Несколько недель я занимался тем, что шаг за шагом, скрупулезно проверял каждое обвинение. И всякий раз документально убеждался — ложь, ложь и еще раз ложь! Как раз в эти недели началось то, что называется откровенной травлей людей. Через неделю после того, как я закончил свое расследование, Ф. Белоярцев покончил с собой".
На вечере, естественно, очень много говорили о самом перфторане. Специалисты, работавшие с препаратом, могли компетентно рассказать, каковы его свойства, каковы недостатки и преимущества, насколько истинны те или иные обвинения в его адрес.
И химики и медики в один голос твердили — дайте нам перфторан. Они требовали возобновить строительство опытного производства перфторана. "У нас под запретом перфторан, хотя по некоторым функциональным характеристикам он превосходит японский аналог", — говорил химик К. Макаров, сотрудник лаборатории академика Кнунянца, где был синтезирован перфторан.
Медики, работавшие с перфтораном, классифицировали ситуацию еще резче. Для них отсутствие перфторана равнялось гибели людей, которых препарат мог бы спасти. Для них перфторан — единственное средство от отека мозга, часто возникающего после нейрохирургической операции (даже блестяще проведенной), или черепно-мозговой травмы.
В Афганистане, где было большое количество черепно-мозговых травм, он спас жизнь многим нашим солдатам (сотрудник Главного военного госпиталя, полковник медицинской службы В. Мороз).
Перфторан — это препарат, который позволяет трансплантологам оказывать реальную помощь безнадежным больным, а в противоишеми-ческой терапии лучшее лекарство врачам не известно (профессор, доктор медицинских наук Н. Онищенко из Института трансплантологии АМН СССР). С помощью перфторана лечили гангрены, вытаскивали людей из тяжелой, летальной кровопотери, справлялись с жировой эмболией, снимали периферический спазм… В стране, где на первое место вышла смертность от инсульта мозга (520 тысяч смертей в год), в стране, где СПИД в самом ближайшем будущем потребует большое количество донорской крови, где из 40 тысяч, ежегодно погибающих в автокатастрофах, две трети погибают от черепно-мозговых травм, ситуация с запретом перфторана рассматривается медиками как преступление.
Собравшихся возмутила позиция бывшего министра здравоохранения СССР Буренкова, отдавшего приказ № 1380, запрещающий клиническое применение перфторана (Фармкомитет, кстати, своего разрешения не отменял). Особенно пункт пятый приказа, согласно которому разработчики перфторана не имеют права вступать в контакт с клиницистами, использующими этот препарат. Ситуация по своей "разумности", говорили они, аналогична той, когда авиаконструктору запрещают вступать в контакт с летчиком-испытателем.
Конечно, говорили ученые, не надо обожествлять перфторан, не надо представлять его абсолютно чудодейственным препаратом — у перфторана свои недостатки, свои проблемы, мало, правда, связанные с теми, в которых его обвиняют, и уж во всяком случае, недостаточные для того, чтобы перфторан запретить. Нужны дальнейшие исследования и, несмотря на все препоны, они идут… Но, как сказал сотрудник лаборатории Иваницкого Е. Маевский: "Раньше мы работали, как сумасшедшие, а теперь, после всего того, что сделали с нашей лабораторией, мы работаем так, как все. И это выглядит стоянием на месте по сравнению с тем, что было".
Все это говорили специалисты, работавшие с перфтораном и перфторан защищающие. Но… надобно выслушать и другую сторону, тем более что она тоже недавно о себе заявила. 15 января "Советская Россия" опубликована письмо академиков С. Северина, В. Иванова, А. Баева, А. Спирина, А. Курсанова и члена-корреспондента АН СССР В. Быстрова. Они не признают перфторан кровезаменителем, "действительно пригодным для применения". "Таково, — говорят они, — единодушное мнение экспертов". Каких именно экспертов, в письме не говорится, но, надо думать, не тех, кто выступал на вечере в ДК ИАЭ, — их единодушное мнение нам теперь известно. Так что мы имеем по крайней мере два единодушных мнения, одно из которых для широкой публики пока анонимно.
