Мордан, накинув на себя заклинание отвода глаз, спокойно прошёл мимо сражающихся и направился к выходу в город. Досматривать, чем окончится схватка ярловых дружинников с подъятыми им аргонианами он не стал, поскольку не сомневался: воины не зря свой хлеб едят, и, хотя подъятого не так легко одолеть, рано или поздно они покрошат аргониан в капусту.

В городе Мордан отправился в Квартал серых, нашёл неприметную таверну, снял комнату на одну ночь и прекрасно выспался. А утром в лавку почтенного торговца Сибора явился жрец Аркея в поношенной бурой рясе и продал прекрасный крупный рубин. Жрец был так глуп, что совершенно не стал торговаться и сразу согласился на первую цену — смехотворно низкую, — которую предложил торговец. Сибор остался чрезвычайно доволен такой выгодной сделкой.

Покидая Виндхельм, Мордан купил себя коня — вороного, быстроногого, заплатив барышнику изрядную сумму. Свежий весенний ветер, словно торопя и подгоняя, дул ему в спину. Звонкой рысью он проехал по дороге около часа, потом свернул в ещё полуодетый лес. Там он сошёл с коня, довёл в поводу до ближайшей поляны и привязал к ясеню. Затем он вышел на середину облитой солнцем поляны и произнёс заклинание. Из под его сапог стал расползаться круг, в котором молоденькая травка мгновенно жухла, становилась бурой и мёртвой. Мордан достал чёрный эбонитовый кинжал с рукоятью, отделанной золотом, и стал им чертить в тёмном круге сложную симметричную фигуру с тринадцатью углами. В центр её он положил две вещицы: медную фибулу в виде орла, льва и дракона, кусающих друг друга, и белый клык, привязанный к кожаному шнурку. Потом он произнёс заклятье, от которого конь заржал и забился в испуге, и если бы не привязь, наверняка сорвался бы с места и убежал. Мордан простёр руки и прочитал ещё одно заклинание. На плечи к нему спустились два ворона. Он осторожно, почти нежно погладил пальцами их умные головы и прошептал несколько слов. С громким карканьем вороны сорвались с его плеч и взмыли в небо. Теперь стоило ему прочесть нужное заклинание и закрыть глаза, как в его разуме вспыхивало видение того, что наблюдал то один, то другой ворон. Они летели туда, куда он их направил, и неизбежно должны были найти тех, кого он искал. Мордан забрал вещи из своей колдовской фигуры, успокоил коня, отвязал, сел на него и поехал на запад. Именно туда направились оба ворона.

Через несколько дней дорога привела его к нордской деревушке под названием Айварстед, которая притулилась в кармане предгорий, у подножия Глотки Мира, величайшей горы Скайрима. Подъезжая, Мордан обратил внимание на большой холм слишком правильной формы. Он взглянул на холм особенным зрением, которому научился на острове Крик Стамонта, и увидел, что это древний курган. Только очень наивным или очень бесстрашным людям могла придти в голову мысль селиться рядом с такими соседями.

Единственная таверна в Айварстеде была самая заурядная: громоздкое здание из тёсанных брёвен с выцветшей вывеской над высоким крыльцом, с глубокой чёрной лужей перед самыми ступеньками. Внутри — грубые, но крепкие столы и стулья, закопчённый очаг с вертелом, запах дыма, горелого мяса да кислого эля, и дородная хозяйка с заметными усиками над верхней губой, дремлющая, облокотившись на стойку. Пара пьянчуг-завсегдатаев тихо дули пиво в углу, рыжебородый здоровяк в старой железной кирасе с несколькими вмятинами уплетал что-то жареное прямо из сковороды. Не самая парадная обстановка, но для Мордана, уставшего несколько дней подряд ночевать у костра под открытым небом, она показалась довольно уютной, а горячая говяжья похлёбка — вполне съедобной.

За столом ему прислуживала молоденькая белокурая бретонка с кукольным личиком и короткими ногами. Весь вечер она строила глазки, и даже, когда Мордан повернулся к ней изуродованной щекой, на лице девушки не отразился ни испуг, ни отвращение, а только лёгкая тень жалости. Когда Мордан щедро расплатился за ужин, он поманил бретонку пальцем. Она наклонилась к нему, щедро демонстрируя через широкий вырез кофты богатое содержимое.

