повинный прибор. Ох, если бы он умел разговаривать, давно бы меня гневно отчитал за подобное обращение. Но, я же не специально, я люблю тебя мой милый плезнер, но сегодня ты меня раздражаешь.

Плезнер, это мобильное устройство, в котором, есть всё – от часов, ежедневника, телефона, до дневника с анализами и копией ежедневника расходов. У древних людей на земле были похожие устройства, но современные намного совершенней. Когда мы писали аттестационное сочинение в младшей группе, то всё писали про свет и воздух, а я писала про плезнер, где сравнила плезнер с электронной копией меня само́й. «Он более совершенный, чем человеческий мозг, важен как сердце для человека…». Сочинение мне вернули с большим знаком вопроса, родителей вызвали в академию, мама вздыхала, папа отводил глаза, пряча ухмылку, прабабушка, прочитав моё сочинение, расхохоталась: «Ну, ты и задала им. Пусть знают правду!». Что такого в моих детских мыслях такого уж сакрального, я так и не осознала, но сочинения я впредь писала, только обсудив с мамой содержимое и тему.

Мама часто повторяет мне: «Плезнер, это сложна штуковина, и очень опасная».

В этом она права. Шестьдесят лет назад один из ученных вживил это устройство в искусственное механическое тело, так был создан первый самостоятельный робот. Об этом я писала доклад несколько лет назад по предмету «механизация». Робот был признан опасным, так как стал подсовывать своему изобретателю неправильные расчёты с целью не показать, как много энергии потребляет. Изобретение забрали в лабораторию, всех обязали регулярно сдавать плезнеры на проверку в бюро контроля техники, а лимит электроэнергии значительно уменьшили. И имя учёного стало нарицательным, так теперь и говорят: «не будь М-К1833, не трать зря электроэнергию».

Недаром я это вспомнила сегодня утром, светильники под сводом жутко раскачиваются, угрожая погаснуть, а это грозит тем, что мы останемся в темноте, страшнее только удушье от пыли.

Раскачивающиеся светильники не редкое явление, но за последнее время, это становится всё чаще и чаще. Иду как можно, быстрей стараясь, избегать вида ламп.

– Третья, подожди. Третья! – Голос подруги догоняет эхом. Суетливая и долговязая с пепельно-серыми волосами и примерно такими же глазами, опаздывающая всегда, так что увидеть её спокойно идущей, это практически невозможно. Но она моя лучшая подруга. Дружим мы с тех пор, как начали ходить и говорить. Точнее, она говорит, а я слушаю, потому что энергии в ней больше чем в проводах.

Вот, у неё красивое имя Река. В отличие от моего, которое скорей из базового курса арифметики. Меня так и дразнили в академии «арифметическая переменная». Были бы у меня светлые глаза и обычное имя, как, например, Река или Луна, жить было бы куда легче. У подруги даже есть картинка на планшете с изображением потока воды, древние люди называли это – Река. Но у меня всё не как у всех: ярко-синие глаза, золотисто-рыжеватые волосы и необычное имя… Необычная семья, две бабушки, трое детей и имена не из реестра.

Обычно, когда рождается ребёнок, родители регистрируют его в главном реестре и как рассказывала сестра, перед родителями открывают редкую бумажную книгу, родители выбирают понравившееся имя для своего ребёнка, там даже помогают найти картинку, соответствующую имени. В этом есть что-то волшебное. У меня просто цифра «три». Никакого волшебства.

– Ох, почти до утра уснуть не могла, – охает подруга, поравнявшись со мной.

– Я тоже. – Выдыхаю. – Ты тоже всю ночь думала о последней наземной войне?

– О чём? – Она вытягивает лицо, вскинув брови дугой. – А ты о вчерашней лекции. Нет, мы идём сегодня на вечерний матч. – Обычно в такие моменты она захлёбывалась эмоциями, характерно вздымая кисти рук на уровни груди и содрогаясь всем телом, начинала трястись. Наверное, это не слишком уж важный матч, ухмыльнулось моё внутреннее «я».

