— Ну как тебе, грязная Морда? — с гнусной улыбочкой спрашивал Болли хрипящего Мордана. — А? Что? Не слышу?
Мордану не хватало воздуха, грудь не могла подняться, чтобы вдохнуть, горло сдавливалось, пока совсем не перестало пропускать воздух. Лицо Болли нависало над ним, приближалось, увеличиваясь и расплываясь, смешиваясь с алыми пятнами, плывшими перед глазами.
— Отпустите его! Вы его задушите! — вдруг услышал он рядом с собой тонкий голосок Эйры, которая не выдержала и бросилась на мучителей. Камерат приподнялся и оттолкнул её в сторону, но этого движения хватило, чтобы Мордан сумел высвободить правую руку, он упёр её в грудь Болли и уже угасающим путающимся умом представил, как всю свою злость, всю ненависть он направляет через эту руку в своего обидчика. Раздался душераздирающий визг, запахло палёным, и тяжесть моментально свалилась с груди и горла. Мордан глубоко вдохнул и мучительно закашлялся. У него звенело в ушах, и он не сразу сообразил, что звенит от воплей Болли.
— Что тут происходит, деточки? Кто кричал? — раздался спокойный голос Улрина.
Мордан приподнялся и увидел, что все дети с перепуганными лицами тычут пальцами в Болли, который, сидя рядом с ним на земле с разинутым ртом и зарёванными глазами, держится за грудь.
— Ну-ка, ну-ка, покажи, — сказал Улрин и осторожно убрал руку Болли в сторону. Под рукой оказалась здоровенная дыра в рубахе, с обугленными краями, а сквозь дыру багровел сильный ожог.
— Это Мордан! Это Мордан сделал! — загалдели голоса вокруг.
— Я ничего не делал! — попытался крикнуть Мордан, но из горла вырвались лишь невнятный сип и бульканье.
— Мы все видели: это он сделал. Мордан — колдун!
Улрин сдвинул седые брови.
— Мордан, Болли, пойдёмте со мной, — сказал он тоном, который не предусматривал никаких возражений.
Мордан встал и пошёл за учителем. Он шёл справа от старика, а слева, слегка подвывая, плёлся Болли. Они пришли в знакомый дом Улрина, где он проводил занятия с детьми, но прошли не в привычную залу справа, с доской и стругаными лавками, а налево, в жильё Улрина.
Мордан был здесь впервые. Он с любопытством огляделся: простая сосновая кровать, застеленная медвежьей шкурой, сильно потёртый половик на дощатом полу, добротные дубовые шкафы вдоль стен. Всё простое, ясное, светлое, похожее на своего хозяина. Из примечательного только небольшой алтарь Аркея в самом дальнем от двери углу, выточенный из лилового камня, да столик у окна, заставленный всевозможными банками, склянками, бутылками, коробочками. Под высоким потолком на верёвках висело множество пучков разных трав, и от этого в комнате витал странно-приятный травяной дух.
Улрин подошёл к одному из шкафов, открыл скрипучую дверцу. Внутри на полках оказалось ещё больше многообразных склянок разной формы, цвета и размера с налепленными на них подписанными бумажками. Жрец Аркея взял нужную ему склянку, затворил шкаф и, обернувшись, протянул её Болли.
— Держи, деточка. Будешь мазать ожог, и всё быстро заживёт. Не печалься, ступай домой. Да пребудет с тобой свет Аркея!
Болли схватил склянку и, бросив злобно-испуганный взгляд на Мордана, выскочил из комнаты. Стукнула входная дверь.
— А с тобой, Мордан, — сказал старик, усаживаясь на кровать, — нам нужно потолковать. Садись-ка рядом, деточка.
Сухая старческая рука похлопала по мохнатой шкуре справа от себя. Мордан осторожно сел. Он никогда ещё не разговаривал со жрецом один на один.
— Ты знаешь, что сегодня случилось, деточка? — ласковым спокойным голосом спросил старик.
Мордан молча помотал головой.
— В тебе проявилась магическая сила.
Мордан ошеломлённо уставился на старика. Тот пожевал губами и произнёс:
— Да-да. В тебе живёт магическая сила, как во многих детях твоего народа. Ты ведь знаешь, кто твой народ?
— Конечно! — ответил Мордан, презрительно скривив губы. Он не любил глупых вопросов.