— Заглянешь ко мне сегодня ночью? — тихо спросил он и сразу добавил. — Я хорошо заплачу.

Девушка игриво улыбнулась и шепнула:

— Может быть…

Мордан теперь совсем по-иному видел людей, и поэтому не сомневался в её решении. Для него совсем не стало сюрпризом, когда поздно вечером в дверь снятой им комнаты сначала тихо поскреблись, а потом девичья фигурка проскользнула внутрь, подошла на цыпочках к его кровати и задула свечу, стоявшую на столе рядом. Комната погрузилась в темноту, но нынешний Мордан видел во тьме лучше любого каджита. Он с удовольствием наблюдал, как служанка полностью освободилась от одежды и, сверкнув сливочно-аппетитными формами, юркнула к нему под одеяло. С нею было не так, как с Белкой. Дебелое пухлое тело оказалось податливым и мягким, она почти ничего не говорила, лишь хихикала и охала. Мордан ничего не чувствовал в душе, а лишь внимательно прислушивался к ощущениям собственного тела и в итоге счёл их приятными. Бретонка полностью заслужила свою награду.

Однако когда утром обнаружилась пропажа кошелька со всем золотом, прихваченным из сундуков Баркаана, Мордан был слегка удивлён такой проворностью и наглостью. Он не спеша собрал свои вещи, вышел из комнаты и направился к хозяйке таверны. На его претензии и обвинения хозяйка отвечала крайне грубо и дерзко, из чего Мордан сделал вывод, что она, конечно же, в доле со своей блудливой служанкой. С такими людьми бесполезно пытаться говорить по-хорошему, и Мордан пригрозил, что если ему не вернут кошелёк, он спалит этот клоповник дотла. Хозяйка лишь нагло усмехнулась ему в лицо, и Мордан уже собрался показать, что совсем не шутит, как вдруг ощутил прикосновение холодной стали к своему горлу.

— Не галди, серокожий! — прогудел ему в ухо грубый мужской голос, обдав запахом пивного перегара и чеснока. — Хоть пальцем пошевелишь без моего дозволения, башку снесу!

Рыжебородый норд в кирасе, сидевший у очага, умудрился незаметно подкрасться к Мордану со спины и приставить кинжал к горлу. Мордан признал, что нож у горла — это довольно сильный аргумент. Ни одно заклинание не действует мгновенно, поэтому разумнее было подчиниться норду. Тот довёл его, не убирая ножа, до входной двери, распахнул её ударом ноги, а потом мощным пинком вытолкнул Мордана наружу, так что он просто перелетел через крыльцо и приземлился на четвереньки прямо в лужу. Двое детей, крутившихся неподалёку, весело захихикали, толстая тётка, снимавшая одежду с верёвки возле дома напротив, прыснула в ладонь. Мордан встал, вытер ладони о собственный чёрный кафтан.

— И шоб я тебя здеся больше не видал! Ещё раз появисси — уши отрежу! — проорал ему в спину рыжебородый. Но Мордан даже не обернулся. Он спокойно отвязал коня, и повёл его в поводу. Он шёл, сильно хромая на правую ногу, по единственной улице деревни, грязный и публично униженный. Шёл, не глядя ни на кого. Но слух, обострённый с помощью простого заклинания, прекрасно разбирал реплики зевак, пялившихся на него:

— Гляди, какой урод!

— Мало что урод, ещё и колченогий.

— Мурло-то какое располосованное. Разбойник поди.

На лице Мордана не отражалось ничего, но внутри… Он всё придумал ещё до того, как руки коснулись жирной грязи. Зря, ох, зря эти недоумки построили свои убогие лачуги рядом с древним курганом. Пробудившиеся от векового сна мертвецы-драугры ненавидят всё живое и не боятся человеческого оружия.

Вдруг на самом краю деревни ему попалось на глаза небольшое кладбище. Это было ещё удобнее: не нужно брести к кургану, не нужно искать и пробуждать драугров, потом вести их сюда. Всё будет ещё проще.

Первое подъятое кладбище далось Мордану намного легче, чем первое заклинание, которым он когда-то развёл костёр, хотя и заклинание было в сотню раз сложнее, и магической силы требовалось несопоставимо больше. Но наследие Стамонта и дар Владыки Тайн сделали его возможности совсем иными. Он сам теперь смутно представлял себе их границы.