Приказ № 1380 о прекращении всех работ с искусственной кровью был издан в Минздраве на основании заключения этой комиссии.

Что же тут произошло? — спросит читатель. То произошло, что праведные понятия, забота о гуманности, о здоровье людей, понятия, которые всем нам дороги, послужили завесой для неправедных дел, для сведения ведомственных и личных счетов.

Предоставим слово ученым оппонентам Белоярцева. Вот что сказал один из них, академик, известный биохимик, в интервью, Данном газете "Советская Россия" 19 августа 1987 года:

«… А то ведь до чего дошло: сразу два академических института не нашли ничего лучшего, чем заниматься "голубой кровью". Это ведь просто перфторуглероды, которые в крайних ситуациях, при ранении могут быть и полезны. Но ведь не кровь же! Зачем же широкому кругу читателей внушать, что это кровезаменитель, причем без всяких оговорок?»

Что же, критика вещь полезная, мнения в науке могут быть различными, можно спорить и о терминах, и о существе дела. Ничего худого нет в том, что один ученый покритиковал работу другого ученого, отметил недостатки, имеющиеся в организации научной работы.

Беда в другом. Беда в том, что мнение критика разделял все эти годы вице-президент Академии наук СССР, полностью согласен был с ним председатель секции химико-технологических и биологических наук АН СССР, в ведении которого находятся финансирование (рубли, валюта), кадры, премии, загранпоездки сотрудников всех биологических институтов академий. На той же позиции стоял куратор Центра биологических исследований в Пущино. А говоря попросту, на всех этих ответственных постах пребывал все эти годы один и тот же человек, академик Ю. А. Овчинников. Он же — тот маститый критик, интервью с которым я только что процитировал. Юрий Анатольевич почти с самого создания программы "искусственная кровь" был против работ Белоярцева. Почти с самого начала он поддерживал работы Института гематологии.

Родится ли истина в таком споре?

Судите сами.

В 80-м и 81-м годах Ю.А. Овчинников активно содействовал подготовке государственной научно-технической программы "искусственная кровь". На то были свои веские причины. Еще в 80-м году на организационном совещании в Пущино академику Овчинникову было предложено возглавить эту многообещающую программу. С тех пор в качестве руководителя он участвовал во всех заседаниях, связанных с "искусственной кровью". Потом последовал внезапный поворот на 180 градусов — отношение академика Овчинникова к программе меняется. Что же случилось?

Случилась — ОБИДА.

В 1982 году президент академии Александров, все взвесив, пришел к выводу, что академик Овчинников не может руководить программой "искусственная кровь". Причины? Они были, и веские. Во-первых, Юрий Анатольевич занимал к тому времени несколько ответственных постов в Академии. Он был завален работой как вице-президент, председатель секции, член многих комиссий, редактор многих журналов, куратор научного центра в Пущино, директор Института биоорганической химии. Кроме того, Юрий Анатольевич уже возглавлял тогда одну государственную научно-техническую программу. Не много ли на одного человека? Программу "искусственная кровь" он может физически не потянуть. Так рассудил академик Александров, исключив фамилию Овчинникова из списка руководителей научно-технической программы. Занять этот пост было предложено директору Института биофизики в Пущино чл. — корр. АН СССР Г.Р. Иваницкому. Но тот отказался, предложив кандидатуру академика И.Л. Кнунянца, крупнейшего специалиста по химии фторуглеродов, согласившись быть его заместителем и возглавить вместе с профессором Белоярцевым биофизическую часть работ. 17 сентября 1982 года постановлением ГКНТ СССР, Госплана СССР, Президиума АН СССР была утверждена кандидатура Кнунянца, принято предложение Иваницкого. С этого дня и начались в Институте биофизики все беды. Мог ли академик Овчинников простить судьбе такую "несправедливость"? Не знаю. Может быть, и мог. Но не простил.

Я не стану утомлять читателя описанием того, как с каждым успехом создателей "голубой крови" ухудшались отношения между Ю.А. Овчинниковым и Г.Р. Иваницким, как на протяжении нескольких лет Все просьбы и предложения разработчиков "Перфторана" наталкивались на откровенный бойкот в лице вице-президента АН СССР. Как постепенно перерастал этот бойкот в кампанию травли, инициаторы которой йе брезговали никакими средствами от организации доносов и анонимок в следственные органы до распускания слухов, порочащих честь и доброе имя людей, имевших касательство к работам по "Перфторану".

Нет, я не утверждаю, что все, что произошло в дальнейшем с "искусственной кровью" и ее авторами, было инспирировано лично академиком Овчинниковым. Сыграли тут, конечно, свою роль и ведомственные амбиции Минздрава СССР, и тенденциозные письма в самые высокие инстанции, составленные "конкурентами" из Института гематологии.

Вклад академика Овчинникова в отечественную науку неоспорим и признан не только в нашей стране, но и за рубежом. Юрий Анатольевич Овчинников был почетным членом и почетным доктором ряда академий наук и университетов мира, представителем федерации европейских биохимических обществ, возглавлял межотраслевой научно-технический комплекс "Биоген". По его инициативе и под его руководством выполнены работы по созданию генно-инженерных интерферонов, инсулина. Ведя большую научно-организаторскую деятельность, он являлся председателем межведомственного научно-технического совета по проблемам физико-химической биологии и биотехнологии Государственного комитета СССР по науке и технике и Академии наук СССР, научным руководителем биотехнологического направления комплексной программы научно-технического прогресса стран — членов СЭВ. С 1974 года по 1988 год он являлся вице-президентом Академии наук СССР.

Даже этот краткий послужной перечень характеризует широту его интересов и масштаб личности.

Однако авторитет академика Овчинникова не исключает возможности честного, справедливого разговора, который определенным образом затрагивает и его имя.

Чем больше я "влезал" в это "дело", тем очевидней становилось, что в действиях почти всех комиссий, которые с лета 1985 года одна за другой сыпались из Минздрава и Президиума АН СССР на головы разработчиков "Перфторана", в действиях "компетентных органов" было какое-то странное, будто продуманное единообразие. И в том, как легко давали ход анонимным письмам, и в том, с каким упорством следствие и комиссии разыскивали внутри института людей, когда-либо имевших конфликты с разработчиком "искусственной крови" профессором Белоярцевым. И в том, с каким постоянством игнорировались материалы двух ученых советов по "Перфторану", отбрасывались отзывы лучших медиков страны, проводивших клинические испытания препарата. Как вообще чинились препятствия любым попыткам обсудить проблему на представительной научной дискуссии.

За всем этим чувствовалась чья-то невидимая, но властная рука, которая если впрямую и не направляла действия следователей и комиссий, то, во всяком случае, давала и комиссиям, и следствию векселя на произвол и полную безнаказанность.

В душной, сгустившейся атмосфере Белоярцев и его коллеги еще пытались работать, но это становилось почти невозможно. Надо было защищаться.

Страшноватое досье скопилось на моем рабочем столе за последние полгода. Есть здесь и протоколы обысков, и постановление Серпуховской межрайонной прокуратуры об отстранении обвиняемого Белоярцева от должности, и материалы нескольких ревизий, работавших в Институте биофизики, отчаянные письма коллег и сослуживцев Белоярцева. Есть здесь и служебная записка, составленная самим Феликсом Федоровичем. Приведу лишь выдержки из нее:

" — Довожу до Вашего сведения, что в руководимой мной лаборатории медицинской биофизики и вокруг нее сложилась нездоровая обстановка.