Институт биофизики АН СССР при осуществлении программы по пер-фторану, нужно признать, переступил границы своей компетентности, поскольку взялся за решение чисто медицинской задачи. Правда, для этого в институте была создана специальная лаборатория медицинской биофизики, но она составляла изолированную ячейку, и ученый совет, этот орган научного контроля и научной демократии института, не был в состоянии компетентно судить о всех сторонах деятельности лаборатории. Во всяком случае, не следовало организовывать в Институте биофизики АН СССР получение перфторана для клинического применения, так как это дело специальных производств. Не следовало проводить биологические испытания перфтона в Институте биофизики АН СССР, это должны делать независимые эксперты, а не авторы препарата. Что касается нарушений правил при испытании и производстве перфторана, то сигнал об их наличии подала Прокуратура СССР и ее дело разобраться с этим до конца.
У "перфторановой истории" существует и психологическая сторона, в значительной мере объясняющая те события, которые сопровождали это злосчастное, хотя и во многом полезное исследование. Было бы несправедливо отвергать наличие идеальных побуждений у членов коллектива, участвовавших в выполнении программы, отказывать в том, что ими руководили сознание трудности и значения задачи, радость соприкосновения с исследованиями, идущими по непроторенным тропам, понимание огромной пользы, которую принесет создание кровезаменителя и т. п. Но все ли и всегда ли были охвачены лишь этим альтруистическим порывом? В особенности при первых проблесках успеха могли возникнуть ажиотаж, стремление любыми путями и в кратчайшие сроки достичь желанной цели, получить славу и награды, на которые, конечно, можно было рассчитывать. Вероятно, такие настроения существовали, они-то и привели к ослаблению контроля и самоконтроля, к примиренческому отношению к нарушениям правил в убеждении, что успех покроет грехи.
Что касается автора письма в "Литературную газету" члена-корреспондента Г.Р. Иваницкого, то его позицию нельзя считать разумной и оправданной. С одной стороны, он делает вид, что ничего не случилось, что нарушения если и существовали, то чисто формальные; а с другой — он забывает, что был одним из руководителей программы и, следовательно, должен отвечать за все случившееся в связи с перфтораном в чем бы оно ни состояло, и не может ссылаться на незнание обстоятельств или свою некомпетентность.
О роли в проблеме "голубой крови" вице-президента академика Ю.А. Овчинникова можно сказать следующее. В изображении члена-корреспондента Г.Р. Иваницкого именно академик Ю.А. Овчинников, движимый неделовыми побуждениями, затормозил ход исследований по перфторуглеродам. Такие обвинения должны быть отвергнуты как беспочвенные. Имеющиеся документы свидетельствуют, что на первых порах Ю.А. Овчинников всячески содействовал развитию работ по перфторуглеродам. Однако наступило время, когда он, по-видимому, стал настороженно относиться к ним. По впечатлению лиц, с ним близко соприкасавшихся, Ю.А. Овчинников в конце концов перестал доверять Г.Р. Иваницкому и профессору Ф.Ф. Белоярцеву и с тревогой следил за ходом исследований по перфторану.
Академику Я.М. Колотыркину изменила память в отношении комиссии президиума АН СССР по обследованию Института биофизики АН СССР, которую он возглавлял. По его словам, академик Ю.А. Овчинников распустил эту комиссию, "… когда членам нашей комиссии удалось сблизить позиции и подготовить проект заключения…". На самом деле комиссия, созданная распоряжением президиума АН СССР в январе 1986 года, не могла принять какие-либо согласованные заключения, и ее работа просто прекратилась по болезни самого Я.М. Колотыркина. Только в ноябре 1986 года академик Ю.А. Овчинников поручил отделению биохимии, биофизики и химии физиологически активных соединений АН СССР закончить обследование Института биофизики АН СССР (с учетом материалов комиссии Я.М. Колотыркина), что и было сделано.
Все сказанное выше свидетельствует, что академик Ю.А. Овчинников имел объективные основания для распоряжений и действий, которые он осуществил как вице-президент АН СССР и председатель секции президиума.
Это не означает, что должна быть зачеркнута надежда получить нужный кровезаменитель на основе перфторуглеродов, она не утрачена, и работа в этом направлении продолжается с учетом накопленного опыта.
