— Воров защищаешь? Хочешь, чтобы до нитки меня обобрали? — И она выскочила вон, шумя юбкой.
Михал, потирая побагровевшую щеку, крикнул Ягне:
— Идите и оправдывайтесь, иначе мамаша все ваше барахло на улицу вышвырнет!
Клементина, как приличествует божьему человеку, сидела у стола, не внемля крикам и брани, и преспокойно читала по книге молитву. Немного погодя встала, ключ сунула в карман юбки и с молитвенником под мышкой огляделась по сторонам. Пробормотала про себя:
— Жаль, нет Магды, а то бы попросила у нее маленько соломы для тюфяка. Придется теперь особо заходить. Ну ничего, зайду… — И, обратив к Михалу свое маленькое, похожее на яблочко личико, добавила громко: — Храни тебя господь! И помни, никогда не заступайся за лихого человека!
Колыхнулись на груди ее четки, глаза сверкнули озлобленно, алчно, и она вышла из хаты.
Перевод М. Игнатова.
Эдмунд Низюрский
СМЕРТЬ ЛОУРЕНСА
Обидович лежал, распластавшись на животе, в папоротнике за вырубкой. Ну и глупая же ситуация! Когда он поворачивал голову, то видел направленное в спину дуло автомата с отвратительным дырчатым стволом, напоминавшим ему почему-то детскую игрушку, и это было невыносимо. Когда он поднимал голову, слышал незнакомый усталый голос:
— Лежать! Не шевелиться!
Прошло, очевидно, минут двадцать с того момента, как он услышал на шоссе этот проклятый окрик:
— Стой! Пограничный патруль!
В течение этого времени он пережил все стадии сомнений и надежд. Десять раз оказывался в аду и десять раз выбирался оттуда. И все-таки никак не мог примириться с мыслью, что он пропал…
А все из-за той нелепости. Да… Это была, несомненно, случайность. Ведь он не совершил ни одной ошибки. Все шло по плану.
Ровно в четыре часа Курт причалил к берегу. На этот раз прогноз погоды не подкачал. Над Одрой лежал густой туман, служивший превосходной естественной завесой…
Пограничную полосу он прошел как обычно: спиной вперед; на случай возможного преследования посыпал табачком для собаки. Местом перехода границы избрал стык участков двух застав. От пограничной заставы в Боркове его отделяло семь километров, а от заставы в Острове одиннадцать.
Железнодорожная станция была в получасе ходьбы от реки. Плывя с Куртом, он отчетливо слышал гудок паровоза. Однако он не собирался идти на станцию — на таких безлюдных приграничных вокзалах каждый смотрит на незнакомца как на зверя из цирка.
Впрочем, это было излишним. В двух километрах от станции ремонтировали железнодорожный мост. Поезд обычно сбавлял здесь скорость до пяти километров в час, а иногда даже и останавливался, особенно в такие туманные ночи, как нынче.
Подступы к мосту. Там, в густой дубраве, у него излюбленная тропинка, усыпанная полусгнившими листьями. По ней можно идти мягко и бесшумно, как по ковру.
Все было обдумано до мельчайших деталей, с учетом различных вариантов, предусмотрены все случайности и даже «перемена погоды». И надо же было произойти такому глупому совпадению, чтобы в это же время на шоссе оказались два «яна», будто они его там специально поджидали.
В первое мгновение он так и подумал: пограничники ждут. Ему стало не по себе. Вот и конец. Но потом он успокоился: чепуха! Как они могли о нем знать? С того момента, как он высадился на берег, прошло не более десяти минут. Простая случайность. Да, бесспорно, это только случайность. В конце концов, что удивительного? Они снуют здесь повсюду.
Правда, они застали его врасплох. Вышли неожиданно из-за деревьев — около шоссе росли кривые дубы…
Собственно говоря, вышел один из них. Обыкновенный паренек, неуклюжий и долговязый. Худой блондинчик с голубыми глазами. Второй, с круглым и красным, ничем не примечательным лицом, остался во рву — он лежал на животе, держа в руке автомат, и грыз травинку. Долговязой произнес обычную, стандартную фразу: «Стой! Пограничный патруль! Предъявите документы!»
В таких случаях не следует выказывать удивление и уж тем более испуг. Обидович медленным, небрежным движением достал бумажник.