— Существует великая сила, дарованная одним из создателей нашего мира древним Магнусом. Все племена эльфов особенно чувствительны к ней. В том числе и данмеры. У некоторых постижение магии занимает многие годы, а у тебя она проявилась сама собой. Да ещё и в таком малолетстве.
— Учитель, — с робкой надеждой обратился Мордан, — ты научишь меня с ней обращаться?
Лучистый взгляд Улрина вдруг погрустнел.
— Нет, детка. Не научу.
— Потому что сам не умеешь?
— Кое-что умею, — ответил старик, отводя глаза в сторону, — но учить тебя не стану. Сердце подсказывает мне, что магия не принесёт тебе добра.
Мордан понурил голову. Глупо, конечно, было надеяться.
— Не грусти, детка, — сказал Улрин и погладил Мордана по жёстким, как шерсть чёрного волка, волосам, мальчик лишь мотнул в ответ головой и отодвинулся. — Лучше я научу тебя благому искусству составления эликсиров и приготовления лечебных зелий. Лечить людей намного лучше, чем калечить или убивать. За это люди тебе всегда будут благодарны. Хочешь?
Мордан лишь молча кивнул.
После этого случая Болли и другие дети перестали задевать Мордана днём. Зато по ночам во сне ему часто стало видеться, как Болли садится к нему на грудь и давит, давит, давит на горло, воздуха не хватает, он задыхается, но руки-ноги обездвижены, он не может пошевелиться и понимает, что это всё, конец, сейчас он умрёт, и за секунду до смерти Мордан просыпался, тяжко дыша и слушая как кровь грохочет в ушах. Спал он на чердаке, заваленном ненужным старым хламом, на куче сена. Чердак был очень низкий, встав на колени, Мордан упирался головой в скаты крыши, но зато он был здесь один, и никто из семьи никогда сюда не заглядывал.
Улрин выполнил обещание и принялся заниматься с Морданом отдельно, посвящая его в тайны алхимии. Также к их занятиям присоединилась Эйра: её оборотистый отец решил, что было бы неплохо расширить семейную торговлю за счёт настоев, микстур и бальзамов. Мордану было скучновато зубрить рецепты снадобий, зато интересно было ходить с Улрином и Эйрой по окрестным лесам, собирая разнообразные грибы, травы, минералы и даже насекомых для зелий и эликсиров. Однако в глубине души он продолжал мечтать о магии. Однажды он видел, как проезжий меднокожий редгард на потеху зевакам сначала вскипятил дождевую воду в бочке рядом с таверной, а потом заморозил. В одно засушливое лето придворный маг ярла Фолкрита, редко показывавшийся на люди, вышел к делегации окрестных фермеров, выслушал их просьбу, сотворил заклятье, и за считанные минуты на небе собрались лиловые тучи и разразилась гроза с ливнем. Как-то раз на лесную поляну, где Улрин, Мордан и Эйра рвали горноцвет, вышел матёрый волчище, жрец Аркея сделал витиеватый пасс руками в воздухе, и волк, поджав хвост и заскулив, скрылся в чаще. Как ни умолял Мордан Улрина научить его этому заклинанию, старик остался непреклонен.
К шестнадцати годам у Мордана появился неожиданный друг. На лесной тропе он подобрал воронёнка, который, видно, ещё не умея летать, вывалился из гнезда и повредил крыло. Он выходил воронёнка, вырастил и дал ему имя «Фроди». Птица очень привязалась к хозяину, полюбила сидеть у него на плече и научилась хрипло выговаривать «Фррроди» и «Морррдан». Мордан по-прежнему часто ходил к Улрину, помогая ему как с зельеварением, так и со свершением погребальных ритуалов — главной обязанностью жреца. В отличие от суеверной Эйры, которая боялась даже перешагнуть порог Зала мёртвых, в котором проводились все заупокойные обряды, Мордан мертвецов совсем не боялся. «Бояться надо живых», — не раз назидательно повторял Улрин, укутывая в саван очередного покойника, а Мордан молча с ним соглашался.
— У тебя неплохо получается, детка, — как-то раз сказал ему Улрин, ставя толстую восковую свечу в головах у усопшего. — Ты не думал о том, чтобы посвятить свою жизнь служению Аркею? Ты бы стал моим отличным преемником.
— Думал. Возможно, я так и поступлю, — ответил Мордан, зажигая свечу в ногах. — Но я не уверен, что Тефар мне позволит. Он хочет, чтобы я горбатился на лесопилке, как и он.