Возможно, имеется в виду комиссия, созданная бывшим вице-президентом АН СССР Ю. Овчинниковым вместо первой, той, которую возглавлял академик Я. Колотыркин, но с выводами этой комиссии никто из специалистов так и не был ознакомлен, они неизвестны даже главному обвиняемому — Г. Иваницкому. Чем-то таким нехорошим попахивает от "единодушного мнения" неизвестно каких экспертов, неизвестно в чем заключающегося, особенно если оно касается препарата, который благополучно прошел все испытания, был разрешен Фармкомитетом и по которому президиум АН СССР еще в 1983 году выпустил специальное распоряжение "О мерах, направленных на разработку и внедрение перфторана в народное хозяйство". Если бы эксперты в один голос твердили, что препарат не готов, мыслимо ли было заводить речь о его внедрении?
И это не единственная неясность. Так, когда речь заходит о комиссии Я. Колотыркина, распущенной после того, как она пришла к выводам, нежелательным для гонителей перфторана, то академика начинают мягко упрекать в забывчивости — ему-де "изменила память", комиссия распущена за бездействие, потому что Я. Колотыркин тогда все время болел. Но он болел с марта по август, а в сентябре работа комиссии была возобновлена — ее распустили только в ноябре (распоряжением АН № 12000-2102 от 20.11.86). Так кому здесь и что изменило?
Умиляет также "психологическая сторона", которой касаются в письме авторы. "При первых проблесках успеха, — говорят они, — могли возникнуть ажиотаж, стремление любыми путями и в кратчайшие сроки достичь желанной цели, получить славу и награды… Вероятно, такие настроения существовали, они-то и привели… к нарушениям правил в убеждении, что успех покроет грехи".
Надо обладать поистине акопяновским артистизмом, чтобы, не приведя ни единого довода, всенародно обвинить создателей перфторана в дурных помыслах…
Но что ни говори, ситуация по-прежнему тупиковая. Одни специалисты — "за", другие специалисты "против"… Впрочем, специалисты ли? Вот что по поводу "письма шести" сказал С. Шноль, уже упоминавшийся здесь:
«Большинство авторов письма с биофизикой никак не связаны. Они не могут компетентно судить о положении дел с перфтораном. Так, письмо подписал мой учитель, глубоко мною чтимый академик С. Северин, но он биохимик, он никакого отношения к перфторану не имеет. Письмо также подписали А. Курсанов (специалист по физиологии растений), А. Спирин (специалист по химии белка), В. Иванов (химик)… Я совершенно не понимаю, как они могли подписать такое письмо. Они утверждают, что перфторана как не было, так и нет. Но это ложь! Перфторан был, он был утвержден и испытан, это сейчас его "нет". Погублен коллектив, разрушена работа, остановлены испытания… Мы уже можем даже не разрабатывать перфторан, сейчас его можно покупать за валюту. Мы уже никогда не будем первыми в этой области. А были. Мы были лидерами, а теперь будем догонять, и для нас это состояние куда привычнее».
Так и тянет порой сказать "Уважаемые ученые! Что же вы делаете? Перестаньте сводить счеты, помиритесь, дайте нам перфторан! Ведь люди же гибнут!". Но они не помирятся. Потому что ученые тут — только с одной стороны. А с другой, с той, которая, судя по всему, и сводит счеты, — чиновники, представители "аппарата". И уставы у этих двух монастырей разные.
18. Еще раз о ’’Голубой крови”
А.А. Баев
(Журнал "Вестник Академии наук", 1989, № 6, с. 55–64)
Бюро Отделения биохимии, биофизики и химии физиологии активных соединений АН СССР рассмотрело вопрос о перфторуглеродных кровезаменителях на заседании 22 декабря 1988 г. (третье заседание по этому вопросу). Бюро поручило межведомственной комиссии, возглавляемой директором Гематологического центра Минздрава СССР академиком АМН СССР А.И. Воробьевым, дать заключение о состоянии и перспективах разработок перфторуглеродных кровезаменителей. Необходимость такого поручения была вызвана той широкой кампанией, которая имела своих инициаторов и односторонне освещала события, связанные с исследованиями и разработками перфторуглеродных кровезаменителей. Организаторами кампании были выдвинуты на передний план организационные и этические проблемы.