13 декабря 1985 года. Мне 27 лет, три года назад я обратился к Богу и моя жизнь полностью изменилась; и вот новый поворот в моей судьбе.

Тяжёлые ворота следственного изолятора медленно закрылись за нашей машиной. Прощай свобода! Сколько же времени я буду в неволе? Страха и внутреннего напряжения не было – всему своё время.

После тщательного осмотра моих вещей, медицинского осмотра, снятия отпечатков пальцев и карантина, я был переведён на второй этаж следственного корпуса, где содержались подозреваемые в уголовных преступлениях. Тюремные внутренние здания располагались один напротив другого, а все площадки, проходы и пространства между ними были перекрыты стальной сеткой, вдоль длинных коридоров располагались камеры.

Сопровождавший меня охранник остановился около камеры номер семьдесят, большим ключом открыл тяжёлую металлическую дверь, втолкнул меня, и тут же дверь захлопнулась. Передо мной узкая продолговатая комната девять квадратных метров; напротив входной двери под потолком маленькое незастекленное окошко с двойной толстой металлической решеткой, к которой снаружи под углом приварены металлические пластины так, что видна только полоска неба. К боковым стенам в три яруса, под самый потолок, приварены шесть узких металлических нар. Слева от входа – маленькая отопительная батарея, которая немного обогревала холодную камеру, справа – открытый унитаз, умывальник и кран с холодной водой. Вверху над входной дверью электрическая лампочка, горящая круглосуточно, чтобы охранники видели происходящее в камере. Сигаретный дым висит в воздухе тяжелым облаком.

На нижних нарах сидел оголенный худой парень, весь покрытый татуировками, напротив – крепкого сложения человек; они играли в какую-то игру. На остальных нарах и на полу сидели и лежали еще человек восемь подследственных. Получалось, что шесть спали на нарах, а пять на бетонном полу камеры.

Татуированный медленно поднял голову и спросил:

Какая статья?

По статье уголовного кодекса узнавали за какое преступление осужден человек.

Статья 191, часть 2, – ответил я. Это означало, что я оказал сопротивление властям и сделал им телесное повреждение.

Братан, – закричал он, – насмерть запорол? – и прыгнул в мою сторону, чтобы обнять меня. У криминального мира постоянная вражда с властями и милицией, и обоюдная ненависть друг к другу.

Нет, я никого не убивал, – ответил я, – и даже не бил никого.

А за что же тебя закрыли? – снова спросил он.

Я верующий, поэтому меня и посадили сюда.

Татуированный изменился в лице:

Баптист значит? Детей в жертву приносил? Ну, сейчас мы тебя в жертву принесем! – проговорил он, подходя ко мне. Его напарник тоже двинулся в мою сторону. Может быть, сработала привычка прошлых лет – держаться спокойно в острых, сложных ситуациях и я стоял и смотрел, как они махали руками и угрожали мне: не знали они, что у меня есть ангел-хранитель, который не попустил им сделать мне зло. Неожиданно они успокоились и, сев на нары, продолжили свою игру. Немного спустя татуированный указал мне на узкий проход между нарами, на место под окошком у задней стены.

Я сел на пол, мысленно помолился и погрузился в размышления. Был поздний вечер; обычно все разговоры, курение, шумные споры заканчиваются к этому времени и несколько часов, до шести утра, в камере стоит сонная тишина, а затем все начинается сначала: беспрерывное курение, игры, шумные споры. И так, день за днем, месяцы, и даже годы, медленно проходит время в тесных условиях на одном месте.

Я неплохо знал законы уголовного мира. Некоторые, особо дерзкие, выкалывали на своих коленях звезды, это означало, что они ни перед кем не встанут на колени, и за эти наколки нужно было отвечать. На колени опускали тех, кто провинился, и становиться на колени было опасно. Настало время для молитвы, а я молился только на коленях. В Евангелии написано, чтобы верующие не переживали, о чем говорить, когда их поведут на допросы, потому что Дух Святой даст правильные мысли (Матф.10:19). Я поднялся и сказал моим сокамерникам: «Я ни перед кем не встану на колени, но моему Великому Богу, Который Своей силой и могуществом сотворил всю Вселенную, Ему я молюсь только на коленях». Я встал на колени и начал молиться моему Господу, Который хранил меня во всех обстоятельствах моей жизни. Я благодарил Его, что могу молиться на этом месте, хоть это было самое холодное место – под ледяным окном без стекол.

Камера, куда меня определила тюремная администрация, оказалась тяжелой, то есть многие из находившихся здесь обвинялись в тяжких преступлениях, караемых до тринадцати лет лишения свободы. Чудный Господь! Он незримо влиял на всех, располагая их ко мне, и через несколько дней я был уже своим в камере, кроме образа жизни, который вели мои новые знакомые.

Первым ко мне подсел молодой парнишка; он имел семью, но в пьяной компании друзей был арестован за групповое изнасилование – статья до 13 лет лишения свободы. Он сильно переживал и сразу потянулся ко мне слушать Слово Божие. Когда я рассказывал ему об Иисусе Христе, в камере становилось тише – все прислушивались к тому, о чем я говорил ему. Они все воспитывались в атеистической среде и были пропитаны ее идеологией, а здесь с ними в камере верующий в Бога человек. Какими бы сильными и дерзкими эти несчастные ни казались, желание быть на свободе остается у всех. Даже в нашей камере на стене висел газетный заголовок: «Хватит, я хочу домой!»

Раз в день нас выводили на прогулочный дворик, огражденный металлической сеткой, где мы ходили по кругу. Как чудесно после прокуренной камеры дышать свежим воздухом!

Как-то сзади меня по прогулочной площадке шел Федор, крепкого сложения человек, который в первый день тоже угрожал принести меня в жертву, потому что я верующий. Он подошел ко мне совсем близко и, чтобы никто не слышал, сказал мне: «Помолись Богу, чтобы меня отпустили на свободу». Он был арестован за организованный грабеж с разбоем, и ему грозило 13 лет лишения свободы. Для меня такая просьба этого самоуверенного человека была полной неожиданностью, но по его голосу я понял, что он говорит вполне серьезно. Сложная ситуация для христианина, в ней проверяется и испытывается наша вера: теперь нужно на деле подтвердить то, о чём ты говорил окружающим.

К вечеру, находясь в молитвенном размышлении, я утвердился в решении помолиться за него. Я сел рядом с Федором и тихо сказал ему: «Я помолюсь о тебе моему Богу, но ты знаешь, как виноват перед людьми и Богом, поэтому сам попроси у Бога прощения за свои грехи и преступления, а я помолюсь о тебе – и Господь сделает это для тебя».

Через несколько дней Фёдора увезли на суд. Обычно после вынесенного приговора осужденного отправляют в другой корпус и узнать о нём можно только по секретной уголовной «почте». Но на этот раз поздно вечером, когда общий шум уже стал стихать и все готовились ко сну, неожиданно заскрипела и открылась входная дверь и на пороге появился Фёдор. «Ребята! – закричал он. – Есть Бог! Прокурор запросил шесть лет». Это значило, что, вместо тринадцати лет, ему дадут не более шести лет лишения свободы.

Фёдор был авторитетом здесь, и много было вопросов, разговоров и тюремных восторгов. Рано утром его увели на заключительное заседание суда, и больше мы его не видели. Тем временем на место уже осужденных, переведённых в другой корпус, в камеру подселяли новых людей, так что население камеры постепенно обновлялось. Я продолжал спать на бетонном полу, на тонком потрепанном матрасе, такой же подушке и под легким одеялом. Было очень холодно спать даже в куртке, и я просыпался утром от холода.