Подруга вдруг впала в оцепенение, словно у неё сел заряд, как у электрического механизма, но кинув косой взгляд на меня, она взвизгнула, вскинула руки на уровни груди и содрогаясь мелкими конвульсиями всего тела, выпалила:

– Вечером будет матч между выпускной группой и отрядом астронавтов. Представляешь? Третья, там будут Клён, Кипарис, Ястреб, да вся выпускная группа. Представляешь? И в матче против астронавтов! Наверное, на стадионе будет много и жителей купола! В своих ярких костюмах. Ах, – и она закатила глаза, престав дёргаться.

– Подкуполники? – Я не удержалась от сарказма.

Подкупольниками прозвали людей, живущих под куполом. Каждого из них можно легко отличить по цвету одежды, чуть желтоватой коже и странным именам. Почти всё их имена что-то из космоса, хоть изучай астрономию по их родословным. А вместо кода семьи у них фамилии. Фамилии… Ещё раз мысленно протягиваю это слово, для меня всегда было странным, но что-то в нём есть скрытое, словно секретное.

– Третья, а ты не хочешь жить под куполом? Третья? – Подруга ухмыльнулась, уставившись на меня скривив губы.

– Мне всё равно! – Огрызаюсь, и, схватив её за руку, шагаю в сторону академии. – Мы опаздываем.

– Третья, купол, это же… это… – Захлебнувшись эмоциями, не унималась она. – Там, всегда светло, тепло, нет пыли и чистейший кислород без осадка, ты можешь дышать им просто так… без баллона. – Размахивает на бегу своими длинными руками, словно они плохо прикручены к её телу болтами.

А что такое, по сути, купол? Замыкаюсь в своих мыслях от её болтовни. Это полностью изолированный мир, шар диаметром в несколько километров, окружённый стенами из прозрачного пластика. Под крышей установлены очистительные сооружения воздуха и светильник с громадной мощностью, что освещает всё пространство внутри, уверяют, он схож с тем самым, что был на поверхности земли. Говорят, там даже нет лимита на воду и электричество. Это, наверное, всего лишь вымысел, придуманный людьми. Не могут же они не платить за воздух. И как воздух может быть без пыли? От пыли не избавиться, она везде. Ну, и как можно не платить за воздух? Как бы они тогда жили? Дышали? Они бы вымерли от астмы. Всё это сказки…

– Я вот, очень хочу жить под куполом. – Дёрнула Река за руку, снова закатив свои бледно-серые глаза.

Пожимаю плечами:

– Не знаю, я там не была.

– Я тоже, – выпалила она, – но очень бы хотела! – Её улыбка расплылась на всю ширину лица.

– Леди, – преподаватель химических наук воскрес, словно из пустоты, протягивая пластиковые карточки, не успели мы перешагнуть порог. – Ваши талоны! При следующем опоздании вы будете лишены квот. – Слова звучали ровными отрывистыми слогами, что усугубляло чувство вины.

Ежедневно каждому студенту выдают по два талона один на воду, второй с квотой на электричество для планшетов. Мы должны внести в ежедневник: статья – доход, выбрав «субсидия» поставив пометку «на обучение». Всё это должны сделать ещё до того, как двери отсканировав наш пропуск, отползут, дребезжа металлическим лязгом, отползут в сторону.

Утренняя лекция о минералах настолько утомительна, засыпаю, подперев лицо рукой. Очнулась, вздрогнув, роняя голову, едва не ударившись о стол.

Следом было почвоведение, проспала всю лекцию, примостив голову возле контейнера с реагентами, и уже к механике удалось чувствовать себя более-менее сносно.

Весьма бойкий недавний выпускник нашей же академии, молодой академик с кодом М-Ю5386, эмоционально рассказывал о важной роли механических приборов обработки земли, дающие шанс выращивать больше продовольствия и возможность помочь нам лучше жить. Странная формулировка, но я прониклась к его красноречию, хотя, по сути, так, и не поняла, для чего он так долго рассказывал о важности механизмов, не рассказав ни об одном из них.

В двенадцать часов наступило обеденное время. Общая столовая для всей академии гудела голосами и вспышками смеха. Каждому студенту в обмен на талон выдают бесплатные тюбики с желе и упаковку тёртых безвкусных овощей выращенные младшими группами на внеклассных уроках. Когда-то и мы выращивали такие же овощи, под проповедь старшего лаборанта: «Как это важно, нужно и необходимо. Каждый человек должен это уметь, а тем более девочки». Как же тогда всё было для меня просто и понятно, без всех этих мыслей.