Документы у него были в порядке. Самые лучшие, самые безукоризненные, какие только можно иметь в подобных ситуациях, включая паспорт, служебное удостоверение и командировочное с проставленной на нем датой выезда из Варшавы. У него даже было удостоверение Лиги друзей солдата. Это, безусловно, располагало к себе…
Но… (он без конца повторял это в Центре) документы хороши лишь в определенном месте и в определенное время. Даже самые безукоризненные в пограничном лесу в четыре часа десять минут утра вызовут подозрение, хотя они свидетельствуют, что «Тадеуш Каетанович является инженером-лесоводом и инспектором Министерства лесного хозяйства, что он «командируется в лесничество Шрудбуж Зеленогурского воеводства с целью осуществления контроля за результатами кампании по истреблению еловой совы». Долговязый долго вчитывался в документы… Когда же он в конце концов поднял глаза на Обидовича, было видно, что он колеблется…
Сердце Обидовича забилось надеждой…
Солдат хлопнул паспортом о ладонь.
— Что вы здесь делаете в это время? — спросил он.
Обидович усмехнулся понимающей, терпеливой улыбкой пожилого человека. Он знал, что в подобных случаях не следует слишком страстно и поспешно оправдываться. Психология не выносит перегибов.
— Я приехал в половине четвертого.
— Ну и что?
— Ну, вместо того чтобы ждать на станции, я хотел… — он сделал неопределенное движение рукой. В голубых глазах пограничника снова отразилось колебание. То, что говорил Обидович, казалось вполне правдоподобным. Действительно, в три тридцать прибыл поезд из Губина.
— А почему вы шли не по шоссе? И что делали в зарослях?
Обидович пожал плечами, как бы удивляясь вопросу. Потом он вдруг потянул пограничника за рукав и таинственно шепнул ему:
— Бродил по лесу.
Пограничник смутился и покраснел. «Порядочный парень», — усмехнулся про себя Обидович. Вероятно, солдат не хотел, чтобы сложилось впечатление, будто он лишен чувства юмора, и чтобы его, боже упаси, не сочли тупым служакой. Парень был, как говорится, мировой, однако эти прохвосты сумели уже заразить его проклятым формализмом. Пограничник подавил улыбку и произнес громко, стараясь придать своему голосу грозный оттенок:
— Перестаньте шутить… Я спрашиваю серьезно…
— Ну что ж, любовался деревьями, коллега… К сожалению, у меня такая профессия… И привычка.
— В такое время?
Обидович развел руками, как бы сожалея о тупости пограничника.
— Я ведь говорю — поезд, подозрительный коллега!
Пограничник покраснел… Уж очень несмелый парень. Видно, еще необстрелянный. Он смотрел на Обидовича каким-то озабоченным и удрученным взглядом. Возможно, впервые у него подобная встреча. Во всяком случае, у Обидовича екнуло сердце. Он знал, что сейчас решится все. Поверит ли?
Пограничник стиснул руками автомат… Нет, это еще не профессиональный охотник за шпионами, вся эта процедура не была для него особенно приятной, он опустил голову и тихо выдавил:
— Простите, пожалуйста, гражданин инспектор…
Так и сказал: «инспектор». Значит, поверил. Обидович вздохнул полной грудью, протянул руку за документами…
— Простите, пожалуйста, гражданин, — повторил пограничник, опять смутившись, — но вам придется пройти с нами.
Такое окончание фразы было слишком неожиданным. Обидович даже подумал, что ему послышалось. Во всяком случае, в этой истории было что-то непонятное, слова пограничника находились в каком-то противоречии с его поведением.
Добродушно, как бы от себя, успокаивающим, почти дружелюбным тоном пограничник добавил:
— Это продлится недолго… Мы вас не задержим… Но мы должны проверить…
Обидовичу все стало ясно. Обычно в таких случаях неопытный шпион или трус забывает о своей роли и начинает говорить лишнее, пытается убедить пограничный патруль, что не стоит напрасно тратить время и доставлять его на заставу. Он забывает, что действие должно развиваться в соответствии с заранее написанным сценарием. Страх толкает его к отступлению, заставляет считать сценарий неподходящим для данной ситуации, грозящим трагическими последствиями. Страх коварно подсовывает, казалось бы, более легкие и менее опасные, гибкие способы выхода из игры: требует импровизировать по собственному усмотрению, заставляет быть самим собой, что означает поражение и конец. Кем же может быть разведчик, если он становится лишь самим собой? Клубком страха.