Письмо такого содержания мы направили в редакцию "Литературной газеты". Опубликовано оно не было Не было также опубликовано и письмо, направленное Академией наук СССР в редакцию журнала "Огонек" по поводу статьи А. Рыскина "Цена голубой крови" в № 36. В письме говорилось, что вопросы, затронутые в этой статье, и позиция ее автора до деталей соответствуют суждениям члена-корресподента Г.Р. Иваницкого, доведенным им до сведения АН СССР.
Далее шла речь о том, что обвинение покойного вице-президента АН СССР академика Ю.А. Овчинникова в действиях, которые якобы привели к блокированию разработки перфторана и других перфторуглеродных препаратов и в конце концов к гибели профессора Ф.Ф. Белоярцева, повторяющее утверждение Г.Р. Иваницкого, представляется совершенно неосновательным.
Как известно, Ю.А. Овчинников считал, что перфторан еще не доработан, он не может стать полноценным кровезаменителем и его "проталкивание в клинику опасно и преждевременно". Эпизод с попыткой получить Государственную премию, о котором упоминается в статье, относится к этой линии поведения разработчиков, ведомых Г.Р. Иваницким и Ф.Ф. Белоярцевым. Химики Института элементоорганических соединений АН СССР проделали как синтетики блестящую работу, но препарата кровезаменителя еще не было, как нет его и сейчас. И потому претензии получить Государственную премию были беспочвенными. Отрицательная реакция Ю.А. Овчинникова была совершенно обоснованной.
Все это представляет поведение Ю.А. Овчинникова в совершенно ином свете — он выступал против передачи Г.Р. Иваницким и Ф.Ф. Белоярцевым в клиники не до конца проверенных препаратов и требовал от них строго научного поведения.
Всякие намеки статьи на участие Ю.А. Овчинникова в действиях Минздрава СССР, Прокуратуры и других ведомств являются вымыслом и внушены автору Г.Р. Иваницким, который такое мнение выражал устно и письменно ранее.
Итак: два издания выступили с обвинениями в адрес вице-президента АН СССР. Оказалось, что ни в одном из них нельзя напечатать ни строки в защиту покойного ученого. Такая односторонность, на наш взгляд, не согласуется с нормами гласности.
17. Мы были лидерами
В. Покровский
(Газета "НТР: проблемы и решения", № 5,1989)
Не затихают страсти вокруг "голубой крови". Напомним, речь идет о перфторане, уникальном заменителе крови, разработанном в Институте биологической физики АН СССР, который, уже будучи разрешенным Фармкомитетом к использованию в клиниках, вдруг оказался запрещен, а его создатели подверглись жесточайшей травле, в результате которой один из создателей перфторана профессор Ф. Белоярцев покончил с собой, а другой — член-корреспондент АН СССР, директор Пущинского научного центра, директор Института биологической физики Г. Иваницкий — лишился обоих постов, партбилета и вот уже четвертый год находится под следствием.
Теперь заговорили ученые.
Так, 23 февраля, в Доме культуры Института атомной энергии состоялся вечер, посвященный перфторану. Собрались специалисты, которые разрабатывали препарат и которые с ним работали — химики, медики, биофизики. Многие из них — ученые с мировым именем, люди, чья научная репутация безупречна. Что же они говорили?
"Я не имею непосредственного отношения к работе над перфтора-ном — так странно начал свое выступление доктор биологических наук профессор С. Шноль. — Я возглавляю лабораторию физической биохимии в Институте биофизики. В 1979 году в нашем институте появился блестящий ученый Феликс Федорович Белоярцев. Мы все были заняты вопросами тяжелыми, неразрешимыми, медленными, мы все привыкли к академическому, неспешному стилю, а он спешил. Работа над перфтораном объединила двух таких замечательных исследователей, как Ф. Белоярцев и Г. Иваницкий. Оба они обладали редчайшим сочетанием: живого научного интереса и неординарных организационных талантов. Эти ученые сделали небывалую вещь — за три года их лаборатория сумела одолеть примерно пятнадцатилетнюю программу исследований (если оценивать по зарубежным аналогам). Признаюсь, я не раз критиковал эту, как мне казалось тогда, гонку, и, наверное, поэтому в ноябре 1985 года один из моих бывших студентов, профессор, человек, к которому с его студенческих лет я всегда относился хорошо, вдруг рассказал мне страшную, невероятную историю об этой работе. Он рассказал, что лаборатория в разных местах проводит опыты на людях. Были сказаны ужасные слова, я не буду их повторять, потому что поверить им невозможно — там был явный перехлест. Я был потрясен и, никому не сказав ни слова, занялся потихоньку собственным расследованием.
